Солнце и Замок

– Возможно, ты сможешь помочь мне, – подал голос беловолосый.

Заподозрив, что узнан, и почитая за благо обзавестись как можно большим числом союзников, я ответил: разумеется-де, помогу, если, конечно, сумею.

– Ради любви к Данаидам молчи, – велела ему женщина и обратилась ко мне: – Оружие у тебя есть?

Я показал ей пистолет.

– С такими штуками здесь осторожнее надо. Не мог бы ты убавить мощность до минимума?

– Уже.

И сама она, и остальные были вооружены легкими аркебузами, с виду вроде фузей, только приклад короче, хотя и толще, а ствол, наоборот, куда более тонок. Вдобавок у пояса женщины висел длинный кинжал, а ее спутники предпочитали боло – короткие, увесистые ножи с широким клинком, из тех, какие в ходу у жителей джунглей.

– Я – Пурн, – представился блондин-южанин.

– Севериан.

Мы обменялись рукопожатием. Ладонь его оказалась под стать матросской службе – широкой, грубой, мясистой.

– Ее зовут Гунни…

– Бургундофара, – поправила его женщина.

– Да, но мы зовем ее Гунни. А это, – Пурн указал на беловолосого, – Идас.

– Тихо! – рыкнул человек в латах, пристально вглядываясь в коридор позади нас.

Я еще никогда не видел, чтоб кому-либо удалось повернуть голову так далеко назад.

– А его как зовут? – шепнул я Пурну, но тот промолчал.

– Сидеро, – ответила за него Гунни.

Похоже, из всех троих она относилась к латнику с наименьшим почтением.

– Куда он нас ведет?

Одним прыжком обогнав нас, Сидеро распахнул настежь какую-то дверь.

– Сюда. Хорошее место. Вероятность успеха высока. Разойдитесь шире. Я держу центр. Первыми не атаковать. Сигналы – голосом.

– Во имя Предвечного, что все это значит?

– Аппортов ищем, – негромко пробормотала Гунни. – А Сидеро не слишком-то слушай. Почуешь опасность – не церемонься, стреляй.

С этими словами она подтолкнула меня к распахнутой двери.

– Да не волнуйся, там, скорее всего, нет ни единого, – добавил Идас, придвинувшись к нам сзади так близко, что я машинально шагнул через порог.

За дверью царила непроглядная тьма, однако я сразу же понял, что под ногами не сплошной пол, но довольно редкая и шаткая решетка, а помещение впереди гораздо просторнее обычной каюты.

Плеча коснулись волосы Гунни, устремившей взгляд в темноту из-за моей спины. Вблизи от нее повеяло духами пополам с потом.

– Сидеро, включи свет. Не видно же ничего.

Свет вспыхнувших ламп заметно отличался оттенком от освещения в оставшемся позади коридоре: казалось, их нездоровое, желтушное сияние высасывает краски изо всего вокруг. Мы четверо остановились, замерли, тесно сгрудившись у порога. Пол под ногами сменился неширокими решетчатыми мостками из черных прутьев не толще человеческого мизинца, лишенными даже перил по краям, а в пространстве впереди и внизу (поскольку потолок над самой головой, несомненно, поддерживал палубу) без труда поместилась бы моя родная Башня Матачинов – вся целиком.

Однако сейчас в нем хранилось невообразимое нагромождение грузов – всевозможных коробок, тюков, бочек и ящиков, механизмов и их деталей, мешков (чаще всего из мерцающей полупрозрачной пленки), штабелей бревен…

– Туда! – рявкнул Сидеро, указав на ажурный трап, ведущий вниз вдоль стены.

– Ступай ты первым, – возразил я.

Разделяло нас не больше пяди, и посему рывка в мою сторону засим не последовало… а я не успел выхватить пистолет. С изрядной, достойной немалого изумления силой сграбастав меня и оттеснив на шаг назад, Сидеро безжалостно толкнул меня в грудь. Взмахнув руками в тщетной попытке удержаться на краю мостков, я покачнулся… и полетел вниз.

На Урд я, вне всяких сомнений, сломал бы шею. Здесь, на борту корабля, я, можно сказать, плавно поплыл к полу, однако страха перед падением его непривычно медленная скорость ничуть не ослабила. Сверху неторопливо вращались потолок и мостки. Я понимал, что приземлюсь на спину и позвоночник с черепом ждет серьезная встряска, однако развернуться не мог. Рука сама собой потянулась в сторону, ища, за что б уцепиться, в памяти вновь, точно в горячечном бреду, мелькнул образ бом-кливер-леера. Четыре лица над краем помоста – забрало шлема Сидеро, бледные, точно мел, щеки Идаса, ухмылка Пурна, грубоватые, однако прекрасные черты Гунни – казались масками из ночного кошмара (ведь ни одному несчастному, сброшенному с вершины Колокольной Башни наяву, не придется ждать неминуемой гибели так долго).

Удар начисто вышиб из меня дух. На протяжении сотни – а то и более – ударов сердца лежал я на спине, хватая ртом воздух точно так же, как по возвращении снаружи на борт корабля. Мало-помалу мне сделалось ясно, что упасть я упал, но пострадал при этом не более, чем от падения с кровати на ковер во время жуткого сновидения, навеянного Тифоном. Сев, я обнаружил, что костей не переломал.

