Г. О., Элис и Дора вцепились в одеяла, которые на себя накинули по примеру индейцев, и, побледнев, с надеждой уставились на Дикки и Освальда, а Ноэль прошептал:
– Это привидение. Я точно знаю.
Мы снова стали прислушиваться, но ничего больше не услышали. Кроме шёпота Доры:
– Что же нам делать? О, что же теперь нам делать? – И она это повторяла, пока мы не велели ей умолкнуть.
Приходилось ли вам когда-нибудь, о читатель, накинув на плечи одеяло, играть в индейцев возле огня в спальне дома, где, по вашему убеждению, кроме вас, нет ни души, а потом вдруг услышать, как этажом ниже пододвигают стул и ворошат уголь кочергой? Если вы этого не испытали, то даже представить себе не можете, что` с нами было.
Нет, ничего такого, о чём пишут в книгах: ни волос, вставших дыбом на голове, ни зловещего «т-сс!» из-под прижатого к губам пальца. Просто ноги наши вдруг заледенели, сделались холодными-прехолодными, хотя мы сидели возле огня в одеялах, а у Освальда взмокли загоревшиеся ладони, нос сделался холодным, как у собаки, а уши пылали.
Девочки, как нам после стало известно, тряслись от ужаса, громко стуча зубами, но мы тогда этого не видели и не слышали.
– Может, откроем окно и позовём полицию? – предложила Дора.
Тут Освальда посетила мысль, от которой слегка отпустило дух, и он поспешил довести её до остальных:
– Я точно знаю, что это не привидение. И что это грабители, тоже не верю. Думаю, там всего-навсего бродячая кошка. Забралась, должно быть, в подвал, когда привозили уголь, и сидела тихо, а теперь ходит. Пошли посмотрим!
Девочки, конечно, не соглашались, но я заметил, что даже им полегчало. Дикки, однако, не возражал.
– Хорошо, – согласился он. – Пойду, если и ты пойдёшь.
Ноэль спросил:
– Ты действительно думаешь, это кошка?
Мы ответили, что ему лучше остаться с девочками, после чего, конечно же, пришлось брать с собой не только его, но и Элис. Тут Дора сказала, что, если мы потащим с собой Ноэля, ещё не отошедшего от простуды, она закричит: «Пожар! Убивают!» – и ей будет всё равно, даже если услышит вся улица. Поэтому Ноэль сдался и решил просто одеться, пока мы внизу ловим кошку.
Хотя Освальд, сказав про кошку, и поднабрался отваги для вылазки вниз, тревога не покинула его душу окончательно. Вдруг всё же грабитель? Мы раньше часто о таком разговаривали, но ведь это совсем не то же, что сидеть, затаив дыхание, и прислушиваться, прислушиваться. Вот Освальд и решил, что легче спуститься и посмотреть, что там, внизу, чем ждать и слушать. И ждать, и ждать, и слушать, и снова ждать…
А потом ведь можно услышать, как это, чем бы оно ни оказалось, тихо поднимается по лестнице. Настолько бесшумно, насколько можно ступать без ботинок. Вот только предательские ступеньки немного скрипят у него под ногами. А оно всё ближе и ближе к комнате, где мы сидим и где даже дверь не закрыта на случай, если Элиза неожиданно вернётся. И мы глядим с ужасом на проём, а за ним утопает во мраке тёмная лестничная площадка.
Это было бы так же жутко, только длилось бы ещё дольше, да вдобавок мы бы ещё себя ощутили трусами. Дикки говорит, что почувствовал в точности то же самое.
Многие бы назвали нас юными героями. Вот ведь, нашли в себе смелость спуститься, не испугались. Именно потому я и попытался здесь объяснить, как всё происходило в действительности. Юным героям не нужно больше славы, чем они заслужили.
Пламя в газовом светильнике на лестничной площадке было подвёрнуто до голубоватой бусины. Мы вчетвером очень тихо вышли из комнаты и долго стояли в своих одеялах на верхних ступеньках, прежде чем двинуться вниз, и слушали, слушали и снова прислушивались до звона в ушах.
