Все дороги ведут на Голгофу

Ресторанчик уверенно пустел. Месьё Густав и его пышная супруга сидели за дальним столиком и тоже ужинали.

– Почему вы не смогли выйти замуж? – спросила Джоан.

Девушка пожала плечами.

– А за кого мне было выходить? – ответила она. – За мужчин, которые меня добивались: клерки, молодые коммерсанты там, дома… на всё это я не клевала. А мужчины, о которых мечтала я, все были слишком бедны. Был один студентик. Он с тех пор продвинулся. Ему было легко говорить «подожди». Дай срок. Это как когда вас приглашают на ужин, только послезавтра. Не беда, если вас не мучает голод.

Подошёл официант убрать со стола. Они оказались почти последними посетительницами. Тон и манеры мужчины покоробили Джоан. Раньше она этого не замечала. Она заказала кофе, а девушка, обменявшись с официантом шуткой, добавила ликёра.

– Но зачем вам было бросать искусство? – не унималась Джоан. Эта мысль не давала ей покоя. – На мой взгляд, если только ради ребёнка, то вы должны были продолжать.

– О, всё это я себе говорила, – ответила девушка. – Собиралась посвятить ему жизнь. Прозанималась почти два года. Пока ни заболела от этой жизни монахини: ни единой толики эмоций. Видите ли, я приняла яд. А возможно, он был во мне всегда.

– А что стало с ним, – спросила Джоан, – с ребёнком?

– Мать забрала, – вздохнула девушка. – Бедному малышу так было лучше. Я вроде как умерла, а мой муж уехал за границу. – Она издала короткий сухой смешок. – Мать приучила его видеться со мной раз в году. Они в нём души не чают.

– А вы чем занимаетесь? – уточнила Джоан, понизив голос.

– О, не стоит выглядеть такой напуганной, – рассмеялась девушка. – До этого и ещё не опустилась. – Её голос изменился. В нём зазвучала пронзительная нотка. Каким-то неописуемым образом она погрубела. – Я содержанка, – пояснила она. – А разве не все женщины такие?

Она потянулась к своей жакетке. Официант поспешил помочь и без нужды затянул дело. Она тоном холодной вальяжности пожелала ему «доброго вечера» и пошла к двери первой. На улице было уныло и тихо. Джоан протянула руку.

– Прощай надежды на счастливый конец, – сказала она с натянутым смехом. – Не смогли за него выйти, полагаю?

– Он звал, – с важным видом ответила девушка. – Не уверена, что сегодня это мне подойдёт. Уладив с тобой этот вопрос, они перестают быть обходительными. До скорого!

Она резко развернулась и торопливо пошла прочь. Джоан инстинктивно двинулась в противоположном направлении и через несколько минут оказалась на широкой хорошо освещённой и оживлённой улице. Мальчишка-газетчик кричал, расхваливая свои товары.

– Ужаснецкое убийство женщины. Потрясные детали. Экстренно, – монотонно повторял он охрипшим, безчувственным голосом.

Он торговал газетами, как пирожками. Изголодавшиеся покупатели даже не желали ждать сдачи. Она с комком в горле представила себе, сколько бы остановились и отдали деньги, если бы он кричал «Обнаружен новый сонет Шейкспира. Исключительная новость».

Через вращающиеся двери она различала грязные интерьеры, переполненные мужчинами и женщинами, освободившимися от тяжких трудов и обсуждавших свои вечерние радости. С разноцветных плакатов перед большими театрами и мюзик-холлами на неё лилась вульгарщина и непотребщина, соседствующие с объявлениями о том, что все билеты проданы. Из всех шумных углов сверкающие огни выпячивали качества виски или пива того или иного общественного благодетеля или знаменитости – ничего иного, похоже, люди не хотели и слышать. Даже среди тротуарных сирен, как она заметила, тихие и просто симпатичные оставались едва заметными. Повсюду блуждающие взгляды привлекали размалёванные и разнаряженные.

Она вспомнила щенка, которого ей кто-то подарил, когда она была ещё совсем девочкой, и как однажды она шла, обливаясь слезами, потому что, несмотря на все её угрозы и просьбы, он продолжал слизывать с мостовой всякую гадость. Отзывчивый прохожий рассмеялся и сказал, чтобы она не переживала.

– Это всего лишь признак породы, хозяюшка, – объяснил мужчина. – Самые благородные всегда хуже остальных.

Впоследствии пёсик смущённым взглядом карих глазок молил о прощении. Однако она так и не смогла его отучить.

Навсегда ли человек прикован жаждой нечистот: ты его назад, а он тянет дальше, в грязь, подчиняясь инстинктам, чтобы оказаться безполезным для всех более высоких целей в силу низости своих желаний?

Город её мечты! Многоголосие толпы сливалось в глумливый хохот.

Ей казалось, что смеются над ней, указывая на неё друг другу, издеваясь над ней, оскорбляя, угрожая.

Она поспешила дальше, наклонив голову и пытаясь ускользнуть от них. Она ощущала себя такой маленькой, такой безпомощной. Она чуть не плакала от отчаяния.

Должно быть, она шла машинально. Подняв глаза, она обнаружила, что находится на собственной улице. А когда добралась до двери, внезапно полились слёзы.