«Ковром» мне послужили кипы бумаг, и я решил, что Сидеро заранее знал о них, а посему за меня вовсе не опасался. Может, и так… но, совсем рядом со мной возвышался какой-то причудливо наклоненный вбок механизм, угрожающе ощетинившийся множеством стержней и рычагов.

Я поднялся на ноги. Помост высоко над головой опустел, а дверь, ведущая в коридор, оказалась затворена. Тогда я отыскал взглядом ажурный трап, ведущий с помоста вниз, но весь его, кроме самых верхних ступеней, загораживал все тот же механизм. Пришлось огибать его, увязая в неровно сложенных кипах бумаг (связаны они были сизалевой бечевой, и кое-где бечева полопалась, так что ноги оскальзывались на документах, будто в снежном сугробе), однако легкость тела весьма облегчала задачу.

Все это время я смотрел под ноги, чтобы не оступиться, отчего тварь впереди заметил, только – в буквальном смысле этого слова – столкнувшись с нею нос к носу и изумленно уставившись в ее безглазую морду.

III. Каюта

Рука потянулась к пистолету сама собой – я даже не заметил, как выхватил и поднял оружие. На вид это приземистое, сгорбленное, косматое существо ничем не отличалось от саламандры, едва не спалившей меня заживо в Траксе. Казалось, сейчас оно разогнется, распустится, точно цветок, обдаст меня таящимся внутри жарким пламенем…

Но нет, ничего подобного не произошло, а с выстрелом я опоздал. На миг оба мы замерли, а затем странное создание пустилось бежать – вприпрыжку, перескакивая через бочки и ящики, будто неуклюжий щенок в погоне за упругим мячиком, которым тоже было оно само. Подстегнутый присущим каждому гнусным инстинктом, велящим убить того, кто боится тебя, я выстрелил ему вслед. Луч – все еще смертоносный, хотя, запаивая свинцовый ларец, я убавил мощность до нижнего предела – рассек воздух и увесистый с виду слиток металла зазвенел словно гонг. Однако неведомая тварь, кем бы она ни оказалась, успела умчаться вперед, по крайней мере, на дюжину элей, и в следующий миг скрылась за статуей, укутанной для пущей сохранности в полотнища плотной ткани.

Невдалеке закричали (кажется, этот голос, хрипловатое контральто, принадлежал Гунни). За криком последовал звук, вроде свиста стрелы, и новый вопль, вырвавшийся из другого горла.

Косматое создание вприпрыжку прискакало назад, но на сей раз я, успевший опомниться, стрелять не стал. Появившийся неизвестно откуда Пурн выстрелил в него из аркебузы навскидку, словно из охотничьего ружья. Тот же свист, что и прежде, и в воздух, вместо ожидаемой мною арбалетной стрелы, взвилось нечто вроде веревки – гибкой, блестящей, казавшейся черной в странно желтоватом свете.

Угодив в косматую тварь, черная веревка захлестнула ее петлей-другой, но этим результаты выстрела, похоже, и ограничились. Пурн, завопив, кузнечиком прыгнул к добыче. Прежде мне как-то не приходило в голову, что в столь просторном помещении я сам мог бы прыгать совсем как на палубе, но в этот миг я, подражая Пурну, тоже прыгнул вверх (в основном, потому что не желал потерять из виду Сидеро, пока не поквитаюсь с ним) и едва не вышиб себе мозги о потолок.

Однако сверху, в полете, мне открылся великолепный вид на трюм подо мной. Первым делом взгляд мой упал на косматую тварь (наверное, под солнцем Урд она выглядела бы блекло-коричневой), перечеркнутую черными линиями, но все еще неистово скачущую в попытке удрать. На моих глазах шнур из аркебузы Сидеро перечеркнул ее еще парой штрихов. Тем временем Пурн приземлился с ней рядом, а на подмогу ему, огромными прыжками перескакивая с вершины на вершину беспорядочных нагромождений груза, бросились Идас с Гунни, стрелявшей даже на бегу.

Приземлившись возле них, я не слишком уверенно взобрался по наклоненному вниз стволу горной карронады к казеннику, и едва снова увидел косматую тварь, карабкающуюся ко мне, та прыгнула почти в мои объятия. «Почти» – так как на самом деле я ее не поймал, и она, разумеется, обнимать меня не спешила, но и расстаться нам было не суждено: черный шнур прилип к моей одежде не хуже, чем к плоским, узеньким лентам (ни мехом, ни перьями это не назовешь), сплошь покрывавшим шарообразное туловище косматой твари.

Спустя еще миг, свалившись вместе с ней с карронады, я открыл для себя еще одно свойство черных шнуров: растянутые, они снова сжимались, сокращаясь в длине, причем с огромной силой. Рванувшись в попытке освободиться, я оказался связан крепче, чем когда-либо в жизни, а Гунни с Пурном нашли сие обстоятельство весьма забавным.

Сидеро, крест-накрест обмотав косматую тварь свежим шнуром, велел Гунни освободить меня, что она и сделала, разрезав мои путы кинжалом.

– Спасибо, – выдохнул я.

– Такое случается постоянно, – сказала она. – Я сама как-то раз к такой же корзине прилипла. Стесняться тут нечего.