Перекрёстки, духи и руны

–Может пойдёшь с нами? – спросил старик. Ты вроде нормальный, не бездельник, а то духи любят ничего не делать, не все, конечно, но многие, приходят кто по призыву, кто просто так, прибиваются, обещают, чем-то помогать, что-то делать, а в итоге кормятся на халяву и улетают. Адриан, посмотрев на него также многозначительно кивнул, соглашаясь со стариком, чтобы не прослыть невеждой в глазах нового знакомого.

–Как эти? – кивнул Адриан, в сторону женщины и прыгающего подростка.

–О, нет, – поправил его старик. Мириам самая сильная, она защищает всех нас и целый табор, ещё лечит, сильней неё только Корунд, демон, но он на цепи, слишком бешеный, останавливаться не умеет. А Антон, так, где-то защищает, где-то выполняет мелкие поручения, мальчишка ещё ветер в голове. Тут к ним подошли Мириам и Антон. При чем от женщины исходила такая сила, что Адриан невольно зажмурился, она была сильна, очень и старик явно не врал, когда говорил, что она выполняет ведущую роль во всей этой компании.

–Смотрите кого я нашёл, – начал старик, указав в сторону Адриана. Неплох, а?

–Я Мириам, а это Антон, – представилась женщина, изучая сидевшего перед ней призрака мужчины, внимательно и придирчиво.

–Адриан, – представился он, и подняв голову посмотрел в глаза Мириам, выдерживая её взгляд. «Она восхитительна» – подумал он. Это лицо!! Бывает холодная красота, дикая красота, но царская красота бывает очень редко, когда смотришь на женщину и признаешь за ней абсолютное превосходство, без надутого самомнения, которое можно перевернуть или подставить под сомнение, не просто красоту, безупречной линии носа, глаз, овала лица, такая бывает и куклы, а когда всё это излучает силу, статус с которым просто не мыслимо спорить, такую красоту можно назвать царской, королевской. Глаза серо-синими гроздья хрусталя уходили далеко вглубь, завлекали, лишали рассудка, смотреть в такие глаза все равно, что падать в бездну хрустальных пещер. «Долго смотреть в них опасно,» – подумал он.

–Я как раз, предложил Адриану, присоединиться к нам, – произнёс старик, с уважением глядя на женщину, словно ожидая её согласия.

–Сколько ты уже умер? – спросила женщина.

–Не знаю, – ответил Адриан и отвёл взгляд, вспомнив о матери.

–Если хочешь, пойдём с нами, – предложила Мириам, видимо удовлетворённая тем осмотром, который провела. Старик тут же просиял, радуясь новому собеседнику, впрочем, как и Антон, молча ожидавший решения Мириам, парень, одетый в простую крестьянскую рубаху, что моталась на нём мешком, больше походил на дуралея, чем на защитника. Адриан, кивнув, в знак согласия, поднялся с земли, бросив прощальный взгляд на надгробие матери. -Куда идти? – спросил он.

Поселение цыган, являло собой скромный пример кочевой жизни народа, пёстрые яркие шатры, пламя костров и необычная речь греющихся возле огня людей, эта атмосфера невообразимым образом окутала его теплом и покоем. Однако было в таборе, и кое-что странное, здесь почти не было стариков, он словно обнищал на радость и счастье, лица цыган были хмурыми и унылыми. Лёгким ветром залетев в один из шатров, они оказались перед цыганкой, не спешно готовившей какое-то травянистое снадобье. Тшилаба[43 - Тшилаба – ищущая знания (с цыганского).] шувани[44 - Шувани это – цыганское слово, что обозначает ведьма. Женщина-обладающие особым знанием и способностями, которые могут использовать как во благо, так и во зло.] табора, была непростительно молода и выглядела немного скукоженной, съёжившейся так бывает, когда человек рано повзрослел, взвалив на себя проблемы своих близких. Она посмотрела на него, осмысленно и спокойно слушая шёпот старика, чьё плоское лицо на фоне горящих свечей выглядело особенно жутко и неестественно.

–Здравствуй, – сказала она, не сводя с него взгляда.

Он напряг связки, но не смог произнести ни слова и просто поклонился, продолжая напрягать связки, он не произвольно сам того не зная, увеличил количество энергии именно в этой области своего эфемерного тела, потому на следующие вопросы цыганки он все же сумел ответить.

–Готов ли ты помогать мне? – властно спросила она.

