Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

5. Вопросы социалистического строительства. Мао Цзэдун уже в 1956 году ставил под сомнение ценность советского опыта, указывая на ошибки и недостатки СССР. Во второй половине 1950-х годов установки КПСС и КПК в этой области стали все заметнее расходиться. Выводы ХХ съезда КПСС в области внутреннего строительства (и не только в связи с культом Сталина) были встречены в Пекине негативно. Мао Цзэдун искал особую модель построения социализма в КНР, ссылаясь на то, что ни Маркс, ни Ленин не думали о социализме в такой большой стране, как Китай.

В КНР, как уже говорилось, провозглашается кампания «пусть расцветают сто цветов», а затем политика «трех красных знамен» (генеральной линии, большого скачка, народных коммун). Суть нововведений сводилась к тому, чтобы в рекордно короткие сроки КНР вошла в число самых развитых стран мира и при этом превратилась в коммунистическое общество. Данный курс сразу приводит к негативным последствиям, порождает недовольство в китайском народе. Критическую реакцию вызывают эксперименты и в СССР. Н.С. Хрущев заявляет, что в КНР нет научного социализма, а есть лозунги. По свидетельству самого Н.С. Хрущева, реакция Москвы обидела Мао и еще больше испортила отношения.

Мао Цзэдун, в свою очередь, ужесточал нападки на внутриполитический курс ЦК КПСС. И чем хуже становились дела в китайской экономике, тем острее была критика СССР. Хрущев вел речь о повышении благосостояния народа, Мао говорил, что бедность лучше богатства, что если все станут богатыми, то «приостановится всякий прогресс; люди от избытка калорий будут о двух головах, о четырех ногах». Пекин обвинял Москву в «реставрации капитализма, разгуле капиталистических сил в СССР», в том, что в Советском Союзе «ленинизм уже в основном отброшен», заявлял, что СССР задержался в своем развитии, что советские люди – «консерваторы и обыватели».

6. Проблемы двусторонних отношений. Хрущев указывает в мемуарах, что напряженность в отношениях росла по мере того как Китай обращался к СССР все с новыми просьбами о помощи, не все из которых могли быть удовлетворены, – безвозмездная передача береговых орудийных батарей в Люйшуне и Даляне, строительство железной дороги на китайской территории и т. п. Мао Цзэдун якобы с особой яростью реагировал на предложения о строительстве радиостанции в КНР для связи с нашими подводными лодками на Тихом океане, о доступе советского подводного флота к китайским портам, о размещении в Китае самолетов-перехватчиков. Мао назвал эти предложения «оскорблением национального достоинства и суверенитета» Китая.

Трения возникли также из-за вопроса об использовании миллиона китайских рабочих в Сибири. Хрущев сделал такое предложение Мао Цзэдуну. Китайский руководитель нашел его весьма унизительным, свидетельствующим о том, что в СССР относятся к Китаю так же, как на капиталистическом Западе (т. е. как к источнику дешевой рабочей силы). Позднее, однако, Пекин согласился послать рабочих в Сибирь, но теперь Москва отказалась от своей же инициативы, испугавшись, по словам Хрущева, что китайцы «хотят оккупировать Сибирь без войны».

Постепенно стала всплывать на поверхность пограничная проблема – «неравноправность» договоров царской России с цинским Китаем. Мао Цзэдун вновь поднял вопрос о Монголии. У Москвы спрашивали: а не была ли позиция Сталина ошибочна? Ответ оставался прежним.

Хрущева обвиняли и в том, что он оскорбительно высказывался о китайской нации, принижал ее. Хрущеву, напротив, казалось, что Мао слишком превозносил китайскую нацию как величайшую в мире, говорил о превосходстве китайцев над всеми другими народами. В мемуарах Хрущев постоянно сетует, что китайцы «вели себя все более странно», не были искренни с советскими представителями, а «это отравляло наши взгляды и чувства в отношении китайцев».

В условиях возраставшей напряженности в советско-китайских отношениях СССР разорвал (1959) соглашение о сотрудничестве в ядерной области, а в 1960 году весьма неожиданно для китайской стороны из КНР были отозваны все советские советники, прекращена помощь этой стране.

