Осознанная необходимость

ЭСТ (смущённо, но нагло). Ой, доброе утро, Неличка. Это я пошутил нехорошо, но после вчерашнего…! А Анатоль Басетович уже встали?

НЕВРОЗОВА. Я не буду с вами здороваться, вы всегда гадости говорите.

ЭСТ (подходит к столу). Юрий Ильич, кажется, в этом зале чего-то не хватает? Вот здесь, на этом месте сегодня ночью мы оставили нашего бездыханного товарища…

НЕВРОЗОВА. Опять сочиняет. Я в шесть уже была на посту… за стойкой, никого здесь не было.

МАЛЮТИН (раздражённо). Как я не заметил! Вот видите, Неля, одно ваше присутствие… Извините меня, но вчера мы действительно простились здесь с одним из наших товарищей – Пионеровым. Он был в таком ужасном состоянии. Вы к нему заходили?

НЕВРОЗОВА. Нет, дверь была заперта, а постучать я постеснялась.

ЭСТ. Глядите, китель и фуражка пропали.

МАЛЮТИН. И не только они. Я не смог найти левый ботинок, поэтому извините, но сегодня я в тапках.

ЭСТ. А вы сноб, Юрий Ильич. Я тоже в трусах, но это не означает отсутствие у меня брюк. Как показал вчерашний, говоря словами товарища Ежова, следственный эксперимент, здесь может пропасть всё, что угодно. Я ничего такого не заметил, но не удивлюсь, что и мои ботинки сейчас носит какой-то бомж.

Неврозова злорадно улыбается.

ЭСТ (продолжает). Я уверен, что ваш левый ботинок просто закатился под тумбочку, а вы уже готовы уголовное дело открыть. Кстати, хочу вас поздравить… с висяком.

МАЛЮТИН. Это как понимать?

Собакин тихо спускается по лестнице в клетчатом костюме, в галстуке, но тоже в тапочках, поэтому его появление не сразу замечают.

СОБАКИН. А так и понимать, дорогой Юрий Ильич, что жертва теракта исчезла и даже заявления не оставила, главный свидетель, кто первым обнаружил тело, пропал вместе с ним, с телом то есть. Вновь открывшиеся дело о разбавленной водке основывается только на показаниях товарища Ежова, который, извините, конечно, по своему вертухайскому обычаю потребляет только спирт, и ему верить никак нельзя. А поставщик императорского двора сего продукта, наш впечатлительный товарищ Пионеров, тоже не наблюдается. Но это всё мелочи по сравнению с пропажей моего правого ботинка.

ВСЕ КРОМЕ НЕВРОЗОВОЙ (разом). Как и у вас тоже?!

НЕВРОЗОВА. Это вредительство! Анатоль Басетович, вы теперь простудитесь!

ЭСТ. Провокатор Пионеров украл наши ботинки и скрылся.

СОБАКИН. А мотив, Фима? Что руководило этим отморозком, в лучшем и прямом смысле этого слова. Сатрапы с Лубянки и Большой Дмитровки вчера бросили нашего товарища на произвол судьбы. Оставили лежать одного в холоде. Естественно у любого крыша поедет. Вот и мотив – месть.

Спускается с лестницы и встаёт в свою обычную важную позу, высоко задрав подбородок.

СОБАКИН (продолжает). Как жалкий, дикий, мелкий опоссум, он лишает наши лапы, пардон, ноги защиты, тем самым уводит наши мысли далеко от ключевого исторического момента. Как мы теперь пойдём победным маршем в тапочках? Ха…ха…ха. Мы проиграли сражение ещё его не начав, как Наполеон под Бородино и по той же причине. Он действительно провокатор – этот камердинер!

Появляется Ежов, держа наперевес ржавую пилу кусок перил.

ЕЖОВ. Вы, Анатоль Басетович, говорите как всегда пафосно, загадочно и… обидно. Однако, как обычно, вы неправы. Нам он никакой не товарищ, и здесь без обид. К тому же вчера ему было всё равно где лежать, и на то есть свидетель – товарищ генеральный прокурор.

МАЛЮТИН. Ну, я бы не спешил с выводами…, но жалоб от товарища Пионерова не поступало – это факт.

ЕЖОВ. Вот именно. Никакой связи его с ботинками не наблюдаю. Его скорее могло заинтересовать похищение главной улики – вот этого…

Ежов тычет во все стороны грязными уликами.

ЭСТ (обращаясь к Собакину). Учитель, наши вертухаи окончательно вертухнулись.

ЕЖОВ. Молчать, Ефим Амбросьевич, под статью пойдёте за укрывательство! Бежал он от правосудия, господа-товарищи, как подлый трус, но от отпечатков пальцев и от органов ещё никто не убегал. А на счёт ботинок…

Бросает строгий взгляд на Неврозову.

… Я, товарищи, всю ночь глаз не сомкнул – охранял улики. И вот пару часов назад слышу, как ко мне без стука заглядывает…

Берёт Нелю за руку и выводит на свет.

… вот эта дамочка…

СОБАКИН. Неля! Почему ты ничего мне сказала. Как это низко.

МАЛЮТИН. Неля, скажите, что вы просто ошиблись дверью!

ЕЖОВ (продолжает). … и в руках у неё гора обуви, к которой она ловко присовокупила и мой штиблет. Тогда я не задал ей вопрос, так как охранял главную улику. Но сейчас…

Ежов звонко бьёт по полотну пилы и со зловещим видом делает шаг в сторону Неврозовой. Она внезапно вырывается от Малютина и бросается на грудь Собакину.

НЕВРОЗОВА. Анатоль, любимый мой, не виновата я! Мне приказали.

СОБАКИН. (раскидывает руки, как бы защищая девушку). Руки прочь от презумпции невинности… от невинности презумпции! Но, дитя моё, кто вам приказал, и как он мог?

НЕВРОЗОВА (рыдает). Он страшный человек. Бессмысленный и беспощадный.

СОБАКИН. Гм… Гвардин!?

НЕВРОЗОВА. Ты сказал, любимый! О как я страдаю! Решено, я подаю рапорт об отставке.

СОБАКИН. Как, Неля? Ты…

МАЛЮТИН. Неля, так вы агент?

ЭСТ (мгновенно заводится). Гадюка семибатюшная!

ЕЖОВ. А я не знал. Ну, тогда другое дело.

НЕВРОЗОВА. Я женщина, а женщине в этой стране два пути: либо на панель, либо в органы.

МАЛЮТИН. Я бы посоветовал – в политику, то есть – совместить.

СОБАКИН (задумчиво). А что, это идея.

НЕВРОЗОВА. Анатоль, как вы можете смеяться, в такой момент. Я отдала вам всё, а вы ботинка пожалели. Куда мне теперь, одной, с маленькой дочерью!

СОБАКИН. Какая дочь?

НЕВРОЗОВА. Да, у меня есть дочь, а у вас Анатоль Басетович – жена, дочь и любовница на Васильевском.