Хранимая благодать

– Джоанна, разве вы не были замужем три года?

Она старалась не смотреть на него, хотя это было трудно. Он и впрямь был очень привлекателен, и хотя она и старалась не выдать себя, сердце ее учащенно билось от его близости и запаха, исходившего от чистого тела. Судя по тому, что волосы его были еще влажными, прежде чем прийти к ней, Габриель принял ванну.

Джоанна не хотела думать, как это приятно, но никак не могла совладать со своими своевольными мыслями.

– Может, вы все-таки ответите, пока не наступило утро?

– Да, была.

– Тогда почему вы спрашиваете, зачем я здесь?

Его недоумение не произвело на нее никакого впечатления.

– Ведь если я не могу родить ребенка, то с какой целью со мной спать?

– Разве нет других причин разделить с вами ложе?

– Что же это за причины? – удивилась Джоанна.

– Разве вы никогда не испытывали удовольствие от выполнения супружеских обязанностей?

– Об удовольствии я ничего не знаю, милорд, зато разочарования мне очень хорошо известны.

– Так вы полагаете, что я буду разочарован, или говорите о себе?

– Мы оба будем разочарованы, а затем вы станете сердиться, так что лучше, милорд, если вы оставите меня.

Она говорила с такой убежденностью, будто хорошо знала все и вся, и ему не нужно было спрашивать, где она почерпнула свои сведения. Не приходилось сомневаться, что ее муж обходился с ней дурно, поэтому она и была так невинна и уязвима. Какая жалость, что Рольф мертв, иначе он с удовольствием убил бы его.

Однако прошлого не изменить, и все, что мог сделать Габриель, это хорошо подумать об их настоящем и будущем. Он склонился над ней и нежно коснулся губами лба. Она не вздрогнула и не попыталась отвернуться, и это его порадовало.

– Тогда сегодня впервые вы…

Он собирался ей сказать, что сегодня она впервые почувствует, что супружеские отношения могут быть весьма и весьма приятными, но Джоанна опередила его:

– Я не девственница, милорд. Рольф приходил ко мне на ложе часто в первый год нашего брака.

Это заявление возбудило его любопытство. Он опять наклонился и взглянул на нее:

– В первый год? А после?

– Он стал ходить к другим женщинам, потому что слишком разочаровался во мне. Может, и вам пойти к какой-нибудь женщине?

Она говорила с таким жаром, что он не знал, оскорбиться или посмеяться. Большинство жен ни с кем не хотели бы делить своих мужей, но Джоанна, казалось, и правда была готова выбежать из дома и отыскать ему любовницу.

– Мне не нужны другие женщины. Я хочу вас, – сказал он твердо.

Она вздохнула:

– Что ж, это ваше право.

Габриель откинул было одеяло, но она вернула его на место и попросила:

– Пожалуйста, еще минуту. Прежде чем вы начнете, мне хотелось бы задать вам один важный вопрос.

Она перевела взгляд на его подбородок, чтобы он не увидел, как она боится, ожидая его ответа.

– Спрашивайте.

– Скажите, что вы предпримете, если разочаруетесь во мне? – Она осмелилась на секунду взглянуть ему в глаза, затем поспешно добавила: – Я хотела бы быть готова к этому.

– Я не разочаруюсь.

– Но если все-таки?

Он призвал на помощь все свое терпение и процедил:

– Тогда мне некого будет винить, кроме себя самого.

Целую минуту она смотрела на него, прежде чем выпустить одеяло, в которое вцепилась мертвой хваткой. А потом ее поведение и вовсе повергло его в шок: она со-единила руки на животе и закрыла глаза со смирением приговоренной к смерти.

Габриель с трудом сдерживал раздражение, но собирался добиться своего.

А Джоанна вовсе не паниковала: просто помнила боль, причиняемую супружеской близостью, но не считала ее какой-то ужасной. Ничего, она потерпит, не впервой.

– Все в порядке, милорд. Я готова.

Господи, да у нее просто талант доводить до белого каления!

– Нет, Джоанна, – возразил он низким голосом и развязал ленту ее сорочки. – Вы еще не готовы, но вскоре будете. Я сделаю все, чтобы заставить вас желать меня, и не возьму до тех пор, пока вы сами того не захотите.

Она никак внешне не отреагировала на это обещание и выглядела так, словно лежала в гробу. Недостает только цветка, зажатого между холодными пальцами, мелькнуло у него. А то бы он знал наверняка, что она мертва и вот-вот будет опущена в землю.

Подумав, он решил изменить тактику. Сейчас его юная жена пугающе бледна и напряжена словно тетива лука, настороже, потому что опасается его. И он понимал почему, хотя, возможно, она сама этого и не понимала. Он подождет, пока она немного успокоится, а затем начнет свою нежную атаку. Стратегия была несложна. Он попросту собирался сокрушить ее. К счастью, она и не заподозрит, что с ней происходит, а потом уже будет слишком поздно: ее щит окажется поверженным. А когда разгорится страсть, для страхов уже не будет места.

Он понял, что его молодая жена нежна и деликатна, а выражение ее лица, когда она говорила с его сыном, показало, что она очень добра и заботлива, но вот была ли она страстной, он не знал, и решил это выяснить, прежде чем кто-либо из них покинет эту постель.

Макбейн наклонился к ней, опять поцеловал в лоб, затем лег на спину и закрыл глаза.

Прошла целая минута, прежде чем она уяснила, что он и впрямь вознамерился уснуть, повернулась и спросила:

– Я уже разочаровала вас, милорд?

– Нет.

Больше он не добавил ни слова. Она не понимала, каковы его намерения, поэтому встревожилась и спросила:

– А что же тогда делать мне?