–Да, – ответил он, и не узнал свой голос, такой глухой и хриплый, больше похожий на голос зверя, вдруг научившегося говорить, нежели человека, теперь он понял, что до этого с духами, что пригласили его сюда, он общался мысленно.

–Что ты умеешь? – задала она следующий вопрос.

–Солдат, – коротко ответил он, поражаясь с каким трудом ему даётся элементарная, человеческая речь.

–Воин значит, -подвела итог цыганка. Это хорошо, Мириам давно нужна помощь, чтобы присматривать за всем.

–Что ты любишь? – спросила она, смягчив голос, отчего он прозвучал немного ласково, будто она разговаривала с котёнком, а не мёртвым духом.

–Огонь! – коротко по собачьему, рявкнул он.

–Ну, что ж проходи, найди себе место возле свечей и отдыхай, я позову тебя, когда ты понадобишься, – сказала Тшилаба, вежливо уступив ему дорогу, дальше вглубь шатра. Он поступил, как ему было предложено, запах сальных свечей, высушенных трав, пламя лампадки, что горела прямо перед ним горячее и живое, как те материнские свечи, что пробудили его во мраке ада, теперь это был его дом, новый дом, а порог этого шатра, порогом нового дома, маленького кочевого угла, где он мог греться и набираться энергии, энергия в мире духов решает всё, энергия и опыт. Это первое, что рассказала ему Мириам, когда он сидел, возле одного из костров, погруженный в безмятежность беспамятства, не имея цели и руководства к действию, всё его существование теперь сводилось к выполнению различных задач, они словно включали его заставляя работать, действовать, мыслить, присев рядом она взбодрила его своим появлением, заставила проснуться и включить осмысленность своего существования.

–Та энергия, которой ты был наделён при жизни, и которая осталась у тебя после смерти заканчивается, её было много, но она увы не вечна. И теперь ты должен сделать выбор?

–Какой? – глядя перед собой непонимающим стеклянным взглядом, мутных глазниц, спросил он.

–Остаться таким, какой ты сейчас, и превратиться в голодного лишённого всякого рассудка и памяти призрака или ещё хуже стать сущью, либо начать учиться и развиваться, и стать сильным духом.

–Если я пойду по первому пути, я ведь буду не сильно вам нужен? – безразличным голосом, спросил он.

–Боюсь, что нет, – ответила она, холодным, непререкаемым тоном судьи и палача, одновременно.

–Тогда, я скорее пойду по второму пути, – продолжил он, видимо даже не обратив внимание, на её тон, его голос звучал всё также апатично серо.

–Тогда начни питаться, для начала вот этим огнём, что толку просто так греться возле него! – теперь её голос прозвучал куда требовательнее, так что он, повернувшись посмотрел на неё, он уже не жмурился от исходящей от неё силы, только восхищался. «Какой же потрясающей она была при жизни, если жила конечно,» – подумал он и впервые за всё время улыбнулся, а она ответила на его улыбку, своей, чистой сияющей и тёплой, её улыбка возвеличивала, и сама по себе была источником силы, она приоткрывала её душу, её внутренние покои и они были невыразимо прекрасны и бездонны как звёздное небо. Объяснив ему как устроена, та другая жизнь после смерти, она начала учить его, и он послушно следовал её советам и урокам, осваивая магию, способы потребления энергии и прежде всего огня, знания о других духах и существах, и что куда важнее знания о людях, их энергии, плоти, их болезнях и проблемах. Открывшийся перед ним другой мир, был чарующим и интересным, и подарил ему вкус к этой новой жизни, азарт жить и восхищаться масштабу мира вокруг.

Дым и пепел.

Помните нас. Ибо мы тоже

Жили, любили и смеялись…

Аврелий Августин «Исповедь»

Вы прибыли в лагерь, из которого выход только один – через трубу крематория.

Слова начальника лагеря Освенцим.

