Шоколадница

По существу, этап строительства здесь уже завершился, да практически и ремонта тоже. Конечно же, серьёзные концептуальные проекты предусматривают, что видение объекта такого уровня закладываются уже на этапе проектирования. Но, было уже поздно о чём-то сожалеть. Дело было сделано. Здание существовало. Значит надо было просто понять, чего же лично от меня хочет Эльман. А хотел он, оказывается, многого.

– Понимаешь, я не хочу, чтобы это был один из многих других стамбульских отелей. Я хочу, чтобы у него было своё лицо. Вот ты и не спеши. Походи, посмотри, подумай. Потом поговорим.

А я не мог думать. Я и не хотел думать. Я хотел спать. Валяться на диване. Наслаждаться покоем. У меня было такое ощущение, что наконец-таки состоянию вечной борьбы за выживание пришёл конец. Можно расслабиться. Сходить с Миррой в один из этих ресторанчиков на берегу. Где каждому бы из нас Босфор напевал бы одному ему ведомую песенку. Мы и пошли. И не раз. Вдвоём. Доверив малыша няне. Впервые за последний год моя голова была полностью свободна от забот о хлебе насущном. Магия ночного Стамбула, вкусная еда и прекрасная женщина рядом. Что может быть лучше?

А потом, в один из наших походов, нам предложили с Миррой выпить бузы. Я объяснил ей, чем буза отличается от айрана. Она начала с улыбкой проговаривать считалку о великом Деде Коркуде, который всё перепутал на этом свете и дал неправильные названия многим вещам, которые следовало бы назвать совсем иначе. И айран не так назвал. В этот момент я как будто бы прозрел. И понял, как буду оформлять отели Эльмана. Конечно же, всё моё оформление будет связано с мифами, сказаниями, легендами. Мне не нужно будет рисовать портреты каждого из этих героев. Мне важно отразить дух народного творчества. Дух, который позволяет героям, выдёргивать из земли огромные деревья и прямо вместе с ними поспевать к месту битвы, где их ждут не дождутся их верные друзья. Дух, который всегда давал людям такую уверенность в себе, что они не боялись ни превратностей судьбы, ни таких ужасных чудовищ, как циклоп, ни потерь, ни страданий. А порой не боялись даже и самой смерти. Каждый сюжет, каждая страница, каждый герой нашей литературы вполне заслуживали того, чтобы получить своё новое, современное воплощение. Я был готов дать новую жизнь этому отелю. И вдохнуть в него все свои фантазии.

Я понимал, что мои искания как художника мало кому интересны. Но кто сказал, что занимаясь чем то другим, я предаю самого себя. Ведь большинство людей сегодня не хотят приобщаться к искусству, отправляясь в музеи или картинные галереи. Они, практически, не читают. Особенно молодёжь. Им нужны клипы и комиксы. У них вообще доминирует клиповое мышление. Они легче воспринимают образы, чем идеи. Почему бы им не рассказать о чём-то прекрасном так, чтобы они его восприняли как частичку самих себя?

* * *

В какой то момент я понял, что проснулся не только мой мозг. Проснулись дремавшие во мне какие-то первобытные инстинкты. Ведь я осознал не только суть того, что я буду делать в этом проекте Эльмана. Я понял, пожалуй, наверное, самую главную вещь в моей жизни. Прежде всего я постиг всю искусственность тех границ и барьеров, которые я возвёл между собой и Миррой.

Господи, боже мой, я почему то всё время сравнивал себя и того альфа-самца, который так ловко поймал её в свои сети. Мне казалось, что я во всём ему проигрываю. Хотя мы были почти одного роста, он был в отличие от меня идеально накаченным мачо. А я выглядел так, как выглядят все интеллигенты. Нет, я не был доходягой. Но никогда не гордился своими мускулами. Сколько бы я не изучал своё генеалогическое древо, там не было никого, кроме профессоров, учителей, религиозных деятелей и т. д. Я не смог докопаться даже ни до одного крестьянина, который просто бы обрабатывал землю, любил бы свою жену и растил бы крепких деток. Я не мог найти ни одного воина. Ну, не было в моём роду ни одного ремесленника, купца или менялы. Это, видимо, были профессии не предназначенные для нас. И ещё у меня в роду никто никогда ничего не делал руками. Ну, разве что я. Но кто говорит, что художники рисуют руками? Рисует душа. А руки – это так, подручный материал. Почти такой же как холст и кисти.

В противостоянии мачо и интеллигента, мачо всегда выигрывает. Он хищник. А значит, добыча всегда достаётся ему. Длинными бессонными ночами в Шемахе я, мысленно проигрывал тысячи сценариев того, как будут, в дальнейшем, складываться наши отношения с Миррой. В них было всё. Кроме моего счастья. Почему- то во всех своих мечтаниях, я отдавал эту чудо -девочку кому то другому. В моих идиотских фантазиях это всегда был именно тот человек, который гораздо больше, чем я, заслуживал получить в спутницы жизни это сокровище. Во всех этих вариантах я оставался один. С разбитым сердцем и с израненной душой. Правда, иногда мне представлялось, что Мирра, уйдя в какую то новую счастливую жизнь, оставляет мне нашего малыша. Но умом я прекрасно понимал, что всё это из ряда мечтаний, которым никогда не суждено стать былью в реальной жизни.

