В дороге

В дороге
Джек Керуак

Один из величайших романов XX века в новом переводе, соответствующем поэтической и ритмической прозе Керуака. Это совершенно не похоже на то, что вы читали раньше, вас ждёт невероятный кайф, великий джаз безумных мастеров бибопа и путешествия через «просторы старой рухнувшей Святой Америки от устья до устья и от края до края». Поехали!

Джек Керуак

В дороге

Литературно-художественное издание

Переводчик: Андрей Щетников

Редактор: Сергей Дедович

Художник: Дмитрий Козлов

Верстальщик: Александра Яшаркина

Полное или частичное копирование материалов книги без разрешения правообладателя запрещено

chtivo.spb.ru

?

Бит, но не напуган | Артемий Троицкий

…Отдамся я, пожалуй, на волю потока сознания, как автор романа. У Керуака поток довольно строго хронологический и географический; я тоже начну с самого начала – с названия.

Мне больше нравится «НА дороге». Когда я слышу «В дороге», возникает ассоциация со старой советской песней – «Старость меня дома не застанет: я в дороге, я в пути!» Есть в этом какая-то комсомольская целеустремлённость, для битников, в общем-то, не очень характерная. А когда говорят «На дороге», то ощущение гораздо более расслабленное, растерянное: взяли и поставили на дорогу. На обочину. И иди, езжай, куда хочешь… И потом, «На дороге» похоже на другое выражение – «На игле». Для героев романа, да и для битников вообще, дорога – это и была самая толстая и самая долгая игла.

Известная формула Толстого про счастливые и несчастливые семьи для поколений не годится. Все счастливые поколения похожи друг на друга, и все несчастные поколения похожи друг на друга. Счастливые и несчастливые порождают соответствующие субкультуры, и они различаются, как день и ночь.

Счастливые поколения любят ярко одеваться.

Несчастливые предпочитают чёрно-белую гамму.

Счастливые обожают танцевать.

Несчастливые просто слушают музыку.

Счастливые требуют музыку простую и ритмичную.

Несчастливые – интеллектуальную и смурную.

Счастливые пьют пиво и хихикают от травы.

У несчастливых в ходу крепкий алкоголь и амфетамины.

Счастливые обычно самовыражаются через музыку и танцы.

Несчастливые – через эпатаж, литературу и поэзию.

Счастливые, как правило, ведут оседлый образ жизни.

Несчастливые проводят время в путешествиях и скитаниях.

Счастливые любят большие сборища.

Несчастливые – одиночество или маленькие компании.

Счастливые чаще всего со временем остепеняются и живут нормально.

Несчастливые очень часто уходят молодыми или становятся доходягами.

Счастливые – это, например, рок-н-рольщики (50-е) и битломаны (60-е), диско-кидс (70-е) и рейверы (80-е–90-е).

Несчастливые – битники (40-е–50-е), панки (70-е), готы (80-е), гранджеры (90-е).

Была и одна гибридная история – хиппи (60-е–70е).

Конечно, очень многое зависит не только от поколения и субкультуры, но и от конкретной индивидуальности, однако некоторые закономерности налицо.

Поколение Джека Керуака, как и «потерянное поколение» 20-х–30-х годов, было несчастливым. Детство пришлось на Великую депрессию, отрочество-юность – на Вторую мировую войну, в которой некоторым битникам, и Керуаку в том числе, пришлось даже поучаствовать. Родись Джек на 15 лет позже – не ездил бы он под дождём автостопом и не слушал бы Чарли Паркера в прокуренных подвалах, а гонял бы на собственной тачке и плясал рок-н-ролл. Однако не надо думать, что у битых жизнью жажда жизни тоже подбита – Керуак (Сал Парадайз), его друзья Нил Кэссиди (Дин Мориарти), Аллен Гинзберг (Карло Маркс), Уильям Берроуз (Старый Буйвол Ли) и вся славная компания битников доказали обратное. Напротив, они хотели жить по максимуму, не так, как другие, и без устали искали приключений на свою жопу – и сексуальных, и интеллектуальных, всех, какие могла им дать дорога.

Настоящие, «тру» битники – сами себя они называли хипстерами (не путать с нынешними декоративными) – завелись в конце 40-х годов. Когда и происходит действие романа. Они вели себя очень плохо: можно сказать, антиобщественно и даже самодеструктивно. Не имели определённой работы и места жительства, глотали и курили всякую гадость, якшались с чёрными, угоняли автомобили и воровали из магазинов, вели беспорядочную половую жизнь – зачастую в извращённых формах. Это было очень обаятельно, и Джек Керуак в самой смачно-реалистичной манере, задушевно и убедительно описал захватывающие антисоциальные приключения. Издательства не сразу осмелились выпустить книгу (написана в 1951), но, когда это наконец произошло (1957), это был триумф.

