Новый и Третий Рим. Византийские мотивы России

– Ты прав, мой мудрый генуэзец! Смело и хитро придумано! – с удивлением молвил Константин.

– Тот же метод, государь, будет применен и здесь – в воротной башне. На втором и третьем ярусах обороны будут прорублены и выложены артиллерийские бойницы, – добавил довольный итальянец.

– Превосходно! Сколько орудий и какие из них нужно привести и установить здесь, Антонио, для безопасности этого участка «Длинной стены» и ворот? – с некоторой тревогой, но более с надеждой спросил деспот.

– Думаю, не менее полутора десятков, а лучше двадцать стволов дальнобойных «фальконетов», отлитых из бронзы. В европейских странах они известны еще и под названием «bouche a feu», что есть по-гречески «огненное дуло». Османы, видимо, знакомы с ними и называют их «тюфенг», а русские уже применяли их и называют «тюфяки». Калибр их не превышает и ширины мужской ладони. Но эти довольно легкие и превосходные орудия с длинным стволом могут поражать противника картечью на расстоянии в две трети греческой стадии, – отвечал и рассказывал венецианец.

– Полтора десятка стволов?! Много! И это, верно, дорого для казны! – вымолвил уже слегка озадаченный словами инженера Константин.

– Государь, возможно временно снять часть легких орудий с других участков «Длинной стены», а потом заказать и приобрести «фальконеты» у моих земляков – генуэзских купцов. Они с удовольствием доставят сюда эти орудия морем.

– Хорошо! Корнаро, позаботься о «фальконетах». Скачи немедленно в Корон[18 - Корон – город-порт на юго-западном берегу Пелопоннеса.] и договорись с генуэзскими купцами о покупке орудий. Поторгуйся, сбивай цену, скажи, что нужно полтора десятка стволов на деревянных лафетах. Но если будут упрямиться, денег из казны не жалей! – приказал Константин, обращаясь к своему помощнику и казначею.

– Будет исполнено, господин, – отвечал Корнаро, склоняясь перед деспотом и удаляясь.

– Георгий, – обратился вслед затем Константин к своему другу и протовестиарию (секретарю) Сфрандзи, – езжай вдоль стены вместе с мейстером Антонио в сторону моря. Посмотрите, где лучше снять с башен хотя бы пять-шесть пушек. Распорядись от моего имени, проследи, чтобы сняли и вези сюда.

– Исполню, как велишь, государь, – промолвил Сфрандзи и вместе с генуэзцем пошел к винтовой лестнице.

– Отойдем, поговорим, брат, – обратился деспот к Фоме, обняв его за плечо и отводя в сторону к западному углу башни.

– Я очень благодарен тебе за то, что ты не оставил меня одного в эти трудные дни, за то что поехал со мною сюда, к Истму, – продолжал он.

– Не могу поступить иначе. Это мой долг, – отвечал младший Палеолог, склонив голову.

– Да, это ты. Но почему я не вижу здесь Димитрия? Что, спасение Мореи и нашей независимости – это не его дело?

– Ты же знаешь, каков он. Всегда думал только о себе и о своем, – согласился Фома.

– В этом он похож на покойного Феодора. Тот тоже свое личное всегда ставил выше всего и был готов вцепиться зубами в глотку Иоанну. Еще перед отъездом базилевса в Феррару и во Флоренцию Феодор готовился начать войну против него. Ты, правда, был еще совсем юн, но, верно, помнишь, как он поднял мятеж против Иоанна? – спросил Константин. – Это было шесть лет назад, во время отъезда автократора, – добавил он.

– Помню.

– Так вот, только чума, разразившаяся в Италии, остановила Феодора, ибо он решил не тратить попусту силы, а дождаться кончины брата и взять власть в Константинополе. Однако надежды эти не оправдались. В конце концов, когда Иоанн возвратился, то унял Феодора. И все мы тогда поддержали его. Даже Дмитрий не воспротивился автократору. По нашему общему соглашению он отказался от Мистры в обмен на Саламврию[19 - Саламврия – город и феодальный удел на Пелопоннесском полуострове.].

– Да, хорошо помню то нелегкое время, – согласился Фома.

– Поверь, нас ожидают более тяжкие испытания. Дмитрий решительнее и хитрее Феодора. Если опасность будет угрожать ему, он примет сторону сильного. Не побрезгует даже покровительства султана и примет ислам… – убедительно сказал Морейский деспот и внимательно посмотрел в глаза Фомы.

– Не могу поверить в это, но боюсь… – отвечал тот.

– Не говори ничего более, Фома, – промолвил Константин, трогая брата за руку и оставляя данную тему.

– Ныне главное – объединение всей Греции для борьбы против османов. У нас слишком мало времени, чтобы успеть собрать силы и возродить греческое царство хотя бы в Морее. Ты помнишь, сколько времени и стараний отдал я этому.