В тот чудесный вечер мы пришли с Миррой домой достаточно рано. Отпустили няню. Решили посидеть на кухне и, как всегда, попить чаю. На пороге она вдруг положила свою голову мне на грудь. И задала самый ужасный вопрос, который когда-либо красивая девушка может задать стоящему рядом с ней мужчине:

– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Ну, хотя бы немножко, хоть чуть-чуть.

Кто бы чтобы не говорил о любовной горячке, сущность её не могут объяснить даже те, кого она сожгла дотла. Как меня. Когда я понял, насколько наивна и неопытна эта девочка, то был поражён. Видимо, она просто напросто была послушной игрушкой в руках этого альфа-самца. Он так и не смог пробудить в ней женщину. Женщина в ней начала просыпаться только сейчас. Рядом со мной. Ведь такое невозможно было сделать без любви. Без чувств, которые обрекают влюблённых на вечную верность друг другу. Осознав это, я уже, конечно же, не контролировал ни себя, ни свои эмоции, ни свои действия. Вернуться в реальность, лишь под утро, нас заставил плач малыша.

Он конечно же требовал к себе внимания. А ещё он напоминал о том, что, наконец-то, наш треугольник, состоящий из мужчины, женщины и ребёнка, превратился в нормальную семью. Нет, конечно же, всё же не совсем в нормальную. В семью, где у отца в голове фонтанируют идеи о том, как оформить целый отель. Где мать является то ли «Шемаханской царицей», то ли «Шоколадницей», то ли будущим искусствоведом. А окружающий мир, совсем точно так же, как во вселенной, выстроенный когда-то моей бабушкой для меня, имеет размытые границы с миром сказок, легенд, преданий, прекрасных полотен и творчеством неординарно мыслящих художников. И неважно жили ли эти художники, в далёком прошлом, или же живут сегодня. Во все времена художники, хоть на шаг или два были впереди общества и формировали ту эстетику, которая будет воспринята в полной мере лишь последующими поколениями. Ну, так уж устроен мир.

* * *

И мы, всё-таки, встретились с этим альфа -самцом. Лицом к лицу. Спустя 15 лет. Мы приехали в Баку на свадьбу. Наши мальчики были уже достаточно взрослыми, чтобы взять их с собой на это свадебное торжество. Каждый из них был фактически точной копией своего отца. Это ещё один большой талант моей красавицы жены. Талант, заключающийся в том, что бы рожать сыновей, являющихся зеркальным отображением своих биологических отцов. Свадьба была уже в стадии, когда начинается молодёжная дискотека и такие люди как я, пытаются скрыться от громкой музыки, бьющей по барабанным перепонкам.

Наши мальчики утащили Мирру танцевать. Меня всегда забавляло, что они сравнивают девочек, с которыми дружат, со своей матерью. И каждый раз девочки проигрывают в этом сравнении. Я вышел в фойе этого зала торжеств. Мне предложили чашку чая. Допив его, я начал оглядываться по сторонам. Лучше бы я этого не делал.

– Можно?

– Да, да, пожалуйста.

Я не сразу узнал его. Альфа-самец куда-то исчез. Передо мной стоял просто грузный мужчина. С явно излишним весом и заплывшими глазами.

– Это же мой сын? Правда?

– А сам то ты как думаешь?

– Тут и думать не надо. И никакие анализы не нужны. Просто копия. Один в один. Как ты посмел отнять у меня сына?

– А по существу, я ничего и не отнимал. Я просто его вырастил. А по твоему же сценарию, его вовсе и не должно было быть на этом белом свете. Ты приговорил его к смерти. Как палач. Я спас его от гибели и воспитал. И горжусь этим. Точно так же, как горжусь своим младшим сыном. Это мои дети. И родила их мне моя женщина. Но я рад что ты, в конце концов, всё-таки узнал правду. Хотя в общем-то она тебе и не нужна была. Да и ещё я хотел бы сказать тебе «спасибо». Если бы не твой идиотский поступок, может быть, я сегодня не был бы таким счастливым человеком. Но я предупреждаю тебя. Благодаря тебе, я перестал быть тем мягким гуманистом, который способен после пощёчины подставить обидчику вторую щеку. Не приближайся к нам. Не смей вмешиваться в нашу жизнь И забудь всё то, что ты сегодня видел. Мы тебе просто приснились.

И тогда я увидел своего старшего сына. И, конечно же, пошёл навстречу ему.

– Меня мама послала тебя поискать. А это, что за урод был рядом с тобой?

– Да так. Один старый знакомый.

Тысячу раз правы те, кто утверждает, что в молодости мы имеем то лицо, которым нас наградили наши родители. А потом у нас появляется то лицо, которое в точности отражает наше внутреннее «я». Спустя годы, мерзкое нутро этого смазливого альфа-самца было чётко прописано на его постаревшей физиономии. Действительно, урод. Мой старший сын, как всегда, видел то, что составляет сущность вещей и людей. Точно так же, как когда-то это умела делать моя бабушка.