Тогда же появилось и слово ‘beatnik’, и весь классический антураж субкультуры: чёрные береты, чёрные очки, чёрные или чёрно-белые водолазки, белые майки, бородки, чёрные узкие брючки. (Кстати, едва ли не первый в истории случай моды-унисекс). Гуманитарная часть повестки, помимо прозы Керуака и Бэрроуза, поэзии Гинзберга и Ферлингетти, включала книги по буддизму и йоге, фильмы «нуар», би-боп и cool jazz в исполнении Чарли Паркера, Диззи Гиллеспи и Майлса Дэвиса.

Любопытно, что с бушевавшими ровно в то же время и в той же стране любителями рок-н-ролла пересечения были минимальными. Бит привлекал чуваков и чувих постарше, поизысканнее и претендовал на интеллектуальные откровения. Тем не менее, поп-культура его тоже переварила – достаточно вспомнить милейший фильм ‘Funny face’ с Одри Хепберн, массу бродвейских шоу и даже комиксы и мультики на бит-темы. Вряд ли это сильно радовало самых отвязных и бескомпромиссных контркультурщиков, и они скоро слетели с катушек: «Дин Мориарти» умер в 1968 в возрасте 42 лет, а сам Джек – годом позже, ему было 47. К середине 60-х бит-волна схлынула, однако брызги всё ещё летели. Особенно в период радикального бунта панков, которых очень любили и благословляли, сходя в гроб, и «Карло Маркс», и «Старый Буйвол Ли».

В слегка прибитой стране СССР тоже были молодые люди, называвшие себя битниками. В конце 50-х немногочисленное, но весёлое и резонансное движение стиляг разбилось на два русла – «штатников» и «битников». Штатники остались верны джазу, слушали джаз Стэна Гетца и Джерри Маллигана и носили твидовые костюмы. Битники, как и положено, оделись в водолазки и джинсы и танцевали рок-н-ролл. Было их очень немного, в классовом отношении преобладали дети номенклатуры, и я, скорее, назвал бы их просто «модниками». Гораздо ближе к настоящим битникам была следующая волна продвинутой советской молодёжи – хиппари (пик движения – первая половина 70-х годов). С компанией Джека Керуака их объединяло очень многое: культ музыки – причём «для слушания»; автостоп как образ жизни; интерес к восточной философии и прочей эзотерике; сексуальная невоздержанность; опыты с «расширением сознания»; пацифизм и антигосударственность. Пожалуй, вопиющее экзистенциальное диссиденство «идейных» советских хиппи делало их даже большими изгоями и смельчаками в тоталитарном Союзе, чем были битники в умеренно-полицейской Америке 40-х. К сожалению, великой литературы они не создали и сгинули практически без следа.

Есть и ещё одна замечательная русская история, петербургского разлива, которая приходит на память в связи с битниками: митьки! Конечно же, митьки домоседы, а не бродяги. Люди семейные и без гендерных отклонений. К джазу категорически равнодушны – разве что Утёсов… Но: песни и стихи любят, одеваются как попало, пьянствуют напропалую, а главное – невероятно душевные и дружелюбные, сладко кайфующие в тёплой ванне «братства»! Кроме того, история становления митьковского движения в точности повторяет взлёт и падение битников: так же, как американские романтики большой дороги вошли в моду почти исключительно благодаря шедевру Керуака, митьков прославила на всю страну художественная (но с реальными персонажами!) книга Владимира Шинкарёва. И так же, как герои бит-поколения, они оказались проглочены гламурным мейнстримом.

Чем «На дороге» Керуака может понравиться? Во-первых, книга прекрасно написана. Живо, искренне, весело и небанально. Говорят, её стиль повлиял на многих писателей. Во-вторых, это, на мой взгляд, одна из лучших, во всей мировой литературе, книг о дружбе – наряду, скажем, с «Тремя товарищами» Ремарка или «Приключениями Незнайки» Носова. Сравнения центральной парочки романа с Томом Сойером и Гекльберри Финном вообще стали общим местом «битоведения».

Когда я читал роман в первый раз, лет 40-45 тому назад, на английском языке и без особой надежды оказаться когда-либо в Америке, я думал, что это прекрасный путеводитель по Штатам и Мексике. Увы, это не так: с тех пор я побывал практически во всех описанных в книге местах, вплоть до Аризоны и Мехико-сити, и могу сказать: там всё сильно изменилось. Завораживающий road trip Джека Керуака может оказать неоценимую помощь пытливым молодым читателям в другом: оторвать их от грёбаных гаджетов и ноутбуков, вытащить из сетей и вывести на дорогу. Всего-навсего подтолкнуть в омут реальной трёхмерной жизни со страстью, болью и запахами. Это страшновато, но того стоит. Жизнь – что чёрная, что белая – действительно имеет значение.