Она услышала позади быстрые шаги и, оглянувшись, увидела человека с ключом в руке. Он миновал её и открыл дверь, после чего, развернувшись, отступил, пропуская её вперёд. Это был мужчина плотного сложения с сильным массивным лицом. Если бы не глубокие сверкающие глаза, его можно было бы назвать уродливым. В глазах же чувствовались нежность и юмор.

– Мы с вами соседи, – сказал он. – Моя фамилия Филлипс.

Джоан поблагодарила его. Поскольку он придерживал перед ней дверь, их руки случайно встретились. Джоан пожелала ему спокойной ночи и пошла по лестнице. В её комнате не было света: только слабые отблески уличных фонарей.

Она продолжала видеть его – его мальчишескую улыбку. И слышала его голос, заставивший слёзы, как по команде, перестать течь.

Она надеялась, что он их не заметил. Какая же она дурёха!

Она тихо рассмеялась.

Глава 6

Как-то раз, обедая в клубе, Джоан повстречала Мэдж Синглтон.

– Я получила забавное письмецо от Флосси, – сказала Джоан, – чуть ли не со слезами на чернилах умолявшей меня заглянуть к ней в субботу вечером, чтобы повстречаться с её «знакомым джентльменом», как она его называет, и высказать своё мнение о нём. Что с ней вообще происходит?

– Всё в порядке, – ответила Мэдж. – В действительности ваше мнение на его счёт её не интересует… точнее, ей не нужно ваше истинное мнение. Она лишь хочет, чтобы мы подтвердили её собственное. Она с ним уже обручилась.

– Флосси обручилась! – Джоан откровенно изумилась.

– Да, – вздохнула Мэдж. – Раньше это было традицией. Юноши просили девушек выйти за них. И если те соглашались, это называлось «обручиться». Мне рассказывали, что в некоторых классах она по-прежнему существует.

– Благодарю, – сказала Джоан. – Я про это слышала.

– По вашему тону я решила, что, возможно, нет, – вздохнула Мэдж.

– Но если она уже обручилась с ним, зачем рисковать и слушать критику? – возразила Джоан, игнорируя дерзость Мэдж. – Слишком поздно.

– О, она готова всё расторгнуть, если мы не заверим её в том, что находим его мозговитым, – пояснила Мэдж со смехом. – Похоже, её отец мозговитым не был, а вот маман была. Возможно, наоборот – я не уверена. Однако как бы то ни было, это приводило к ссорам. Что до меня, то если он вообще терпимый и печётся о ней хотя бы внешне, я намерена найти его обворожительным.

– А если она повторит опыт своей матери? – предположила Джоан.

– Были такие Нортоны-Брауны, – ответила Мэдж. – Трудно найти более неподходящую пару. И те, и другие писали романы – кстати, весьма неплохие – и пылали взаимной завистью. За завтраком постоянно швыряли друг другу в голову рецензии. Пока ни развелись. Сама я не знаю никакого рецепта оставаться счастливыми после свадьбы, кроме как не ждать этого.

– Или избегать её в принципе, – добавила Джоан.

– Вы провели хоть день в «Доме Разорённых Дворянок» в Ист-Шине?

– Пока нет, – призналась Джоан. – Возможно, придётся, позже.

– Это должно быть неотъемлемой частью образования каждой женщины, – продолжала Мэдж. – Он предназначен для незамужних дам за сорок пять. Сюзан Флеминг написала о нём статью для «Друга учителя» и провела там день и вечер. Через месяц она вышла за бакалейщика с пятью детьми. Единственное здравое предложение, как избежать беды, попалось мне в бурлеске «Синяя птица». Помните сцену, в которой духи детей ждут, чтобы спуститься на землю и превратиться в новорожденных? Кто-то прилепляет у входа в проход записку «Не рождайтесь. Ничего хорошего, кроме волнений».

Флосси проживала в однокомнатной квартире на третьем этаже съёмного дома на Куинс-сквер в Блумсбери, однако этаж гостиных был в этот момент свободным, и Флосси упросила свою домовладелицу позволить ей организовать вечеринку там – само проведение, похоже, шло ей навстречу. Помещение, когда Джоан вошла, было почти битком. Флосси вывела её на лестничную площадку и закрыла за собой дверь.

– Ты ведь будешь со мной откровенной, не правда ли? – попросила она. – Потому что это так важно, а я, похоже, не в состоянии думать самостоятельно. Как говорится, нет пророка в своём отечестве, верно? Конечно, он мне нравится и всё такое… очень. И я верю в то, что он тоже меня любит. Мы вместе были детьми, когда была жива мамочка, а потом он уехал за границу и совсем недавно вернулся. Конечно, я должна думать и о нём, как он говорит. Однако, с другой стороны, мне не хочется совершать ошибку. Это было бы ужасно, для нас обоих. Я-то ведь смышлёная. И хорошо помню бедных мамочку и папочку. Как-нибудь я тебе про них расскажу. Это было так жутко грустно. Заведи его в уголок и поговори. Ты сможешь сделать заключение моментально, ты ведь такая замечательная! Снаружи он тихий, но я подозреваю в нём глубину. Всё, нам пора обратно.