Переосмысление заикания

Причина, по которой эта вторая половина упускается из виду, сама по себе имеет много общего со словом «заикание». Это слово не имеет под собой конструктива, поскольку заостряет внимание только на нашем поведении, вместо того чтобы рассматривать движущие силы такого поведения, и, следовательно, не побуждает нас углубляться в корни проблемы.

ЯЗЫК ФОРМИРУЕТ НАШ СПОСОБ ВОСПРИЯТИЯ

Когда я рос в Нью-Йорке, я знал только четыре вида снега. Снежная каша – это когда сильный снегопад сопровождался дождем. Льдистый снег – когда поверхность снега обледенела и стала хрустящей и ломкой. Сыпучий снег – податливый и легкий, он всегда набивался ко мне в куртку, когда я катался. Но лучшим снегом был мокрый снег, потому что из него можно было лепить снежки, строить иглу и катать снеговиков. Таким образом, если бы вы меня пятьдесят лет назад спросили, сколько я знаю видов снега, я ответил бы вам: «Четыре».

А эскимосы имеют 26 различных названий снега, потому что порою их жизнь зависит от выявления тонких особенностей. Каждое название характеризует свое качество или состояние снега. Этот расширенный словарный запас дает эскимосу гораздо более точное представление о снеге, чем у какого-нибудь мальчишки в Нью-Йорке, который со снежком в руке ждет, когда соседский мальчишка выйдет на улицу. Эскимос может увидеть больше, потому что он смотрит на снег через окно, которое гораздо шире.

Какое отношение это имеет к тому, как мы воспринимаем заикание? Многие люди знают только «немного заикается» и «сильно заикается» – первый термин описывает легкие запинки, второй – привычные ступоры и судорожные проявления. Оба термина используют общее слово «заикается», которое предполагает, что это ветви одного и того же дерева.

Оба вида речевого поведения могут показаться похожими, но на самом деле они очень разные, и объединение их под вывеской «заикание» вынуждает нас делать предположения и придумывать связи, которые могут быть, а могут и не быть. Из-за этой возможной путаницы я счел нужным внести свои пять копеек – новое слово bobulating (запинки), чтобы подчеркнуть существенное отличие между ступорами и спотыканиями, которые возникают, когда человек расстроен, запутался или сбит с толку. В следующем примере обратите внимание на то, насколько понятнее, когда у нас есть два слова для обозначения сходных по звучанию вариантов произнесения, которые в действительности весьма и весьма различны.

Четырехлетний Ричи летит к своей маме и кричит: «Мамочка! Смотри, я нашел од-од-од-одуванчик!»

Что мы видим?

Ричи возбужден, его захлестывают эмоции, он борется с новым для него сложным словом «одуванчик». В то же время его речь совершенно свободна. Он сосредоточен на том, чтобы сообщить о своем открытии. В этот момент мир для него не менее увлекателен, чем для Томаса Эдисона в тот момент, когда он соединил два провода и заставил впервые в мире засветиться лампочку.

Сравните этот случай с другим. Джордж, молодой первокурсник, на первом свидании с Маршей, хорошенькой одногруппницей. Джордж по-настоящему увлечен Маршей и волнуется, поскольку не уверен, что будет соответствовать ее ожиданиям. После всяческих сомнений и тревог он приглашает Маршу на пикник и озабочен теперь тем, чтобы произвести на нее хорошее впечатление. И вот они вместе на лугу. Скатерть расстелена, ланч, приготовленный Джорджем с особым тщанием, выглядит прекрасно. Им бы уже устроиться поудобнее, когда Джордж замечает великолепный одуванчик. Он наклоняется, чтобы сорвать его, потом протягивает Марше.

«Посмотри на этот прекрасный од-од-од-одуванчик», – говорит он, и сердце его готово выпрыгнуть.

Повторения у Джорджа имеют совершенно иную природу, нежели повторения у Ричи. Хотя звучат они примерно одинаково. По этой причине очень важно иметь в наличии разные термины, чтобы описать происходящее с каждым человеком. Просто сказать, что и Ричи и Джордж заикаются, – значит внести путаницу и завуалировать действительные проблемы. В одном случае запинки – это неосознанный рефлекторный акт, усилия, направленные на улучшения навыка речи, и, может быть, тенденция к слишком острой реакции на стресс. В другом случае – стратегия, обычно приправленная высокой степенью осознанности, применяемая для того, чтобы пробиться через кажущийся тяжелым и пугающим речевой ступор.

