Военная рубашка Вождя Медведей

Военная рубашка Вождя Медведей
Джеймс Уиллард Шульц

Военная рубашка Вождя Медведей украдена прямо из лагеря средь бела дня. Отряд воинов отправляется на её поиски, хотя белые солдаты запрещают такие походы.

Джеймс Уиллард Шульц

Военная рубашка Вождя Медведей

Глава 1

Видение вождя Медведя

В сентябре 1901 года мистер Генри Симпсон, военный секретарь, и его друг Уильям Сьюард поднялись на вершину горы Вождь, и там, куда не могли подняться бизоны, они нашли старый, выветрившийся бизоний череп. Как он мог там оказаться?

Гора Вождь. В давние времена черноногие дали ей название Нина Истаки, Гора-Вождь, и первые искатели приключений из компании Гудзонова Залива переняли это название у черноногих. Высотой 11460 футов, она находится на северо-восточном краю нынешнего национального парка Глейсир, штат Монтана. Её северный, восточный и южный склоны представляют собой сплошной утёс; восточный склон порос соснами, но последние триста ярдов до её плоской вершины делается крутым, и дальнейший подъём по нему труден даже для опытных восходителей.

Я, несомненно, единственный из живущих белых, кто знает, как оказался бизоний череп на вершине горы Вождь, и теперь, когда мне восемьдесят четыре года, я напишу всю эту историю, историю об интересных индейских верованиях и большом приключении.

В июне 1877 года моя мать дала мне разрешение отправиться на территорию Монтана поохотиться на бизонов, и я обещал вернуться осенью, чтобы приступить к учёбе в военной академии Пикскилл, где был студентом (я не возвращался до осени 1880 года, и три недели спустя снова вернулся в Монтану; цивилизованная жизнь приводила меня в ужас!)

Десятого июня 1877 года в Сент-Луисе я поднялся на борт парохода «Дальний Запад», который поднимался по Миссури, и через определённое время прибыл в форт Бентон, Монтана. Там я встретил известного торговца с индейцами, Джозефа Киппа, отец которого, капитан Джеймс Кипп, занимал большую должность в Американской Мехоторговой компании, а мать, Сакуй Анки, была из племени манданов и стала мне второй матерью. Мы с Киппом стали очень дружны. Я отправился вместе с ним на его торговый пост, форт Конрад, на реке Мариас, в восьмидесяти милях к северо-востоку от форта Бентон, и так началось наше тесное сотрудничество, которое продолжалось до его смерти в 1913 году.

Вскоре после моего прибытия в форт Конрад могучее племя пикуни, входившее в конфедерацию черноногих, встало лагерем в долине реки Мариас, и Кипп представил меня вождям, шаманам и другим видным членам племени. Я участвовал с ними в больших охотах, одновременно изучая их язык и заодно язык знаков – удивительно выразительный и общий для всех кочевых племён равнин, от Саскачевана в Канаде до границы с Мексикой. В течение года я овладел обеими этими языками.

Словно это случилось вчера, я во всех деталях помню тот июньский день 1878 года, когда священная рубашка Вождя Медведей, защищавшая его в сражениях, была украдена, и столь же хорошо помню я наше длинное и стоившее много крови путешествие в попытке её вернуть. Было триста вигвамов племени пикуни, стоявших на небольшой равнине в нижней части нижнего из озёр Двух Талисманов – сейчас это Нижнее озеро Двух Талисманов в национальном парке Глейсир. Я говорю «мы», потому что был и до сих пор остаюсь членом этого племени, поскольку меня усыновил один из его вождей, старый храбрец Бегущий Журавль. В то время я жил вместе с Вождём Медведей – высоким, пропорционально сложенным, красивым, с длинными волосами воином возрастом около тридцати зим. Две его жены были сёстрами – обе были среднего роста, приятной внешности, среднего роста, стройные, и косами такими длинными, что их концы спускались ниже колен. Старшая, Лиса, его сидящая-рядом-женщина, разделяла с ним его лежанку в задней части вигвама. Лежанка Барсучихи была в южной части вигвама, моя в северной. Вход в вигвамы черноногих всегда обращён на восток.

К вигвамному шесту за лежанкой Вождя Медведей были привязаны его священный щит, бывший для него сильной защитой, военный головной убор и военная рубашка; щит был в чехле из оленьей кожи, а головной убор и рубашка в разрисованном и покрытым вышивкой парфлеше цилиндрической формы, примерно десяти дюймов диаметром и два фута длиной.

Тем утром, перед самым рассветом, Лиса поднялась первой.