Первая мировая война, отгрохотав далёкими раскатами грома, не коснулась Адриана и цыган табора, но у фламандца была своя война и куда более важная для него, он сражался, защищая свою землю, граница которой проходила там, где останавливался, раскинув свои пёстрые шатры табор. Мириам обучила его многому и её уроки не пропали понапрасну. Адриан защищал табор, причём под особой опекой была Тшилаба, эта сильная девушка с грустными глазами, напоминала ему мать, какой она была в молодости, и перед которой, он был дважды или даже трижды виноват, не сумев не только похоронить её проводив в последний путь, но ещё обрёк её на кончину в одиночестве, когда же она умерла, он не простился с ней даже будучи духом. По началу шувани табора, относилась к нему с долей холодного безразличия, но, когда он начал везде сопровождать и оберегать её, привнося в её жизнь долю своего опыта, она стала относиться к нему с большим теплом и даже заботой. Зачастую решая сложные вопросы с местными, там, где останавливался табор, она, чувствуя за своей спиной его широкую грудь вела себя гораздо увереннее, положительного эффекта добавляло наличие у Адриана необходимого опыта, который теперь был доступен и Тшилабе, что в её молодые годы было не мало важным. Чутье фламандца к засадам и ловушкам и с его умением вербовать людей и склонять на свою сторону власть имущих, дало Тшилабе необходимый опыт, сделав её куда более предприимчивой и дальновидной, улучшилось и её здоровье за которым теперь также следил фламандец. Забота о шувани было не единственным, что входило в деятельность Адриана, защита табора всегда было основной задачей и в ней он тоже добился многого, став правой рукой Мириам, и иногда, когда она была занята лечением или участием в каком-то сложном обряде, заменял её.

Раздобыв в одном из боев оружие, представляющее собой, шило или скорее заточку с рукояткой как у кинжала, он не пренебрегал случаем применить его, вонзая лезвие в тела врагов, он снискал себе в мире духов, славу опасного противника. Присматривал он и за Корундом, демон жил в небольшом сундуке, что-то среднее между шкатулкой и ларцом, и был похож на маленького черноволосого цыганёнка, если бы не черно-серый серный дымок, окутывающий его тело и четыре огненных красных глаза, в которых всегда плескалась злоба, впрочем, иногда, она имела обыкновение накапливаться и подниматься как вода в колодце, после паводка, и в такие дни исходящий от него запах тухлятины был по-особенному безжалостно смердящим. Несмотря на то, что о существовании Адриана в таборе знали единицы, ему нравилось там, нравилось чувствовать себя членом этой большой и шумной семьи. Наслаждаться ароматами хабе рома[45 - Хабе рома суп готовят его на мясном бульоне, заправленном зеленью: луком, укропом, петрушкой.] или хабе мелало[46 - Хабе мелало – «тёмный» суп готовится на мясном бульоне из овощей с добавлением баклажанов, отчего и получается тёмный, «грязный» цвет, давший название блюду.] с только, что испёкшимся бокморо[47 - Бокморо – цыганский хлеб.], слушать звон бубна, дробящего тишину ночи и утопать в волшебной атмосфере, сладких и буйных праздничных цыганских вечеров, когда лоскутное шитье разукрашенных красками нарядов, начинает колоситься и играть под звуки гитар на малиновых лентах. Затем, когда фимиам горячих похвал стихал и костры горбатых дворов, становились тускнея, можно было услышать сладкий шёпот в лампадном сиянии шатров. Однако всё хорошее рано или поздно заканчивается вопреки, неистребимой человеческой вере в утопию. Духи увы не всемогущи, впрочем, как и боги, и что далеко не все трудности, можно обойти или обмануть, изменив ткань будущего, знают не понаслышке и принимают это. Есть сложные времена, которые иногда все же нужно прожить, уплатив дань жертвой, в такие времена сильные стиснув зубы молчат, слабые жалуются, прогибаются и умирают, так и не выторговав у фортуны, своё лишь им ведомое счастье, впрочем, есть ещё и третьи про которых фортуна просто забыла.

Двадцать первого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года в Берлине прошла встреча начальника Главного управления имперской безопасности Райнхарда Гейдриха с представителями Полиции безопасности (Зипо) и Службы безопасности (СД). После победы Германии, гарантированной вторжением в Польшу, он намеревался депортировать тридцать тысяч немецких и австрийских цыган из Великого германского рейха в Генерал-губернаторство (эта часть оккупированной немцами Польши не была аннексирована непосредственно Германией). Генерал-губернатор Ганс Франк, главный представитель гражданских оккупационных властей в Генерал-губернаторстве, расстроил этот план, отказавшись принять большое количество цыган и евреев в Генерал-губернаторство весной тысяча девятьсот сорокового года. Однако германские власти все-таки депортировали некоторое количество цыган из Великого германского рейха в оккупированную Польшу с тысяча девятьсот сорокового по сорок первый годы. В мае тысяча девятьсот сорокового года эсэсовцы и полицейские депортировали приблизительно две тысячи пятьсот цыган в основном жителей Гамбурга и Бремена, в Люблянский округ Генерал-губернаторства. Эсэсовские и полицейские власти отправляли их в лагеря принудительного труда. Условия, в которых им приходилось жить и работать, оказались для многих из них смертельными. Судьба выживших неизвестна[48 - ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ХОЛОКОСТА ГЕНОЦИД ЕВРОПЕЙСКИХ ЦЫГАН 1939–1945 ГГ.]. Так начался параимос – геноцид цыган.