Часть 1

1

Я впервые встретил Дина вскоре после того, как мы разошлись с женой. Я только что пережил серьёзную болезнь, о которой не хочу говорить, скажу только, что она была как-то связана с этим жалким тягостным расставанием и с моим ощущением, что всё мертво. С появлением Дина Мориарти началась та часть моей жизни, которую можно назвать моей жизнью в дороге. Я и до этого часто мечтал податься на Запад, чтобы увидеть страну, всегда составляя обширные планы и никогда не трогаясь в путь. Дин идеально подходит для дороги, он и родился в дороге, когда его родители в 1926 году проезжали на своём драндулете через Солт-Лейк-Сити по пути в Лос-Анджелес. Первые известия о нём дошли до меня через Чада Кинга, когда тот показал мне несколько писем, которые Дин написал в исправительной школе в Нью-Мексико. Эти письма очень меня заинтересовали, ведь он так наивно и ласково просил в них Чада рассказать ему всё о Ницше и обо всех чудесных интеллектуальных делах, о которых знал Чад. В какой-то момент мы с Карло разговорились об этих письмах и стали гадать, встретимся ли мы когда-нибудь с этим странным Дином Мориарти. Всё это было так давно, когда Дин не был таким, каков он сегодня, когда он был молодым пацаном из колонии, окутанным тайной. Затем пришло известие, что Дин вышел из исправительной школы и в первый раз приезжает в Нью-Йорк; также до нас дошли слухи, что он только что женился на девице по имени Мэрилу.

Как-то я слонялся по кампусу, и Чад и Тим Грей сказали мне, что Дин поселился в комнатушке с холодной водой в Восточном Гарлеме, в Испанском Гарлеме. Дин приехал прошлым вечером, первый раз в Нью-Йорк, со своей прекрасной маленькой острой девочкой Мэрилу; они вышли из Грейхаунда на 50-й улице и свернули за угол в поисках места, где можно поесть, и направились прямо к Гектору, и с тех пор кафетерий Гектора всегда был для Дина главным символом Нью-Йорка. Они тратили деньги на прекрасные большие глазированные и заварные пирожные.

Всё это время Дин вещал Мэрилу что-то в таком духе: «Теперь, дорогая, мы здесь, в Нью-Йорке, и хотя я не до конца рассказал тебе все свои мысли, когда мы ехали через Миссури, и особенно когда мы проезжали мимо исправительной колонии в Бунвиле, где я вспомнил о своих проблемах с тюрьмой, сейчас нам следует абсолютно отставить в сторону всё прежнее, что касается наших личных любовных дел, и сразу же начать думать о конкретных планах трудовой жизни…», – и дальше в том же ключе, как он делал это в те ранние дни.

Я отправился с приятелями на этот флэт с холодной водой, и Дин подошёл к двери в своих шортах. Мэрилу соскочила с дивана; Дин отправил хозяина этой клетушки на кухню, должно быть сварить кофе, тогда как сам он продолжал заниматься своими любовными проблемами, ведь секс был единственным святым и настоящим делом его жизни, хотя ему приходилось много потеть, чтобы заработать на жизнь и т. д. Вы видели, как он стоял в проходе, качая головой, всегда глядя вниз, кивая, как молодой боксер перед боем, чтобы вы подумали, что он слушает каждое ваше слово, добавляя тысячу «да» и «конечно». В тот первый раз Дин показался мне молодым Джином Отри – стриженый, меланхоличный, голубоглазый, с настоящим оклахомским акцентом – загорелый герой снежного Запада. Он и правда совсем недавно работал на ранчо, у Эда Уолла в Колорадо, перед тем как женился на Мэрилу и отправился на Восток. Мэрилу была симпатичной блондинкой с огромными локонами, похожими на море золотых волн; она сидела на краю дивана, её руки ниспадали к ней на колени, а её дымчато-голубые деревенские глаза одичало смотрели в пространство, ведь она очутилась в зловещей серой нью-йоркской комнатушке, о которой она слышала там на западе, и она жила в ожидании, как длинноногая измождённая женщина сюрреалистического Модильяни в серьёзной комнате. Но в добавок к тому, что она была милой маленькой девочкой, она была ещё и ужасно глупой и способной на ужасные поступки. Той ночью мы пили пиво, оттягивались и говорили до рассвета, а утром, пока мы сидели, тупо докуривая окурки из пепельниц в сером свете хмурого дня, Дин нервно встал, начал ходить кругами, размышляя, и наконец решил: надо, чтобы Мэрилу приготовила завтрак и подмела пол. «Иными словами, дорогая, нам надо усвоить всё, что я сказал, иначе это приведёт к колебаниям и к нехватке истинного знания или к кристаллизации наших планов». Затем я ушёл. На следующей неделе Дин признался Чаду Кингу, что ему от него абсолютно необходимо научиться писать; Чад сказал, что я писатель, и пойти за советом лучше ко мне. Тем временем Дин устроился на работу на парковке, повздорил с Мэрилу в их квартире в Хобокене – Бог знает, как их туда занесло – и она так разозлилась и была настолько мстительной, что заявилась в полицию с неким подложным козырным истерическим безумным заявлением, и Дину пришлось сбежать из Хобокена. Так что ему негде было жить. Он приехал прямо в Патерсон, штат Нью-Джерси, где я жил со своей тётей, и однажды вечером, когда я занимался, в дверь постучали, и там был Дин, кланяющийся, расшаркивающийся в тёмной прихожей, со словами: «Привет, ты помнишь меня – Дина Мориарти? Я пришёл, чтобы попросить тебя показать мне, как писать».