Таким образом, если вы говорите, что Ричи запинается, а Джордж заикается, это значит, что вы в состоянии понять значительную разницу. И более того, мама Ричи не сойдет немедленно с ума из-за того, что тот «заикается». Она знает разницу между запинками и заиканием, и ей будет проще решить, необходимо ли предпринять что-то, чтобы исправить ситуацию.

Расширение моего лексикона, касающегося заикания, было важно для моей способности отслеживать трудности в речи. Когда я рассматривал свою проблему не как «заикание», а как сочетание блокирования речи (ступора) и стратегии, направленной на то, чтобы проскочить или обойти ступор, я обращал свое внимание на сферы, на которые ранее и не подумал бы посмотреть.

«Почему я заикаюсь?» – такой вот невнятный вопрос, на который трудно ответить, тем более что у большинства людей нет четкого понимания того, что такое заикание, тогда как «отчего я так скован?» или, лучше, «что означают мои ступоры?» – это темы, которые потенциально более содержательны. Отсюда логически проистекает ряд вопросов, например: «Способны вы предположить, что в этой ситуации можете делать все что хотите? И что тогда будет?» Конечно, самым первым ответом большинства людей будет: «Скорее всего, начну заикаться». Но если вы не остановитесь на этом очевидном ответе, то сможете найти и другое: то, что вы боитесь вытащить наружу и вынуждены держать под контролем. Это может быть недопустимое проявление эмоций. Или, может, на эту тему вы не хотели бы вообще говорить. Это может быть чувство незащищенности, которое слишком велико, чтобы с ним можно было как-то совладать. Все это может тормозить вашу речь, пока вы не почувствуете к ней готовность. Как отмечает Тони Роббинс в своей книге «Пробудить в себе гиганта» (Tony Robbins: Awaken the Giant Within), «нами движет не реальная боль, а наши страхи, что что-то приведет к боли. Нами движет не реальность, а наши представления о реальности».

Есть инструменты, которые могут помочь вам воспринимать реальность более ясно и точно. Для меня таковыми стали общая семантика (ОС) и нейролингвистическое программирование (НЛП).

ОС имеет дело с тем, как мы воспринимаем мир, и с тем, как язык, которым мы пользуемся, влияет на формирование этого восприятия, часто ставя нас в определенные рамки. Вендел Джонсон (Wendell Johnson) более известен благодаря своим трудам по заиканию, но имеет также убедительные аргументы в пользу ОС, а его фундаментальный труд «Люди в затруднительных ситуациях» (People in Quandaries), по моему мнению, дает самое точное описание этой дисциплины. Еще одна хорошая книга по ОС: Хаякава С. И., Язык в мыслях и действиях (Hayakawa S. I.: Language in Thought and Action), которая несколько лет назад стала бестселлером в своем сегменте.

НЛП, популярность которого растет повсеместно, часто называют еще «программным обеспечением для мозга». Мозг в данном случае это человеческий компьютер, который принимает данные с сенсоров, обрабатывает их, упорядочивает и хранит. Созданное «программное обеспечение» мы используем в нашей повседневной жизни. Эти программы, как правило, закладываются людьми и событиями нашей жизни в достаточной степени случайно. НЛП – это набор средств для усиления, уточнения и изменения этих программ. Посредством НЛП возможно пролить свет на наше бессознательное, понять, оценить и изменить наши отношения, понятия и поведение, чтобы согласовать их с нашими самыми фундаментальными жизненными ценностями и целями.

Следующие четыре фрагмента книги написаны людьми, которые являются отличными наблюдателями и которые сделали полезные и интересные открытия относительно своего заикания, глядя на все непредвзято, задавая себе вопросы и изучая то, что увидели. Наблюдая за собой подобным образом какое-то время, вы можете существенно помочь себе в изменении отношения к тому, как вы думаете, чувствуете и действуете в тех случаях, когда обнаруживаете ступор и собственные попытки что-то выговорить.

ЧТО Я УЗНАЛ О ЗАИКАНИИ

Бабэк Чарепю (Babak Charepoo)

В тот момент, когда это было написано, Бабэку был 31 год, жил он в Фениксе, Аризона, и работал в консалтинговой фирме по проектированию коммуникационных сетей для корпораций. Родом он из Ирана, много поездил по США с тех пор, как переехал сюда с родителями в возрасте 4 лет.

С проблемой заикания я прожил большую часть своей жизни. Когда я был помоложе, мое заикание было своеобразное, у него было как бы два лица. Я никогда не заикался на публике, хотя нельзя сказать, что я не мог себе этого даже позволить. Но когда я начинал говорить с домашними, то можно было спорить на что угодно, что я стану заикаться. Я долго не мог понять, отчего это происходило.

