– Дай пройти, – сказал незнакомец.
– Чего-чего? – Палёнов затрясся, превращаясь в Володю Бешеного. – Ты как со мной разговариваешь?
– И как же? – глядя в пол, незнакомец переложил футляр из руки в руку.
– Так словно я не человек, а… а… – Палёнов запнулся, задыхаясь от бешенства.
– Там прям какая-то катавасия, – сказал прильнувший к окну Скорик.
– Словно я клубень картофельный! – выпалил Палёнов.
Незнакомец оторвал глаза от пола, пристально посмотрел поверх головы Палёнова и усмехнулся.
– А разве не так?
Палёнов содрогнулся, словно его ударили. Он вскипел. В глазах у него потемнело.
– Ах ты… – Палёнов выругался и пнул скрипичный футляр.
Щелкнув замками, футляр раскрылся. Но вместо скрипки там лежала складная винтовка с оптическим прицелом. Палёнов оцепенел, вытаращив глаза. В голове у него помутилось, зашумело. Там как будто бы закружился мушиный рой. Внезапная острая боль пронизала Палёнова. Мертвенные глаза незнакомца обдали Володю холодом и припечатали к полу. Палёнов почувствовал себя сигаретой, которую размазывают по бетону, превращают в крошево.
«И это все?» – промелькнуло в угасающем сознании Палёнова.
«Это все», – ответили ему ледяные глаза незнакомца.
На Палёнова пахнуло сырой землей, и он растворился в кромешной тьме.
4
Глаза незнакомца оторвались от мертвеца и уставились на Скорика. Вздрогнув, бледный Скорик еще плотнее прижался спиной и затылком к стене, словно хотел слиться с ней, стать серой тенью.
– Меня здесь не было, – поспешил сказать Скорый.
– А где же ты был? – спросил незнакомец.
Скорый словно воочию увидел спасительные грядки.
– Картошку сажал! – выпалил он.
Незнакомец посмотрел поверх головы Скорого.
– Что там? – Скорый судорожным движением провел ладонью по голове, проверяя, не оторвал ли ее незнакомец. Голова вроде бы пока еще была на месте.
– Ничего, – с сожалением проговорил незнакомец и вздохнул. – Что ж… Поедем сажать.
– Что сажать? – опешил Скорый, чувствуя себя таким же плоским и холодным, как стена, к которой он прижимался.
– Как что… Картошку, конечно, – незнакомец покосился на лежавшего навзничь Палёнова. Скорый посмотрел на такого тихого и такого мертвого Володю, потом на незнакомца и до него дошло: во-первых, незнакомец не в себе. Во-вторых, лучше такому не перечить.
– Понял, – Скорый кивнул.
Незнакомец сказал, что надо сделать.
Скорый так и сделал: приподнял Палёнова, взвалил себе на спину и, придерживая за руки, потащил вниз. Ноги Палёнова стукались о ступеньки, пересчитывая их.
Навстречу поднималась пожилая плотная коренастая женщина, в очках, в платке. Она смахивала на жабу. Женщина остановилась, пропуская тяжело дышащего Скорого с Палёновым за плечами.
– Опять напился? – спросила она.
Но ни пыхтящий Скорик, ни незнакомец, который, глядя под ноги, спускался вслед за Скориком, ни тем более Палёнов ей не ответили.
– Опять… – женщина вздохнула и покачала головой. – Опять ночью концерт закатит. Когда это все закончится? О господи… Не боится ни бога, ни участкового… – вздохнула и потащилась вверх.
Напротив подъезда рядом с трансформаторной будкой стояла вишневая «четверка». Незнакомец нажал на черный брелок. Машина вякнула, мигнула задними фарами. Незнакомец открыл заднюю дверцу и выжидающе посмотрел на Скорика.
– Туда? – спросил Скорик.
Незнакомец промолчал, пронизывая Скорика ледяными глазами. Скорик, пыхтя и отдуваясь, затолкал Палёнова на заднее сиденье. Усадив Палёнова, Скорик разогнулся и вздохнул. Незнакомец продолжал стоять у открытой двери, молчаливо уставившись на Скорика.
– Может, я все-таки на переднем? – Поморщившись, Скорик с мольбою посмотрел на незнакомца.
Тот ничего не ответил, выжидающе глядя на Скорика. Обреченно вздохнув, Скорик уселся рядом с мертвецом. Незнакомец захлопнул дверь, и в тот же момент мертвец привалился к Скорику. Скорик содрогнулся и поежился.
Незнакомец убрал футляр в багажник и сел за руль. Осторожно повернул ключ в замке зажигания. Словно просыпаясь, «четверка» вздрогнула, зафырчала, захрипела и потом натужно зарокотала. Под капотом отчаянно загудел вентилятор.
Незнакомец включил автомагнитолу. Заиграл струнный квартет соль мажор Моцарта. В окно задней дверцы постучали. Скорик вздрогнул. Незнакомец убавил звук и быстро обернулся.
В окно заглядывал Виталик Набока.
Глаза у Виталика были мутные-мутные, лицо – пергаментного оттенка, а волосы взъерошены. Скорик с испугом глянул на незнакомца. Тот кивнул. Скорик крутанул тугую ручку стеклоподъемника и опустил скрипучее стекло.
– Куда путь держите? – заплетающимся языком проговорил Виталик. От него несло муравьиным спиртом.
Скорик бросил растерянный взгляд на незнакомца, потом на Палёнова, который, привалившись к Скорику, остекленевшими глазами уставился в никуда.
– Картошку сажать, – нашелся Скорик.
– А-а… Понятно, – разочарованно сказал Виталик. – До аптеки не подбросите?
Скорик опять и все с тем же испугом посмотрел на незнакомца. Скорику хотелось выскочить из машины и бежать со всех ног.
Но по ледяным мертвящим глазам незнакомца, Скорик понял, что лучше оставаться в «четверке», служа опорой для Палёнова и придерживая его левой рукой. – Ну, так что?
– В другой раз, – сказал Скорик.
– А-а… Понятно, – и разболтанной походкой, весь как на шарнирах, подергиваясь, взмахивая руками и дрыгая ногами, словно картонный паяц или как будто через него пропускали электрические разряды, Виталик отправился в дежурную аптеку за очередным пузырьком.
Скорик проводил его завистливым тоскливым взглядом. «Четверка» оставила шарнирного Виталика позади и завернула за угол.