– Да, я знаю, шестнадцать лет назад ты захватил Патры[20 - Патры – город и феодальный удел на севере Пелопоннеса.], положив конец владычеству латинских рыцарей в Ахайе[21 - Ахайя – латинское название Пелопоннеса. Княжество Ахайя было образовано крестоносцами в 1209 году, после захвата Константинополя. Его остаток был ликвидирован деспотом Константином Палеологом в 1430 году.], и этим прославился как полководец, – ответил Фома.

– Но теперь мы имеем дело с более страшным, хитрым и беспощадным врагом. Мурад II не простит нам сочувствия крестоносцам, переговоров с деспотом Сербии Георгием, с трансильванским князем Хуньяди, с албанским воеводою Скандербегом. Правда, тот страшный разгром крестоносцев у Варны два года назад не остановит ни Яноша Хуньяди, ни Скандербега. Хуньяди вновь собирает силы против османов в Сербии, Хорватии, Венгрии, и в Трансильвании. Однако надеяться сейчас на его помощь наивно. Я уже оповещен, что султан собирает силы для вторжения в Морею, – посуровев лицом и синими глазами, сказал Константин.

– Я не оставлю тебя, брат, – с жаром выпалил Фома, – мои войска из Спарты и Монемвасии числом до полутора тысяч воинов уже двинулись к Истму. Правда, у меня нет хороших пушек, но среди них есть отряд добрых лучников и арбалетчиков-генуэзцев.

– Спасибо тебе, Фома. У меня на Истме около двух с половиной тысяч копий, стрелков и пушкарей. Еще столько же защищает Мистру. Я не могу бросить столицу Мореи на произвол судьбы.

– Обратись еще раз к Димитрию. Попроси его о поддержке! – с жаром призвал Константина младший Палеолог.

– Попробую еще раз, – отвечал Драгаш.

* * *

Спустя два месяца двадцатитысячная рать турок-османов, ограбив и разорив Северную и Среднюю Грецию, подошла к Истму и остановилась перед «Длинной стеной». Нестор-Искандер вместе со своим эфенди сопровождал турецкие войска. Тот находился в ставке Караджа-бея, расположившейся на высотах близ долины, по которой шла дорога, ведущая вглубь Пелопоннеса.

С высоты и с расстояния менее греческой стадии Искандер хорошо видел, как по приказу военачальника турки повезли свои тяжелые короткоствольные пушки-бомбарды и потащили щиты, сшитые из толстых досок и легких бревен, ближе к воротной башне греков. Верно, они намеревались укрыть за щитами прислугу орудий. Сотни лучников и стрелков с тяжелыми ружьями цепью двинулись вслед за воинами, тащившими деревянные щиты. Молодой человек всмотрелся и увидел, что на пряслах стен и в башнях многие греческие воины готовились к стрельбе из луков и арбалетов. Там за стенами и на стенах горели, чадили, дымили факелы и костры. Видно было и то, что в башнях оборонительной линии греков на разных ярусах расположено много боевых окон. Это удивило Нестора, ибо он видел много стрельниц в других греческих, турецких и русских градах (крепостях). Знал он также, что стрельба из пушек, луков да пищалей обычно ведется с венца – с самого верха стрельницы, из-за зубцов.

Тем временем турки успели подтащить свои тяжелые бомбарды, каменные ядра и бомбы на расстояние до половины греческой стадии от «Длинной стены». Теперь они устанавливали щиты и высокие плетневые корзины (туры) между орудий. Линии турецких стрелков вытягивались и выстраивались напротив стены и башен на расстоянии ста пятидесяти шагов. Искандер заметил, что в тылу войск, готовившихся к обстрелу, собираются в колонны отряды воинов с копьями, секирами и ятаганами, готовые ринуться на приступ. Через четверть часа турецкие бомбарды загрохотали и выплюнули своими жерлами огонь с бомбами и ядрами. Турецкие стрелки дали залп из ружей и пустили потоки стрел в сторону стен и башен. Со стен ответили стрелами, пущенными из луков и арбалетов. Линии стрелков и орудия турок окутали клубы черно-желтого порохового дыма. Восточный ветер, дувший со стороны моря, быстро сносил пороховую гарь в сторону Коринфского залива. С трепетом и сердечным волнением наблюдал Искандер за разворачивающейся схваткой у «Длинной стены». Мыслями и душой был он на стороне греков. С болью увидел Нестор, как рвутся на оборонительных сооружениях турецкие бомбы и как под ударами каменных ядер с пылью, грохотом осыпаются, рушатся зубцы куртин и стрельниц.