Если проанализировать факторы, которые привели к разрыву между СССР и КНР в конце 1950-х годов, то следует, видимо, обратить первостепенное внимание на неравноправный характер отношений, заложенный в сталинский период. Чем крепче Китай становился на ноги, тем меньше был склонен терпеть это. Если при Сталине китайское руководство еще готово было подчиняться бесспорному лидеру, то после его смерти негативная реакция на любые проявления командования со стороны Москвы усилилась. Н.С. Хрущеву не прощалось то, что прощали Сталину.

Недовольству Пекина способствовало своеобразное положение Китая в рамках коммунистического блока. С одной стороны, по размерам территории, природным ресурсам и численности населения КНР являлась великой державой. Но, с другой стороны, по уровню экономического развития она далеко отставала от европейских социалистических стран. Китаю требовалась значительная экономическая и научно-техническая помощь.

Следует также добавить роль таких факторов, как идеологические разногласия КПК с КПСС; объективные различия в интересах и потребностях, внутренних условиях двух стран; борьба за влияние в международном коммунистическом движении; несовпадение внешнеполитических приоритетов; личная неприязнь друг к другу Хрущева и Мао Цзэдуна.

Итак, в 1960 году советские советники были отозваны правительством СССР. Предлог – их третирование. Однако беседы с людьми, которые работали в те годы в Китае, свидетельствуют, что далеко не все они ощущали на себе такое отношение. Многие подчеркивали, что атмосфера была исключительно дружественной или по крайней мере нормальной. От дипломатов можно было услышать, что им приходилось буквально «высасывать из пальца» факты грубого обращения с советниками для доклада в Москву. Эти «факты» и использовались при принятии решения. Поверил ли Хрущев подобной информации, или он сам ее добивался? Очевидно, что Хрущев был к тому времени резко настроен против Мао Цзэдуна из-за усилившихся разногласий, и отзыв специалистов использовал в качестве мести.

С этого времени двусторонние отношения стали ухудшаться. Произошел спад в торгово-экономическом сотрудничестве. В 1964 году на советско-китайскую торговлю пришлось лишь 15 % всего товарооборота КНР, в то время как в 1959 году – более 50 %. Начали сокращаться культурные, научные, спортивные связи.

Мао Цзэдун сразу же возложил на Москву вину за катастрофическую ситуацию в экономике страны, хотя на самом деле она была вызвана «большим скачком» и другими левацкими экспериментами. Обострились идеологические противоречия. Лидеры КПК возражали против тезиса о решающей роли рабочего класса и мировой системы социализма в революционном процессе, заявляя, что, пока социализм не победил в международном масштабе, невозможно предотвратить глобальный конфликт. Они утверждали также, что империализм определяет характер мирового развития. Такие взгляды высказывались в печати, на встречах с представителями коммунистических партий различных стран, распространялись китайскими дипломатами среди советского населения.

В Москве эти действия воспринимались как угроза раскола в коммунистическом движении. Для нажима на Пекин Хрущев пытался использовать Совещание коммунистических и рабочих партий в ноябре 1960 года. В письме ЦК КПСС, направленном ЦК КПК накануне совещания и разосланном другим партиям, отвергалось предложение Пекина предоставить решение теоретического спора суду истории. КПК обвинялась в авантюризме, сектантстве, путчизме, защите культа личности. В заявлении Совещания говорилось о недопустимости фракционной и групповой деятельности в рядах коммунистического движения.

Развернулось соперничество в развивающемся мире, усилились разногласия в подходе к ряду международных конфликтов. Китай всячески препятствовал участию Советского Союза в различных форумах стран Азии, Африки и Латинской Америки, обвинял СССР в сговоре с Западом. В свою очередь, Советский Союз применял политические, дипломатические и пропагандистские рычаги для дискредитации КНР.

