Хранимая благодать

Она чувствовала себя дурочкой. Священник смотрел на нее с таким видом, словно сомневался, в своем ли она уме. Она вздохнула, опять приняла цветы у брата и обратилась к Маккечни:

– Пожалуйста, простите меня за то, что прервала вас, отец. Прошу вас, продолжайте.

Священник вытер лоб льняным платком и перенес все свое внимание на жениха. Джоанна едва слышала поучение священника о похвальности качеств доброго мужа, поскольку не могла одолеть смущение, но решение было принято, и будь что будет. Она сотворила быструю молитву, решив, что будет правильно предать все свои страхи в руки Господа, но все же хотелось бы, чтобы Всевышний послал ей какой-то знак, который возвестил бы, что все действительно будет хорошо. Какая она все же мечтательница! Она женщина, и потому Господь ее меньше любит, как не раз повторял епископ Холвик. У Бога наверняка нет времени прислушиваться к ее мелким тревогам, и она, вероятно, впала в грех тщеславия, ожидая какого-нибудь знака.

Она чуть слышно вздохнула, но Макбейн услышал и оглянулся, и она ответила ему слабой улыбкой.

Теперь пришел черед лэрда отвечать на вопросы священника. Он начал со своего имени и титула.

Его звали Габриель.

Господь подал ей знак. У Джоанны едва челюсть не отвалилась от изумления, но она постаралась овладеть своими эмоциями, однако мысли удержать не удалось. Вопросы возникали один за другим. Намеренно ли мать назвала его именем ангела, наиболее отмеченного любовью Господа? Джоанна хорошо помнила, что архангел Габриель защищает невинных, а еще известен как покровитель женщин и детей. Она помнила удивительные истории, передаваемые из поколения в поколение, от матери – к ребенку, о самом величественном из всего небесного воинства. Мать говорила, что Габриель всегда наблюдает за ней. Это был особый архангел, которого надлежало звать на помощь в глухую ночь, когда снятся кошмары.

Джоанна покачала головой: чересчур уж она романтична, вот и все. В имени мужа нет ничего символического. Вероятно, его матушка пребывала в мечтательном настроении после его рождения, а может, его и вовсе назвали в честь какого-нибудь родственника.

Это прошлая бессонная ночь виновата в том, что ею овладели столь сумасбродные мысли, но ведь именно тогда она молила о чуде, а несколько минут назад попросила Господа подать ей знак, который позволил бы понять, что все будет хорошо.

Джоанна как-то видела изображение архангела Габриеля, сделанное древесным углем, и до сих пор помнила каждую деталь рисунка. Архангел был представлен в образе рослого воина с мечом в руке и крыльями за спиной.

У мужчины, что стоял рядом с ней перед алтарем, крыльев не было, но вот меч действительно висел на боку.

И звали его так же, как архангела. Неужели Господь услышал ее молитвы и дал ей ответ?

Глава 5

Матушка должна была назвать его Люцифером.

К такому заключению Джоанна пришла уже к концу дня. Впрочем, ему подошло бы имя Варвар или Дикарь. Его высокомерие и властность были поистине дьявольскими, и он понятия не имел о хороших манерах.

Он совершенно не понимает, что драться в день своей свадьбы по меньшей мере невежливо.

О, начал Габриель довольно неплохо. Как только отец Маккечни благословил их и закончил церемонию, супруг повернул ее к себе лицом и набросил ей на правое плечо красивый многоцветный плед, под стать его собственному, а на левое – другой плед, иной расцветки. Первый, как объяснил он, был символом принадлежности к клану Макбейна, а второй – Маклорина. Он дождался ее понимающего кивка, после чего привлек к себе и поцеловал так, что у нее захватило дух.

Губы Макбейна были жесткими и горячими, и страстный поцелуй так воспламенил ее, что ни сил, ни желания сопротивляться не осталось.

Смех за спиной наконец заставил Габриеля оторваться от нее. Увидев совершенно ошеломленное лицо супруги, он удовлетворенно кивнул и вновь повернулся к священнику, а она тем временем пыталась прийти в себя.

Отец Маккечни поспешил обогнуть алтарь, чтобы поздравить молодоженов, и, едва сдерживая смех, заметил:

– Это была прекрасная церемония, но в какую-то минуту я подумал было, что нам не суждено ее закончить.

Джоанна улыбнулась:

– А я не сомневалась. Если какое-то решение принято, нужно довести до конца.

Алекс, топтавшийся рядом, дергал ее за полы, и священник подвел его к отцу, поставил слева.

Мужчины не обратили внимания на ее хвастливое заявление, а Маккечни предложил:

– Не пора ли уже начать принимать поздравления? Весь клан хочет высказать вам свои добрые пожелания.

Габриель продолжал смотреть на жену. Казалось, хотел ей что-то сказать, но не находит нужных слов, – и она решила ему помочь:

– Я слушаю вас, Габриель.

– Не называйте меня так! Терпеть не могу.

– Но почему? По-моему, прекрасное имя, к тому же отмеченное печатью Господа.

Он недовольно заворчал, но она постаралась не обращать внимания на это и спросила как можно любезнее:

– Как же мне тогда вас называть?

– Лэрд, например.

Он что, серьезно? Но ей это не нравится. К чему такие официозы? Она решила все же не выказывать прямого неповиновения и тихо спросила:

– А наедине? Наедине я могу называть вас Габриелем?

– Нет.

– Тогда как же?..

– Если я разрешу вам обратиться ко мне, называйте меня… Макбейн. Да, именно так.

– Если вы разрешите? Понимаете ли вы, сколь высокомерно говорите со мной?

Он лишь пожал плечами и предпочел не обсуждать эту тему.

– Вы поступили правильно, подозвав сюда мальчика.

Его тон был довольно грубым, а она все еще пыталась понять нелепое предложение называть его Макбейном и потому не сразу сообразила, что он благодарит ее.

Она не знала, как на это отвечать, и, кивнув, заметила:

– Да, только было бы неплохо его помыть перед церемонией.

Макбейн с трудом сдержал улыбку. Следовало бы одернуть ее после такого выговора, но он был рад увидеть, что у нее доброе сердце, и спустил ей дерзость.

– Я учту это, когда буду венчаться в следующий раз.

Она не оставила без внимания эту шпильку:

– Вы любите, чтобы последнее слово было за вами, не так ли, милорд?

– Люблю, – согласился он с усмешкой.

Алекс смотрел на Джоанну с восторгом, и сколько бы его ни отводили в сторону, чтобы не вертелся под ногами у взрослых, малыш опять протискивался к ней поближе.