«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Будь мы героями книги, Освальд бы «нежно обнял младшую сестрёнку, и слёзы их смешались» бы. На самом же деле Освальд спросил:

– А почему ты тогда не напишешь отцу?

Она зарыдала ещё сильнее:

– Листок с адресом потерялся. Г. О. вздумал рисовать на чистой стороне и взял его, а теперь я нигде листок не найду. Везде уже посмотрела. Я скажу тебе, что` собираюсь сделать. Нет, не скажу, но мне надо уйти. Только не говори остальным. А если спросит Элиза, пожалуйста, Освальд, притворись, что я дома. Обещай!

– Скажи мне, что` собираешься делать! – потребовал я.

– Нет, – наотрез отказалась она.

И добавила, что у неё есть причина не говорить. Что ж, ответил я, тогда и обещать не буду, хотя, конечно же, собирался хранить секрет. Но это было нечестно с её стороны – ничего мне не рассказать.

Пока Элиза в столовой накрывала чай, Элис выскользнула через заднюю дверь. К чаю она не вернулась.

Элиза спросила у Освальда, где сестра. Он отговорился тем, что точно не знает, наверное, Элис наводит порядок в своём угловом комоде. Девочки часто этим занимаются, и уж если начнут, то потом никак не могут остановиться.

Ноэль после чая много кашлял и тоже спрашивал, где Элис. Освальд ему объяснил, что она занята и это секрет. Даже спасая сестру, избежал вранья.

Наконец она вернулась, очень тихая, но Освальду прошептала, что всё в порядке.

Поздним вечером Элиза ушла отправить письмо. Это у неё занимает не меньше часа, потому что, не доверяя почтовому ящику на нашей улице, она ходит через Блэкхит на почту. Началось это после того, как в почтовый ящик на нашей улице один мальчишка бросил запал и все письма внутри сгорели. Мы отношения к этому не имеем. Даже вообще не знали, пока Элиза не рассказала нам.

Ну вот, значит, она ушла, и вдруг раздался стук в дверь. Мы подумали, что Элиза забыла ключ от заднего входа, и послали Г. О. открыть. Быстро сбегать туда-сюда входит в круг его обязанностей. Ноги-то у него самые молодые из всех.

Он сбежал вниз, а потом мы услышали, как вместе с ногами Г. О. по ступенькам наверх ступают ещё чьи-то ноги. И ступают тяжелее, чем Элизины.

Мы прислушивались и гадали, кто бы это мог быть. А потом дверь открылась и к нам вошёл дядя Альберта, очень усталый с виду.

– Как хорошо, что вы здесь! – обрадовался Освальд. – Элис уже начала бояться, что Ноэль…

Элис не дала мне продолжать. Лицо у неё было очень красным, а нос распух и блестел, потому что она долго плакала перед чаем.

– Я просто сказала, что Ноэлю нужен доктор, – выпалила она, цепляясь за дядю Альберта, будто боялась, как бы он не исчез. – Ведь нужен, правда?

– Ну-ка, давайте осмотрим вас, молодой человек, – сказал он, садясь на краешек кровати Ноэля.

Кровать немного качнулась. Она стала несколько шаткой, после того как штанга, вставленная в неё для устойчивости, сломалась из-за игры в грабителей, где штанга изображала лом. Дядя Альберта смерил у Ноэля пульс, а потом сказал:

– Арабский лекарь прохлаждался в своих шатрах на диких просторах Гастингса, когда ему вдруг доложили о простуде его величества, и он, сев на ковёр-самолёт, повелел доставить себя к высочайшей особе. Лишь один-единственный раз сделал остановку на базаре, чтобы купить там восточных сластей. – И он вытащил из пакета, который держал в руках, довольно много шоколада, ирисок и ещё виноград для Ноэля.

Выслушав наши благодарности, он объявил:

– Мудрый врачеватель выносит заключение: этому ребёнку пора спать. Слово сказано. Пришедшим проведать больного разрешаю покинуть его покои.

Мы и покинули. Дора и дядя Альберта, устроив как следует Ноэля на ночлег, вскоре тоже спустились в детскую, где мы, остальные, их ждали.