– Ки кистапи, тапикс, нипуот! (Поднимайтесь, бездельники, – крикнула она, снимая щит своего мужчины, вынимая из парфлеша головной убор и рубашку и вынося их наружу, чтобы повесить на треноге из покрашенных в красный цвет шестов из сосны, стоящей позади вигвама, рядом с ним. Так делалось всегда в безветренную погоду, чтобы Солнце могло и далее изливать на них свои священные, дающие силу лучи. Вождь Медведей и я, завернувшись в одеяла, поспешили присоединиться к сотням мужчин и мальчиков, купающихся в озере. Летом и зимой купание каждое утро было неизбежным долгом для всем черноногих мужского пола, начиная с трёхлетнего возраста. Летом девушки и женщины купались после мужчин; зимой они ходили в построенные ими хижины для потения.

Солнце едва поднялось, когда мы с Вождём Медведей вернулись с озера, переоделись и привели в порядок волосы. Женщины поджарили для нас оленьи рёбра и приготовили котелок с кутенайским чаем, но поесть там нам не пришлось. Как обычно, многие мужчины стояли у входов в свои вигвамы и криками приглашали своих друзей поесть и покурить. Мы слышали Красного Орла, сильного шамана, владельца древней священной трубки Гром-Птицы, который исполнял свой обычный обряд, состоявший из молитв, песен и танцев, и выкрикивал наши имена вместе с именами других друзей. Его вигвам был большим, сшитым из двадцати шкур бизоних, выделанных так, что они стали мягкими и белыми, раскроенных и сшитых с помощью ниток из жил. На его южной и северной сторонах, ближе к верхней части, были нарисованы большие чёрные птицы, говорившие о его священной трубке. На задней части вигвама, у самого верха, был чёрной и красной краской нанесён рисунок, похожий на мальтийский крест – это был знак бабочки, приносящей добрые видения, или, как говорят белые, сны.

Когда мы вошли в вигвам, Красный Орёл приветствовал нас словом «Окай» и пригласил сесть на лежанку одной из четырёх его жён, в северной части вигвама. Женщины собрались в южной стороне, где готовили нам угощение. Другими гостями были Древний Человек, Белая Антилопа и Маленькое Перо из нашего племени: Белый Бобёр из Плоскоголовых и Медвежья Шапка из кутенаи. Примерно за месяц до этого дюжина семей из этих племён пришли в наш лагерь из местности к западу от Скалистых гор, чтобы поохотиться вместе с нами, и с тех пор пользовались нашим гостеприимством.

Скоро мы ели то, что приготовили женщины – жареные рёбра толсторога. Варёную дикую репу, вкусный густой суп. Когда трапеза закончилась, Красный Орёл наполнил большую каменную трубку – не священную – ароматной смесью из табака и трав, которая нам нравилась, и мы по очереди покурили. Накануне днём воинское сообщество Безумных Псов, к которому принадлежали Вождь Медведей и я, устроило свой священный танец, и сейчас, поскольку несколько наших гостей сказали о том, что им это было интересно, один из них, Белый Бобёр из племени Плоскоголовых, сказал Вождю Медведей на языке знаков:

– Друг мой, военная рубашка, которая была на тебе во время танца, очень красивая. На груди красным вышито Солнце, на спине синим Утренняя Звезда, рукава украшены шкурками горностая – они особенно красивые. В ней только один большой недостаток – ты сделал в ней много маленьких дырочек; если ты будешь носить её зимой, тебе будет холодно.

На это Вождь Медведей словами и знаками ответил:

– Друг мой, моя военная рубашка сделана так, как сказал мне в моём видении мой священный помощник. Он особенно указал на то, что я должен сделать в ней много дырочек, чтобы из не сделали вражеские пули, стрелы или ножи. Да, друг мой, эта рубашка была на мне в семи битвах с нашими врагами, и ни разу я не получил даже легкой раны.

При этом Белый Бобёр и Медвежья Шапка хлопнули себя по губам, выражая тем своё удивление, и оба знаками сказали:

– Твоё видение. Расскажи нам о нём.

Вождь Медведей, искоса глянув на Красного Орла, сказал ему:

– Человек Солнца, святой человек, быть может, сейчас не время и не место мне сделать то, о чём ты просишь.

– О, расскажи о нём, расскажи всё! Я никогда не устану слушать рассказ о твоём видении, – ответил Красный Орёл, и другие его поддержали. И Красный Орёл добавил: – Начни свой рассказ. Прямо сейчас! Я буду набивать трубку, если понадобится.