Отношение к происходящему у самих цыган до которых доходили эти известия было не однозначным, кто-то брался за оружие, кто-то, собирая своих старался уйти от немцев как можно дальше или просто спрятаться, кто-то не верил, считая это всё выдумками и слухами. Табор Тшилабы, проведя собрание начал готовиться к отходу, хотя они находились на территории Франции и им пока ничего не угрожало все понимали, что так будет не всегда, копилась провизия, деньги, наводились справки о состоянии дорог, постов полиции. Звучал и самый главный вопрос. Куда бежать?

Франция объявила войну Германии третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года, однако активных боевых действий вести не стала (так называемая Странная война). Единственной попыткой повлиять на ход войны стала Саарская[49 - Саарская наступательная операция – наземная военная наступательная операция французских сухопутных войск в Сааре, организованная в начале Второй мировой войны и продолжавшаяся с 7 по 16 сентября 1939 года. Целью операции было отвлечение немецких сил и оказание косвенной помощи войскам Польши, которые в то время безуспешно пытались оказать организованное сопротивление немецким войскам.] наступательная операция, а десятого мая тысяча девятьсот тридцать девятого года немецкие войска перешли границу Нидерландов и Бельгии. В тот же день французские войска вошли в Бельгию. Непосредственно на германо-французской границе боевых действий не велось. Первое боестолкновение немецких и французских войск произошло тринадцатого мая в Бельгии. В тот же день немецкие войска пересекли бельгийско-французскую границу. Двадцать пятого мая главнокомандующий французскими вооружёнными силами генерал Вейган заявил на заседании правительства, что надо просить немцев о принятии капитуляции. Восьмого июня немецкие войска достигли реки Сены. Десятого июня правительство Франции переехало из Парижа в район Орлеана. Париж был официально объявлен открытым городом. Утром четырнадцатого июня немецкие войска вступили в Париж. Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорокового года Франция капитулировала перед Германией.

Адриан встретил эту новость достаточно спокойно, многое из его человеческих привязанностей уже перегорело к тому времени, единственное, что его заботило, это судьба цыган табора.