Все более открытый характер приобретала взаимная критика внутреннего положения в обеих странах. В китайской печати СССР обвинялся в реставрации капитализма, утверждалось, что его народ «обуржуазился, зажирел, предал забвению пролетарский интернационализм». Одновременно раздавались призывы к советским трудящимся бороться против «ревизионистских властей».

В этой и без того накаленной обстановке на передний план вышел территориальный вопрос. С 1960 г. стали возникать пограничные инциденты. Весной 1962 года в Советский Союз перешло более 60 тыс. граждан КНР, недовольных условиями жизни. Китайское правительство обвинило советские власти в «подготовке и организации массового перехода», в «серьезной подрывной деятельности».

В Китае появились материалы о том, что в прошлом в состав Синьцзяна входил ряд принадлежащих Советскому Союзу территорий. В работах историков превозносилась деятельность Чингисхана. Был выдвинут тезис о том, что царская Россия захватила более 1,5 млн кв. км «исконно китайских земель». 10 июля 1964 года Мао Цзэдун в беседе с японской делегацией заявил: «Примерно 100 лет назад район к востоку от Байкала стал территорией России, и с тех пор Владивосток, Хабаровск, Камчатка и другие пункты являются территорией Советского Союза. Мы еще не представили счета по этому реестру».

В учебниках истории Россия характеризовалась как извечно «агрессивное государство», которое с конца XVI в. захватило Сибирь, вторглось в Китай, враждебно относилось к китайцам, жестоко подавляя их сопротивление. Проводилась мысль, что в XIX в. Россия была главным участником раздела Китая и что «экспансионистская политика России постепенно превращалась в агрессию мирового масштаба, а конечной целью царской России стала мировая гегемония».

В Советском Союзе территориальные притязания Пекина воспринимали в высшей степени серьезно – как реальную угрозу национальной безопасности страны. Ныне китайские ученые подчеркивают, что на самом деле Пекин не претендовал на советские земли, а лишь хотел припугнуть оппонентов в Кремле. Как утверждается, на встрече 9 октября того же 1964 года с албанской делегацией Мао Цзэдун разъяснил свою позицию: «Переброска Хрущевым войск на границу с Китаем поставила нас в трудное положение, однако мы должны были проявить готовность. Поэтому в разговорах нам нужно было сделать «холостой выстрел», произнести «пустые слова» и на пограничных переговорах занимать наступательную позицию. Цель заключалась в том, чтобы добиться рационального положения на границе и подписать договор о границе. Вы, наверное, подумали, что мы и в самом деле хотим вернуть 1,54 млн кв. км земель, занятых царской Россией. Отнюдь нет. Это как раз и называется «холостым выстрелом», чтобы вызвать настороженность другой стороны».

Наш покойный друг, историк Луань Цзинхэ, так комментировал это высказывание Мао: «У Китая и в мыслях не было возвращать те 1,54 млн кв. км, это был «холостой выстрел», стремление отделить историческую правду и неправду; все, что требовалось, – это добиться рационального пограничного урегулирования. В связи с началом в феврале 1964 года китайско-советских переговоров по погранвопросам заявление Мао Цзэдуна об отторгнутых землях было сделано прежде всего в интересах переговорного курса и тактики. Иными словами, Китай и СССР на переговорах по погранвопросам должны были отделить историческую правду от неправды, признать, что соответствующие договоры о нынешней границе между Китаем и СССР являются неравноправными договорами, навязанными Китаю империалистической царской Россией; принимая во внимание сложившуюся ситуацию, на основе этих договоров и путем переговоров полностью урегулировать границу».

* * *

После снятия Хрущева в октябре 1964 года советское руководство предприняло шаги по нормализации отношений с КНР, в частности предложило установить контакты на высоком уровне. В Пекине проявили к ним интерес, на время полемика поутихла.