Между тем пороховой дым и чад разнесло ветром. Турки готовились к новому орудийному залпу, заряжали и наводили свои бомбарды. Вдруг боевые окна, верха греческих стрельниц и воротной вежи, словно молнии, осияли огненные сполохи выстрелов. Глаз Нестора уловил более двух десятков вспышек. Следом будто ветер донес до уха молодого человека громогласные раскаты орудийных залпов. Клубы порохового дыма окутали укрепления греков. Нестор посмотрел на то, что творилось у турок близ «Длинной стены», и не поверил глазам своим. Турецкие стрелки и пушкари, как посевы пшеницы в августе, были смяты градом и ливнем. Сотни их полегли на том месте, откуда они начали обстрел града, сотни других в суматохе бежали вспять, оставив свои пушки и бросив тяжелые ружья. Десятки турок, обливаясь кровью, ползли или ковыляли, оставляя место боя. Вослед туркам летели длинные арбалетные стрелы, поражавшие насмерть с дальнего расстояния. Через несколько минут вал отступающих докатился до подножия окрестных высот. Нестор услышал, что перепуганные турки орали своим соплеменникам:

– Тюфенг! Тюфенг!

– Гяур! Шайтан!

И, перекрывая вой, крики отступавших, ржание коней, раздался новый раскатистый залп греческих пушек. Греки выпалили в спину бежавших турок, словно ударили длинной коровьей плеткой им по спинам и пяткам, добивая раненых и отстающих. Греческие ядра крошили и разбивали в щепки турецкие щиты, поставленные для защиты орудийной прислуги.

– Добрии пушкари суть сии грекы, – подумал про себя Нестор.

* * *

Деспот Мореи Константин и его брат Фома в панцирях из железной чешуи и в шлемах стояли в окружении своих сподвижников и воинов на самом верху воротной башни. Константин, Фома, их родственник, известный математик Феофил Палеолог, генуэзский инженер Антонио и протовестиарий Георгий Сфрандзи внимательно смотрели за тем, что стремились предпринять турки. Бой и перестрелка, то усиливаясь, то ослабевая, тянулись уже третий час.

– Их нельзя подпускать близко. Не дай Бог, они оттянут свои бомбарды и начнут обстрел с окрестных высот, – говорил Константин.

– Да, точность попадания, конечно, будет невысока, государь. Но они пристреляются, наведут и за два дня смогут нанести серьезный урон «Длинной стене», – подтверждая слова Константина, молвил Феофил.

– К сожалению, наши фальконеты не достанут османов на этих высотах, – молвил Антонио.

Константин недовольно глянул в его сторону.

– Георгий, прикажи воинам готовиться к вылазке. Вели захватить турецкие пушки, нанести такие повреждения, заклинить их так, чтобы уже невозможно было стрелять, – жестко и решительно произнес деспот, обращаясь к Сфрандзи, но даже не посмотрев на него.

– Да, государь, – отвечал секретарь и поспешил вниз, чтобы исполнить веление деспота.

Через четверть часа, когда турецкие пушкари, стрелки и янычары попытались вновь откатить свои бомбарды из-под обстрела фальконетов, ворота в башне «Длинной стены» разверзлись, и оттуда навстречу туркам покатилось греческое войско. Морейский деспот и Феофил Палеолог возглавили вылазку. Фома оставался за старшего на верху башни. Константин не пустил брата в сечу, но сам на коне повел в бой своих воинов. В скоротечной, но яростной рукопашной схватке греки отбросили турок от стен укреплений. Греческие воины, кто успел, взорвали турецкие бомбарды, кто успел, забил в запальные отверстия турецких пушек железные клинья. В тот день под «Длинной стеной» турки потеряли до тысячи своих воинов и пушкарей. На какое-то время они утратили артиллерию и возможность наступать. Но в тот день на стенах и в вылазке погибло несколько сотен защитников «Длинной стены». Вооруженное противостояние у Истма, казалось, вошло в фазу равновесия.

Прошло десять дней. И Нестор заметил, что турки скрытно под покровом ночи каждые сутки отводят и направляют отряды своих воинов к «Длинной стене» южнее дороги. Вскоре, как-то поздним вечером, когда он заснул под пологом шатра своего эфенди, укрывшись овчинным тулупом, его разбудила негромкая турецкая речь. Говорили в шатре, и Нестор невольно подслушал разговор Керима-эфенди с его друзьями. Те курили ароматный табак, пили кумыс, которым угощал их какой-то татарский мурза.

– Наши аскеры сумели подтащить и установить тридцать пушек в десяти стадиях восточнее воротной башни, которую пытались взять накануне. Дело готовится при соблюдении возможной скрытности, – говорил один из османов.

– Хвала Аллаху! Теперь достославный Караджа-бей, разрушит «Длинную стену» и загонит этих свиней в их хлев, – сказал мурза.