– Я видел ещё немного зим, когда начал просить отца позволить мне пройти священный пост, – начал Вождь Медведей. – Но он всегда отвечал, что я недостаточно взрослый и недостаточно опытен для того, чтобы уметь правильно молиться Солнцу, чтобы оно дало мне мощное видение, видение, которое покажет мне того, кто станет моим священным защитником, и тем даст мне возможность прожить до преклонных лет. Миновала моя двадцатая зима, потом лето, и от Медвежьей реки (Мариас) мы перебрались на север и поставили лагерь в прерии недалеко от нижнего конца Первого Внутреннего озера (Св. Марии). Там, день за днём, я смотрел на гору Вождь, которая была недалеко к северу от нас, и думал, что её вершина была бы для меня хорошим местом, чтобы выдержать пост. В нашем вигваме однажды вечером я сказал об этом, и моя мать воскликнула:

– О, нет! Не поднимайся туда, это так далеко от нас. Выдержи свой священный пост где-нибудь поближе, чтобы мы могли каждый день видеть тебя, знать, что ты в безопасности, пока голодаешь и молишься.

Но мой отец сказал:

– Ты прав, сын мой. Пойди туда, далеко от нашего лагеря, и никто не появится там, чтобы нарушить твой пост, твой сон, в котором ты ищешь видение. Завтра мы попросим Пятнистого Медведя помолиться о тебе, и на следующий день я отправлюсь туда с тобой.

– О, нет! Не туда! Это так высоко! Так далеко от нас! О муж мой, прояви жалость к нашему сыну, ко мне! – воскликнула моя мать.

– Прекрати эти разговоры, женщина, – ответил мой отец. – Я хочу, чтобы наш сын отправился туда, потому что там так высоко, и там он будет намного ближе к Солнцу и Вышним, которым должен молиться о помощи в послании ему священного видения.

Так что на следующий день Пятнистый Медведь, владелец священной трубки Языка Вапити и свёртка, нарисовал на моём лбу красное солнце и с помощью нескольких своих друзей-жрецов провёл для меня длинный ритуал из танцев, песен и молитв. На меня это произвело столь сильное впечатление, что, когда он велел мне взять трубку и танцевать с ними вместе, я плакал.

На следующее утро мы с отцом оседлали лошадей и отправились к горе; я взял с собой две бизоньих шкуры, чтобы было на чём лежать. Мы недалеко отошли от лагеря, когда поднялись на невысокий скалистый кряж и мой отец, велев остановиться на его хребте, указал мне на белый бизоний череп, сказав:

– Сын, как ты знаешь, родился ты на том самом месте, где теперь стоит наш лагерь. В день твоего рождения я поднялся сюда, чтобы поохотиться, и увидел пасущегося здесь одинокого бизона, оставил лошадь, подкрался поближе и убил его. Тем утром твоя мать сказала, что ей хочется печенки. Что ж, в тот день, ещё до полудня, она съела два куска печени, которые поджарил для неё мой отец. Когда твоя мать закончила есть, то сказала:

– Мой мужчина, Солнце благоволит нам; сегодня оно многое сделало для нас. Я хотела сына. Я его получила. Я хотела печенки, и ты принёс мне большой кусок.

– Сын мой, – сказал мой отец. – Я уверен, что этот череп принесёт тебе большую удачу. Я хочу, чтобы ты взял его и использовал вместо подушки. Я также советую тебе молиться ему.

С этими словами он поднял череп, мы поехали дальше и скоро оказались среди сосен, покрывавших крутой западный склон большой горы. Скоро склон стал таким крутым, что нам пришлось часто останавливать лошадей, чтобы дать им возможность отдышаться, но всё же добрались до верхней границы сосен, там привязали их и дальше пошли пешком, поднимаясь по крутому каменному склону, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Наконец мы добрались до вершины – длинной, но неширокой, на которой нашлось плоское место. Там я расстелил бизоньи шкуры, а мой отец положил рядом бизоний череп; здесь, на этом высоком ровном месте, мне предстояло держать свой пост. Мы молча постояли там некоторое время, глядя на окрестности с этой высоты. Далеко на востоке, ясно видимые, были наши Катойстс, или холмы Сладкой Травы. На юго-востоке, еще дальше, мы могли видеть, хотя не так ясно, вершины наших Ипситсистс, гор Высокого Леса. Я любил наши горы, ближние и дальние, наши почти бесконечные бизоньи равнины, и более других я любил эту высокую гору Вождь, на вершине которой мы стояли.