Однако противоречия зашли настолько далеко, что ни Москва, ни Пекин не были готовы к изменению своих позиций. Публицист Ф. Бурлацкий утверждает, что в Кремле раздавались в тот период голоса в пользу восстановления дружбы с Мао Цзэдуном за счет полных уступок в вопросах критики культа личности и стратегии коммунистического движения. А.Н. Шелепин якобы предлагал вернуться к линии на мировую революцию и отказу от принципов мирного сосуществования, а А.Н. Косыгин считал целесообразным уйти от «крайностей» ХХ съезда КПСС. Так ли это было на самом деле, сказать трудно, ясно одно – Москва на уступки не пошла, более того, потребовала от Пекина отбросить маоистские установки.

В свою очередь, руководство КПК хотело, чтобы КПСС изменила политику, основанную на решениях XX–XXII съездов, встала на позиции Мао Цзэдуна. Думается, Мао в любом случае не хотел сближения с СССР – сказывались накопившиеся обиды, явное несогласие с нашей политикой, обострение политической ситуации в китайском обществе. Мао Цзэдун готовился сдвинуть страну «влево», и нормализация отношений с Советским Союзом, проповедовавшим «правые» идеи, помешала бы этому.

Из примирения ничего не вышло, напряженность в советско-китайских отношениях еще больше возросла. СССР теперь рассматривали как страну, стремящуюся изолировать Китай, поставить его под контроль. В октябре 1964 года КНР провела первое испытание атомной бомбы, подчеркнув, что это сделано «во имя… защиты суверенитета, против угроз США и великодержавности СССР».

Советский Союз предпринял попытки сближения с Китаем по линии оказания помощи Вьетнаму, отражавшему американскую агрессию. Но на фоне обострявшейся конфронтации между СССР и КНР они больше походили на дискредитацию Китая в глазах зарубежных коммунистических партий. Ведь, с одной стороны, Л.И. Брежнев призывал довести борьбу с маоизмом до конца, а с другой – уговаривал Мао Цзэдуна сплачиваться в борьбе с империализмом.

Пекин отвечал призывами вести непримиримую борьбу против идейных позиций КПСС, не прекращать полемику «ни на день, ни на месяц, ни на год, ни на 100, 1000 и даже 10 тыс. лет». В 1966 году КПК отказалась направить делегацию на XXIII съезд КПСС, межпартийные отношения прервались. Вслед за ними были прерваны связи по линии комсомола, обществ дружбы, органов информации, участились инциденты на границе. В Китае бурно реагировали на консультативную встречу 19 коммунистических и рабочих партий в 1965 году в Москве, назвав ее раскольнической, на критику по поводу нежелания КНР «по-настоящему» помогать Вьетнаму, на «личные выпады» Брежнева против Мао Цзэдуна.

В условиях обострения советско-китайских отношений Пекин стал искать контактов с Японией, Соединенными Штатами, западноевропейскими государствами. Запад, однако, вяло реагировал на заигрывания, США не прекращали давления и угроз в отношении КНР. Тогда Мао Цзэдун решил сделать главную ставку на развивающиеся страны. В 1965 году эта стратегия нашла свое выражение в теории «народных войн» «мировой деревни» (государств Азии, Африки и Латинской Америки) против «мирового города» (государств Северной Америки и Европы, включая Советский Союз).

Разразившаяся в 1966 году «культурная революция» довела до полного хаоса внутреннюю жизнь и внешнюю политику КНР, пагубно сказалась на отношениях Китая с Советским Союзом. Одним из ее лозунгов было «четкое отмежевание» от КПСС и доведение борьбы против нее «до конца». В КНР шельмовались все те, кто был как-то связан в прошлом с СССР или выступал за использование советского опыта.

Хунвейбины запрудили подступы к посольству СССР, третировали наших дипломатов, пытавшихся выехать в город. Звучали угрозы «содрать шкуру» с советских людей, «размозжить собачьи головы». Хором скандировали идиотский призыв к нашему консулу: «Выходи, сволочь, пожалуйста!». По Пекину были расклеены дацзыбао (плакаты), предупреждавшие, что сотрудники посольства СССР не только ревизионисты, но еще и шпионы. На входе в специальный ресторан для иностранцев висело объявление: «Собакам и русским вход запрещен!». В конце концов дело дошло до настоящего штурма советской дипмиссии.