– Ну так и что? – осведомился дядя Альберта, сев в кресло имени Гая Фокса.

А Элис потупилась:

– Можете им рассказать, что` я сделала. Они, конечно, все разозлятся, ну и пускай.

– Поступок твой мудр, – похвалил дядя Альберта и усадил её к себе на коленку. – Я рад, что ты мне отправила телеграмму.

Тут до Освальда и дошло, в чём заключался секрет Элис. Она удрала из дома, чтобы отбить дяде Альберта телеграмму в Гастингс. Освальд, однако, не понимал, к чему такая скрытность. Позже Элис передала ему текст телеграммы. Он был таким: «Возвращайтесь скорее мы простудили Ноэля и я думаю мы его убиваем». Вместе с адресом это ей обошлось в девять с половиной пенсов.

Дядя Альберта принялся задавать нам вопросы, и всё постепенно вышло наружу. И как Дикки ловил простуду, а она вместо него напала на Ноэля, и как мы делали лекарства, и как у нас в остальном жизнь складывалась.

Дядя посуровел:

– По-моему, вы уже слишком большие, чтобы валять подобного дурака. Это же надо додуматься, так рисковать здоровьем! Оно ведь самое лучшее, что у вас есть. А вы своими замечательными лекарствами могли запросто отравить брата. Вам крупно повезло, что не отравили. Бедняга Ноэль!

– Ой, вы считаете, он умрёт? – простонала Элис и приготовилась снова рыдать.

– Нет-нет, – успокоил её дядя Альберта. – Но надеюсь, до вас хотя бы дошла вся глупость вашего поведения? Мне-то казалось, отец с вас взял обещание… – И он закатил нам длинный выговор. А у него при необходимости это хорошо получается – сразу чувствуешь себя маленьким несмышлёнышем.

Мы и почувствовали. И нам стало ужасно стыдно, в чём мы ему и сознались, а он спросил:

– Помните, я обещал повести вас на спектакль?

– Помним, – ответили мы, сильно подозревая, что теперь обещание отменяется.

– Если хотите – пойдём, – вопреки нашим опасениям сказал он. – Или могу вместо этого взять с собой Ноэля на недельку к морю. Там он окончательно избавится от простуды. Ну, что выбираете?

Конечно, он понимал, что мы выберем Ноэля и море. Мы так и сделали, но Дикки потом мне сказал, что Г. О. чуть не плакал.

Дядя Альберта пробыл с нами, пока не пришла Элиза, а затем так попрощался, что стало ясно: всё прощено и забыто.

И мы отправились спать. Должно быть, уже в середине ночи Освальд внезапно проснулся и увидал Элис. Она трясла его, чтобы разбудить, и зубы её стучали.

– Ой, Освальд! – воскликнула она. – Я такая несчастная! Вдруг я сегодня ночью умру?

– Не неси чушь и отправляйся в кровать! – строго велел ей Освальд, но она продолжала:

– Я должна тебе рассказать. Мне так жаль, что я дяде Альберта не призналась. Я мошенница и, если сегодня умру… Сам ведь знаешь, куда отправляются грешники, когда умирают.

Освальд понял, что дело плохо, и, сев на кровати, спросил:

– Ну, что случилось?

И Элис, стоя и вся трясясь, начала рассказывать:

– У меня не хватало денег на телеграмму. Тогда я взяла из копилки фальшивый шестипенсовик, добавила его к пяти пенсам, которые у меня были, и таким образом расплатилась. Тебе я сказать не могла, потому что ты мог меня не пустить, а я бы этого не пережила. А если бы отпустил и помог мне, то тоже стал бы мошенником. О, что мне делать?

Освальд подумал с минуту и ответил ей так:

– Лучше бы ты, конечно, со мной посоветовалась. Но, полагаю, всё будет в порядке, если мы эти шесть пенсов вернём. Иди и ложись спать. Сержусь ли я на тебя? Да нет, глупышка. Но, чур, в другой раз, пожалуйста, без тайн!