Обучение в колледже проходило без проблем. У меня были устные выступления, я защищал свой диплом перед комиссией из четырех профессоров. Я никогда не заикался. У меня было много друзей, которые до недавнего времени и не знали о моем заикании. Когда я иногда говорил им о своей проблеме, они полагали, что я шучу.

Но после того как я закончил колледж, что-то произошло. Я чувствовал усталость и упадок сил. Хотя я и говорил гладко в ситуациях вне дома, я устал прятаться. Я хорошо говорил на улице, но считал себя заикой, и это разъедало меня изнутри. Я не понимал это заикание, чувствовал беспомощность и одиночество. Но знал, что должен быть какой-то выход, и начал искать его.

Мои поиски начались с библиотеки. По слову «заикание» я нашел примерно 20 книг. Я читал их часами. Мне стало полегче, потому что я понял, что не одинок. Но то, что было в этих книгах, не ответило на мои вопросы. Я продолжал поиски.

Я нашел в Питтсбурге одного известного логопеда. Он помог мне раскрыть многие свои способности, в том числе позволившие мне начать собственный бизнес. Именно то, что мне всегда хотелось! Но каким бы классным ни был этот логопед, у меня всегда оставались вопросы о заикании, на которые и у него не было ответов. А вопросы это такие: «Почему я говорю свободно вне дома, а с семьей заикаюсь? Отчего так, что если я думаю о себе как о заике, то я буду заикаться, а когда забываю об этом, то говорю свободно?»

Хочу уточнить, что в семье меня никто и никогда не унижал. Мои родители и сестры относились ко мне с любовью и всегда терпеливо выслушивали то, что я хотел им сказать.

Недавно я узнал нечто новое относительно своего заикания, о чем хочу вам рассказать. Эти открытия вселили в меня надежду найти наконец выход.

Одно такое наблюдение я сделал как-то ночью. Я был в местном джаз-клубе с моим другом. К началу музыкальной программы у нас с приятелем завязался разговор. Мое заикание проявилось в полной мере. Я ступорил в течение всего разговора, все время затрудняясь начинать фразы, а также избегая определенных слов.

Потом что-то случилось. Музыканты начали играть очень громко. Мне приходилось кричать во всю глотку, чтобы друг меня слышал. Но я был совершенно свободен! Я даже начинал какие-то новые темы в разговоре и забыл о том, что надо избегать каких-то слов. Потом музыка кончилась, и я снова вернулся в состояние ступоров. Я ничего не мог с собой поделать, а про себя думал: «Отчего оно вернулось тогда, когда закончилась громкая музыка?»

Ответ был очевиден: я сдерживал себя.

Я не мог этого делать, когда музыка была громкой, потому что тогда другу сложно было бы понять меня с моим заиканием. Потому я позволил себе раскрепоститься и вопить во всю силу своих легких, чтобы быть понятым. Менталитет заики отошел на задний план. Я был свободным.

Но что же удерживало меня, когда музыка не играла, а я заикался? Что я пытался заблокировать в своем сознании? Что такого я боялся сказать? О чем я опасался проболтаться другу? У меня не было готовых ответов.

Месяц спустя я сделал еще одно наблюдение. В моей религии пост является обязательным. Есть можно до восхода и после заката, но в промежутке между ними нельзя ни есть, ни пить. Как вы понимаете, это серьезное занятие, которое действительно проверяет способность ума управлять телом.

В первые несколько дней поста идет привыкание. К полудню ваше тело кричит о пище и воде. Но вы должны научиться отпускать эти мысли и не позволять телу взять верх над разумом.

Иногда в эти несколько дней со мной случались интересные вещи. Я становился свободным во многих таких ситуациях, в которых обычно у меня было заикание. Что происходило? Каким образом эта ситуация походила на ту, что возникла в клубе джаза?

Я понял то, что мой ум был сосредоточен на базовых потребностях организма, и я забывал о заикании. Все, о чем я мог думать, было: «Когда же я поем?! Слушай, а я ведь пить хочу!» Я даже не думал о себе как о человеке, который заикается!

А потом в один прекрасный день во время поста меня вызвал клиент и попросил устранить проблемы с его компьютером. Еще до того, как я прибыл в их офис, я поймал себя на ожидании того, как все пойдет с клиентом. Хотя я был очень голоден и хотел пить, это больше не занимало меня полностью. Мой разум освободился для того, чтобы прокручивать сценарий ситуации снова и снова. Я начал чувствовать знакомое напряжение и стресс, которые сопровождают заикание, и, как вы догадываетесь, обнаружил, что снова заикаюсь.