Допускали бесчинства китайские граждане и на территории Советского Союза: прилюдно мочились сначала на пограничной станции Наушки, а затем и в Москве на Красной площади, у Мавзолея Ленина.

На официальном уровне говорилось об «угрозе с Севера», о том, что «русские ракеты могут полететь из Москвы в Пекин». Представители китайского руководства заявляли: «Пограничная война между Китаем и СССР начнется раньше, чем война с США», «возможен разрыв отношений, возможна война». Тема нападения с Севера зазвучала еще громче после чехословацких событий 1968 года. Народ призывали «готовиться к войне, готовиться к голоду».

Весной 1969 года на пограничной реке Уссури, в районе острова Даманский, произошли крупные кровопролитные столкновения вооруженных сил двух стран. Документальных данных о том, кто и зачем это устроил, пока не появлялось. Но один факт очевиден – советско-китайские отношения дошли до крайне опасной точки, и с этого момента начался процесс постепенного сближения Пекина с Вашингтоном. Он ускорялся под воздействием жестких мер со стороны СССР: массовой переброски войск к границам КНР, намеков на возможность принятия соответствующих мер против Китая, апелляции к США и другим западным странам по китайскому вопросу, мобилизации международного коммунистического движения на «непримиримую борьбу против антиленинских установок нынешних руководителей Китая, против их раскольнической политики и великодержавного националистического курса».

IX съезд КПК, состоявшийся в апреле 1969 года, закрепил курс на противодействие СССР. Пресса призывала «подготовиться вести с советским ревизионизмом как обычную, так и большую ядерную войну». Подготовка к войне была объявлена «коренной целью экономического строительства». Началось массовое перемещение промышленных объектов в глубинные районы Китая, создавались запасы продовольствия, медикаментов. На случай «осадного положения» население было мобилизовано на строительство бомбоубежищ и укрытий.

* * *

Как рассказывалось в томе 1, с весны 1973 года по осень 1979 года мы наблюдали за Китаем уже из Генконсульства СССР в калифорнийском городе Сан-Франциско. Напомню, что китайская тематика в этот период приобрела большое звучание в американской внешнеполитической стратегии. США глубоко завязли в трясине вьетнамской войны, и избранный в 1968 году президент Р. Никсон решил искать выход из тупика в сближении с КНР. Американцы полагали, что именно маоистский Китай стоял за вьетнамскими коммунистами и, помирившись с Пекином, можно будет заставить вьетнамцев согласиться на почетные для США условия мира.

Сближение с Китаем преследовало еще одну, даже более глобальную и долгосрочную, цель. Реагируя на усиливавшуюся советско-китайскую конфронтацию, Р. Никсон и его окружение (прежде всего помощник по национальной безопасности Г. Киссинджер) вознамерились использовать Пекин для давления на Москву, получения от СССР уступок. Р. Никсон заявлял в то время: «Я считаю, что страх, который Советский Союз испытывает к коммунистическому Китаю, может заставить его пойти на коалицию с Западом, на вынужденный брак с Западом»[8 - Neazo E., Hess S. Nixon. A Political Portrait. N.Y., 1968. P. 312.]. По замыслу новой администрации, Соединенные Штаты должны были, играя на противоречиях, добиться лучших отношений с двумя коммунистическими гигантами, чем те имели между собой. В Вашингтоне шутили: пусть советский и китайский женихи соперничают, добиваясь руки американской невесты.

В рамках новой стратегии администрация Р. Никсона начала поиск путей преодоления отчужденности с КНР. Возможности растопить лед в американо-китайских отношениях нарастали. После столкновений весной 1969 года между советскими и китайскими пограничниками Мао Цзэдун решил сделать резкий маневр и перейти от архиреволюционности к партнерству с США, чтобы успешнее сдерживать «русского белого медведя».

Вслед за смертью Мао Цзэдуна 9 сентября 1976 года к власти в Пекине пришли реформаторы, взявшие курс на модернизацию страны. Модернизация требовала создания соответствующего внешнего окружения. В условиях продолжавшейся конфронтации с СССР реформаторы сделали ставку на Запад в вопросах модернизации, обеспечения безопасности страны, реализации политических целей на мировой арене.