Лейла наследная шувани, которой Тшилаба, должна была передать свою силу, давно жила мечтой дать табору настоящий дом, который бы стоял на их земле. Внешне похожая на тонкий хрупкий цветок или звучание флейты, всегда улыбающаяся, она производила впечатление, человека слабого, лёгкого, однако это поспешное мнение многих было обманчиво, Лейла обладала силой, не такой конечно, как у Тшилабы, но достаточной, чтобы позаботиться о судьбе табора. Вместе они решили провести ритуал, и узнать то место, где цыганам можно было спокойно осесть. Тем не менее, не смотря на их обоюдные усилия и помощь духов, в лице Миро и Мириам, у них ничего не получилось, сказывался как страх, ядовитым туманом тёкший по территории оккупированной Франции, так и груз ответственности за возможную ошибку в выборе не верного направления. Шувани потеряла сон, с мучительной дрожью в руках она пыталась, повторить ритуал, но всё было тщетно. Адриан был не в силах ей помочь, и заботился, как и прежде, лишь о её здоровье и защите, впрочем, теперь это было делать гораздо проще. Их маленькое сообщество незримых людей, перестало быть таким уж маленьким. Вначале, ещё задолго до начала войны, появился Джура[50 - Джура – цыганский вариант имени Юрий,Георгий, Джордж.] вор и кулачный боец многих таверн, где он успел отметится при жизни, неоднократно подставлял табор, который был вынужден решать его проблемы, Тшилаба даже хотела выгнать его, но не успела, получив тяжёлое ножевое ранение Джура попросил Тшилабу дать ему разрешение после смерти остаться с ними и уплатить свой долг защитой табора. Потом появились бесы, никто не помнил, как это произошло, то ли Тшилаба, провела какой-то обряд, то ли они сами изъявили желание помочь, не за бесплатно конечно, но так или иначе они встали на защиту табора, существенно усилив безопасность цыган. Третьим соратником незримых защитников ромал, стал демон, причём функция защиты у него была не в привычном её понимании, а в финансовом. Ур так звали демона заботился о денежном и материальном благополучии табора. Маленький, пузатый со свисающими, лоснящимися от сала боками, и затёкшими жиром глазами, он больше напоминал инкуба[51 - Инкуб (incubare, «возлежать сверху») – в средневековых легендах распутный демон, ищущий сексуальных связей с женщинами. Соответствующий ему демон, появляющийся перед мужчинами, называется суккуб. Способен питаться жизненной энергией людей, которую он высасывает из своих жертв, по другой версии жертвы отдают её сами находясь в экстазе от соития с ним.], чем война, но с его появлением дела цыган пошли в гору покупались лошади, обозы, золото цыганских украшений. Через некоторое время Адриан, не смотря на всю эту охрану всё же начал чувствовать угрозу, нависшую над табором, тьма, отчаяние и боль ширились в его сознании, грозовыми тучами слёз, ту же опасность ощутил и Миро, вдвоём они убедили Тшилабу, повторить ритуал, но с оговоркой, разрешить им войти в её тело и провести церемонию без её как такового участия. И шувани согласилась, их видению сквозь туман и людскую боль, переполнявшими тогда землю, что была вспахана котлованами снарядов и горами братских могил, через все эти ужасающие картины искорёженных судеб и людских останков, они увидели острова, далёкие острова на которых звучала итальянская речь. Италия не сотрудничала в депортации евреев как в самой Италии, так и в итальянских зонах оккупации во Франции, Греции и Югославии. Поскольку эта страна была полноценным европейским союзником Германии, она могла сопротивляться давлению в вопросе уничтожения евреев, а отдельные силы в Италии защищали евреев от преследований. Цыгане в Италии и на контролируемых ею территориях также были защищены от депортации. Худшим антицыганским действием, на которое пошло итальянское правительство, было изгнание представителей этой группы на Сардинию и подконтрольные ему острова Адриатики. Итальянские оккупационные войска также защищали цыган от преследования со стороны немцев или местных жителей. Убийства евреев и цыган имели место после капитуляции Италии в тысяча девятьсот сорок третьем году, когда немецкие войска оккупировали север и центр страны. Численность жертв среди цыган в Италии по итогам войны, была заметно меньше, чем в других странах Европы.

Допустимо предположить, что изгнание цыган на острова, которое имело место перед событиями, описанными выше, сработало в их пользу, ведь они сразу оказались вне зоны немецкого контроля. Тшилаба была вне себя от счастья, наконец -то у них появился шанс и табор начал спешно готовиться к отходу, но всё же недостаточно быстро, днём в лагерь цыган вошли немцы. Это было настоящая неожиданность, держать в руках птицу счастья, и увидеть на пороге старуху с косой. Моросил мелкий дождь, бледное унылое небо нависало над табором, свежим саваном предстоящий скорби. Немцы, войдя в лагерь улыбались, самодовольной улыбкой кота, нашедшего не глубокую мышиную норку, их интересовали не только документы, которая Тшилаба тотчас им протянула, их интересовали шатры цыган, лошади, цыганские женщины, они даже не пытались скрыть своего интереса, поддевая автоматами подолы их платьев и приподнимая жакеты и весело смеялись агрессивно-напуганной реакции девушек. Особенно им приглянулась своей хрупкой, неземной красотой Лейла лицо которой было перекошено от волнения, хотя держалась она спокойно. Унтерштурмфюрер[52 - Унтерштурмфюрер – лейтенант.] изучив документы, чуть улыбнулся, вернее улыбнулись его губы, а глаза остались бесстрастными и внимательными, у Тшилабы сжалось сердце и рухнуло вниз, немец, понимая, какое они производит впечатление, по садистки подкупающе улыбнулся, видимо решив по играть с чувством страха, насытившим воздух. Тшилаба взяв себя в руки послала ему твёрдый взгляд словно за её спиной стоял целый бронетанковый взвод, что, впрочем, было не далеко от правды. Мириам с невообразимой скоростью, меняла стечение обстоятельств этой встречи, одновременно начали действовать и бесы, не особо дисциплинированные, они заинтересовались немцами сразу, видимо решив поиграть с ними в какую-то свою игру, которая вряд ли понравилась бы последним, но этого было мало и тут Адриан заметил, как вдруг не складно, не ко времени с глубоким облегчением вздохнула и выдохнула полной грудью Тшилаба, опустив глаза. Не сразу поняв, что произошло, Адриан машинально повернулся в сторону шатра шувани, незримые цепи дрогнув порвались, и Корунд вылетел из ларца, демон был в исступлении от охватившей его ярости и жажде утолить наконец голод, подлетев к унтерштурмфюреру, он вошёл в его тело, немец закашлялся, ему вдруг стало настолько жутко, что мысли о цыганских проклятьях сами собой возникли в его мозгу. Демон, выдрав у него кусок энергии его тела, летел дальше, облетая всех вторгшихся на территорию табора немцев, он метил их, запахло гарью. Лейтенант откашлявшись, думал только об одном, как бы не теряя лица, покинуть табор, живот скрутил тугой спазм, готового вырваться раньше времени завтрака, собравшись с духом он решил обернуться и сказать солдатам, что они уходят, сказать это с достоинством, человека которому простительна маленькая прихоть, но никого обманывать не пришлось, он увидел перепуганных солдат, с трясущимися поджилками, мысли о цыганках напрочь вышиб из их голов привкус тухлятины во рту и явственное ощущение скорой смерти. Немец быстро изобразил какой-то жест видимо означающий отход, который стоящие солдаты кинулись выполнять с беспрекословным фанатизмом.