Долго мы с отцом стояли и смотрели на наши горы и равнины, и наконец он сказал:

– Сын мой, я должен уйти и оставить тебя поститься, ожидая своего священного видения. Молись почти непрерывно. Особенно молись Солнцу, Луне, Утренней Звезде, Семерым (Плеядам) и Большому Ковшу, чтобы они помогли тебе. Завтра, и в середине каждого дня я буду приходить с лошадьми с нашими лошадьми к тому месту, где они сейчас привязаны, и буду ждать почти до заката – не спустишься ли ты и не отправишься ли со мной домой; это случится, когда ты получишь своё видение. Ведь если это продлится долго, ты будешь голоден и слаб, чтобы дойти до дома пешком. Будь храбр и помни о том, что твоя мать и я, Красный Орёл, Пятнистый Медведь и другие твои друзья будут молиться о том, чтобы ты скорее смог получить своё видение.

С этими словами он покинул меня.

Я расстелил бизоньи шкуры, лёг на них, положив под голову бизоний череп, и стал молиться Вышним, чтобы те проявили ко мне милость, послали мне сильное видение. Я долго лежал и всё время молился, молился, но уснуть не мог. Я встал с лежанки, сел на краю утеса большой горы и посмотрел вниз на наши равнины. Я мог видеть, вблизи и вдали, стада бизонов – одни паслись и отдыхали, другие вытягивались в длинные линии, направляясь к родникам или от них. Недалеко стадо бизонов бежало от ручья Верёвки Натянутой Поперёк (ручей Ли). Несколько охотников из братского нам племени Кровь гнались за ними на своих быстрых охотничьих скакунах, оставляя за собой богатую добычу, подумал я. Потом появился орёл, в когтях которого висел заяц. Он сел недалеко от меня и стал разрывать зайца своим острым клювом и поедать его. Это заставило меня вспомнить о том, что я голоден. Солнце любит орлов, позволяет им подниматься к нему ближе, чем другим птицам.

– О ты, летающий высоко, всегда удачливый добытчик нужной тебе пищи, помоги мне скорее получить видение, нужное видение, – молился я.

Закончив есть, орёл взлетел, четырежды облетел вокруг меня и улетел на запад. Он облетел меня четыре раза, подумал я, священное число. Ха! Может быть, так он сказал мне, что поможет.

Я сидел так на краю утёса, пока Солнце не ушло в свой дом на далёком острове; потом я вернулся к своим бизоньим шкурам и улегся между ними, положив голову на бизоний череп. Долго, долго молился Солнцу и Вышним, чтобы они помогли мне, но Семеро, поворачиваясь, дали мне понять, что уже полночь, когда я наконец заснул. Я спал, пока восходящее Солнце не разбудило меня, но видения не было. Я очень страдал от отсутствия еды и воды. Ищущие священного видения не могут есть, но пить могут. На вершине северного склона горы я видел длинную широкую полосу ледника. Я подошёл к ней, своим ножом отколол несколько маленьких кусков и положил один в рот, чтобы он там медленно таял, и так утолил свою жажду, которая теперь стала слишком сильной, чтобы я мог продолжать молиться о ниспослании мне священного видения. Весь день напролёт я просидел на краю утёса и часто молился вышним и всем животным и птицам, которых мог увидеть. Среди мелких сосен у подножия утёса было много вапити и оленей, которые терлись друг о друга, о деревья и кусты, потому что не могли спокойно лечь и поспать из-за туч мух. Я жалел их и просил их пожалеть меня и помочь мне получить священное видение.

Когда Солнце спустилось за Хребет (Скалистые горы), я подошёл к леднику, съел ещё немного льда, а потом лёг на свою лежанку, и молился Вышним дольше, чем прежде, чтобы они пожалели меня и помогли получить священное видение. Скоро я уснул. Солнце, светящее мне в глаза, разбудило меня, и я почувствовал грусть: никакого сна я не видел. Может, это потому, что в прошлом я оскорбил Вышних? Я вспомнил, что, когда мне было всего несколько зим, я однажды нашёл шкурку выдры, привязанную к ветке дерева. У моего отца было три шкурки выдр, которых он поймал в капканы. Он и мама часто говорили о припасах, которые они смогут получить за них в доме торговца – сахаре, чае, муке, патронах, одеялах. Что до меня, то мне был нужен сахар, много сахара, и за эту шкурку выдры мама сможет купить его много, и всё для меня одного. Я стянул шкурку с ветки и прибежал с ней в наш вигвам, крича:

–Мама, смотри! Это моя шкурка выдры; ты сможешь получить за неё для меня много сахара.

– Мальчик, где ты её взял? – крикнул отец.

– Там, в лесу. Она была привязана к дереву.