В Соединенных Штатах не сразу откликнулись на призывы Пекина о «едином международном фронте». Но к 1978 году в США верх взяли силы, ратовавшие за пересмотр внешнеполитической линии. Вашингтон принял программу довооружений, стал затягивать заключение, а затем ратификацию Договора об ОСВ-2, развернул кампанию противодействия «советской угрозе» и защиты «жизненных интересов» США во всех уголках земного шара. Дальнейшее сближение с Пекином было призвано усилить давление на СССР и его союзников.

В результате нормализация американо-китайских отношений, задерживавшаяся на протяжении семи лет, была форсирована и завершена в течение нескольких месяцев. Толчком послужил визит в Пекин в мае 1978 года помощника президента 3. Бжезинского. Он поставил вопрос об «общности интересов» США и КНР, необходимости их совместных усилий по противодействию «советской угрозе». 3. Бжезинский заверил собеседников, что американское правительство намерено впредь придерживаться «твердой позиции» в отношении Советского Союза, одобряет аналогичный курс китайского руководства и готово оказывать ему соответствующую политическую поддержку, а также помощь в модернизации экономики и вооруженных сил страны.

В китайской столице с удовлетворением восприняли тезисы 3. Бжезинского. Осенью 1978 года стороны достигли компромисса по Тайваню. Соединенные Штаты обязались приостановить политические и военные связи с Тайбэем. Китай, со своей стороны, пообещал стремиться к мирному урегулированию тайваньской проблемы (хотя и не взял на себя формальных обязательств на этот счет), согласился на сохранение неофициальных контактов американцев с Тайванем. 15–16 декабря в Пекине и Вашингтоне было опубликовано совместное коммюнике, в котором объявлялось об установлении полных дипломатических отношений с 1 января 1979 г.

В январе – феврале 1979 года состоялся визит Дэн Сяопина в Соединенные Штаты. Проходил он уже после январских событий в Кампучии (свержение режима Пол Пота вьетнамскими войсками), которые закрепили китайское руководство на жестких позициях в отношении СССР и его союзников. В итоге поездки стороны договорились о проведении консультаций по международным вопросам, координации усилий на базе «параллельных интересов». Администрация Дж. Картера изъявила готовность содействовать созданию «сильного Китая», опирающегося на Запад.

Важное место занял на переговорах вопрос о положении в Индокитае. В результате нормализации китайско-американских отношений командование Народно-освободительной армии Китая получило возможность передислоцировать большую часть войск с тайваньского направления в район китайско-вьетнамской границы. Вашингтон был проинформирован о намерении КНР «проучить» Вьетнам, преподать ему «урок». Вскоре это намерение было осуществлено.

В феврале 1979 года войска КНР вторглись на территорию СРВ. Акция была осуждена Советским Союзом и широким кругом других государств. Эффективное сопротивление со стороны вьетнамских войск и негативная международная реакция способствовали прекращению военных действий. «Урок» не удался.

На протяжении 1979 года осуществлялась интенсивная работа по углублению и расширению китайско-американских связей на всех направлениях. В КНР побывал вице-президент У. Мондейл, было подписано 15 соглашений о сотрудничестве, в том числе общее торговое соглашение, по которому Китай получил режим наибольшего благоприятствования.

В августе 1978 года был подписан Договор о мире и дружбе между КНР и Японией. Японцы в конце концов согласились включить в него положение о противодействии гегемонии. Советское руководство могло бы спокойно проигнорировать эту чисто символическую выходку. Тем более что антикитайские положения включались во многие международные документы, подписывавшиеся тогда Советским Союзом, да и сам тезис о необходимости борьбы с гегемонизмом широко использовался в нашем политическом лексиконе.

Но без эмоций и на этот раз не обошлось. Была устроена очередная демонстрация силы (увеличение военного потенциала на Дальнем Востоке), которая еще раз убедила и Пекин, и Токио, и Вашингтон в эффективности «игры на чувствах» СССР.