–Он их всех пометил, – сказал висящий в воздухе, рядом с Адрианом Миро. Редкие из них доживут до конца недели. Корунд любит горелое мясо. Адриан, кивнул, теперь им предстояло не уходить, а бежать отсюда, что ромалы и принялись делать, сворачивая шатры, запрягая коней, кто-то побежал звать мужчин, которые ушли в город. Меньше, чем через час, всё было сделано. И тут Тшилаба сделала то, отчего Адриану и остальным стало не по себе, она подошла к Лейле, обняла её крепко прижав к себе, и что-то шепнула, та стояла в позе поражённого ударом человека и медленно повернув голову к Тшилабе спросила: – Почему сейчас?

–Так нужно, – ответила теперь уже бывшая шувани. Ты сильная принять сможешь, не заболеешь.

–Она передала Лейле силу шувани, – прошептала Мириам, в явном шоке от произошедшего. Только Миро, нисколько не удивился, потом Адриан, конечно, вспомнит этот его взгляд естественного хода вещей, но на тот момент, он был шокирован, не меньше остальных, если такое слово конечно применимо к духам.

Сквозь щели и прорехи фургонного полога, сочился промозглый октябрьский ветер. Они не останавливались ни на ночлег, ни на привал, и мчались так быстро, что если бы в пути, что-нибудь не случилось, то это было бы неслыханное везение. Адриан чувствовал беспокойство и надвигающуюся беду, оно было явным, чётким и этот холодок тянулся за ними несмотря на скорость, с которой они ехали. Где-то вдали появились фары машин. Ромалы предусмотрительно пересекая главные дороги, каждый раз ныряли в просёлочные и теперь оказавшись почти рядом с Италией, повторили это снова. Обозы проскочили друг за другом, сдвигая придорожный камень, на который и наскочил фургон Тшилабы, едва не перевернувшись, и правое переднее колесо слетев с оси покатилось в придорожные заросли. Не заметив отставшего обоза, цыгане продолжили путь. Машины приближались, их огни несли не успокоение, а беспокойство, угрозу разделительной черты, прочерка, что вычёркивает имена живых, внося их в списки мёртвых или пропавших без вести. Маленький цыганёнок, сидевший на вожжах, внук Тшилабы, испуганно смотрел на покосившийся фургон и укатившееся в сторону колесо.

–Чаворо[53 - Чаворо – парень/мальчик (на цыганском).] забирай гнедого и скачи отсюда! – закричала бывшая шувани решительно снимая с коня упряжь. Цыганёнок посмотрел на неё с непониманием. -Я сказала, уходи! Оставь нам одру[54 - Одра – старая лошадь.] и уходи.

–Но мами[55 - Мами – бабушка (на цыганском).]! – безвольно воскликнул он.

–Я сказала пошёл прочь! Иначе прокляну! – добавила она, уже начиная нервничать и сердиться. Огни машин уже показались из-за холма. Беги чавораалэ[56 - Чавораалэ – сынок на цыганском.]! А то пропадёшь!

Цыганёнок побежал уже на ходу вскочив на коня, в его глазах стояли слёзы. Из фургона Тшилабы нахмурив кустистые брови спустился Баро.