У нас уже были проблемы с этим клиентом, и иметь с ним дело мне никогда не хотелось. Из-за того, что люди любят получать сверх того, что прописано в контракте, мой супервайзер всегда говорит мне быть с ними построже. И с чем же мне приходится обычно иметь дело в таких стрессовых ситуациях, как эта? Я прикидываю, что может случиться. Я стараюсь не терять под собой почвы, держать все под контролем и чтобы мое слово всегда оставалось последним. Это означает, что я должен уверенно гнуть свою линию.

Но что, если я зайду слишком далеко и они разорвут контракт? Я окажусь виноват. Меня могут уволить. И что тогда мне делать? Вы уже догадались: я начал тормозить. И тем самым способом, которому я был научен, то есть заикаться и ступорить.

Благодаря этим наблюдениям я понял кое-что о базовых принципах, на которых основана психология заикания. Я пользуюсь ступорами в своей речи для того, чтобы замаскировать чувства, которые мне представляются невыгодными, либо которые мне не хотелось бы испытать. Я видел эту картину снова и снова. И напротив, когда я действительно живу в данный момент, этих вопросов не возникает вообще и я на самом деле свободен. Оснований для заикания нет.

Эти мои наблюдения относительно заикания, может быть, окажутся для вас полезны. Возможно, у вас появится желание задать себе те же вопросы. Не бойтесь, если вы не найдете ответы немедленно. Просто продолжайте спрашивать. Через какое-то время вы заметите, что одни и те же картины появляются снова и снова. Обнаружение закономерностей будет означать, что вы сможете начать что-то менять.

ДВА МОИХ ПРИЕМА ПРИ ЗАИКАНИИ

Дэвид Крик, доктор философии (David Creek, Ph.D)

Когда это писалось, Дэвид Крик был физиком, живущим в Англии и пишущим книгу о заикании, которую он надеялся закончить после выхода на пенсию. Этот отрывок взят из довольно длинной статьи в Ежеквартальном Бюллетене Британской Ассоциации Заикающихся Speaking Out.

Ожидаемый ступор начинает свою жизнь, когда я мысленно заглядываю вперед и утыкаюсь в какое-то слово. Это слово может быть уже из тех, которых я боюсь, но если оно и не из таковых, то таковым становится по мере приближения к нему. За короткий промежуток времени перед тем, как я попытаюсь сказать это слово, я уже знаю, что запнусь. Я обнаружил, что эти физические процессы начинаются с противного чувства под ложечкой, ощущения дежавю: «Господи, снова затык!» Все это тянется мучительно, ощущение очень сильное и очень неприятное.

Потом я чувствую небольшую, но очень отчетливую напряженность в глотке, которую я не могу точно локализовать, но это определенно где-то в районе гортани. Может, это спазм голосовых связок? Скорее всего, нет, потому что я могу вдыхать и выдыхать, хотя напряжение присутствует. Когда я пытался сказать мое имя, это небольшое напряжение быстро перерастало в сильное, которое охватывало весь язык и горло. И явно превращалось в полновесный ступор. Сейчас я как бы растягиваю все во времени. В обычных обстоятельствах все происходит настолько быстро, что возникновение блока показалось бы мгновенным, и было бы совершенно непонятным, отчего это я вдруг повел себя столь странным образом.

Позже, во время экспериментов с телефонными звонками, я как-то решил попытаться ослабить это небольшое напряжение в горле. В первый раз это потребовало значительной концентрации и длительного времени: я сделал три вдоха и выдоха. И в конце концов я почувствовал, что напряжение исчезло, горло освободилось. Я попробовал сказать свое имя и был удивлен, когда слова «Дэвид Крик» проскочили совершенно свободно. Я был удивлен, потому что неприятное чувство под ложечкой говорило мне о ступоре. Я ждал, что стану запинаться, и настраивал сознание и тело на то, что придется иметь дело с неприятным переживанием. Полная свобода была удивительным итогом.

Дальнейший анализ привел меня к простому правилу: есть напряжение в горле – начинаю заикаться, нет напряжения – речь будет свободной. Я чувствовал, что нахожусь перед ответом на свою проблему напряжения в горле. Нормальный человек не напрягает «не те» мышцы в горле. Если я действительно хочу получить слитность речи, я должен отучить себя от этой вредной привычки, научиться расслабляться.