Освальд шепнул кое-что Дикки на ухо. Тот отправился в нашу комнату и принёс игрушечный пистолет – большой, очень длинный, но со сломанным спусковым крючком. Взял себе его я, по праву старшего. Полагаю, ни мне, ни Дикки уже не верилось в кошку, но Элис с Г. О. верилось. Дикки прихватил из спальни Ноэля ещё и кочергу, объяснив Доре, что это для усмирения кошки, когда мы её поймаем.
Затем Освальд прошептал:
– Начинаем игру в грабителей. Мы с Дикки вооружены до зубов, поэтому идём первыми. Вы держитесь на марш позади. Если на нас нападут, будете подкреплением или, коль скоро вам это больше понравится, отступайте в крепость – оборонять женщин с детьми. – Зубы у Освальда, когда он всё это говорил, немного стучали – от холода.
Элис и Г. О. выбрали роль подкрепления. Дикки и Освальд начали красться вниз. Спустившись до конца лестницы, мы разглядели, что дверь отцовского кабинета чуть-чуть приоткрыта и сквозь щёлку струится свет.
Освальд обрадовался. Он ведь прекрасно знал, что грабители любят орудовать в темноте. Самое большее, что они себе позволяют, – это потайной фонарь, но от него бы свет в щель не просачивался. Значит, и впрямь, наверное, кошка.
И Освальд уже предвкушал, какая будет потеха, если для остальных, наверху, сделать вид, будто в дом действительно проник настоящий грабитель. Он взвёл курок, который ещё работал, хотя стрелять пистолет уже не мог, и коротко бросил:
– Идём, Дик! – А затем, шагнув к двери кабинета, ворвался внутрь с криком: – Сдавайтесь! Вы обнаружены! Сдавайтесь, или я стреляю! Руки вверх!
И, выкрикнув это всё, он увидел прямо перед собой, на ковре возле камина, настоящего грабителя. Ошибки быть не могло. Освальд не сомневался, что это грабитель. Зачем бы иначе тот держал в руках отвёртку и стоял с ней перед дверцей шкафа, в котором Г. О. сломал замок? Зачем понадобились лежавшие на полу буравчики, винты и ещё какие-то инструменты?
В шкафу, правда, ничего не было, кроме старых конторских книг, журналов и ящика с инструментами. Но знать этого грабитель, конечно, не мог, пока не залез внутрь. Вот только Освальд понял, что перед ним действительно самый-самый настоящий грабитель, да ещё и вооружённый отвёрткой, ему тут же стало не по себе. Однако пистолет не опустил. И – вы вряд ли поверите, но это правда – грабитель бросил отвёртку, которая со звоном упала на другие инструменты, вскинул руки и сказал:
– Сдаюсь. Не стреляйте! Сколько вас тут?
– Да уж побольше, чем вас, – ответил Дикки. – Вы вооружены?
Грабитель покачал головой:
– Ни в коей мере.
И тогда Освальд, продолжая держать его на мушке и чувствуя себя очень сильным и храбрым, как герой захватывающей повести, приказал:
– Выворачивайте карманы!
Грабитель послушался, и пока он их выворачивал, мы сумели его разглядеть. Среднего роста. Одет в чёрный сюртук и серые брюки. Ботинки по бокам немного потёрлись, а манжеты рубашки поистрепались, но в остальном выглядел он вполне прилично и держался как джентльмен. Лицо худое и немного морщинистое. Серые большие глаза, которые то блестели, то вдруг становились мягкими и даже ласковыми. И короткая бородка. Видимо, в молодости она была у него золотистой, как пшеница, но теперь изрядно подёрнулась проседью.
Мало-помалу Освальд проникся к нему жалостью, особенно после того, как заметил большую дыру в одном из вывернутых карманов. Другие карманы, хоть и были целы, содержали в себе сущую ерунду. Письмо, кусок верёвки, три спичечных коробка, трубку, носовой платок, тощий кисет почти без табака и два пенни. Мы заставили его выложить всё это на стол, а потом он сказал:
– Ну вот, вы меня поймали. Что намерены делать? Сдадите полиции?
Элис с Г. О., услыхав мои громкие крики, спустились вниз в качестве подкрепления, и когда Элис увидела настоящего грабителя, который сдался, она захлопала в ладоши и воскликнула:
– Браво, мальчики!
Г. О. сделал то же самое.
А потом Элис сказала:
– Если он даст слово чести, что не сбежит, я бы не вызывала полицию. Как-то жаль это делать. Давайте лучше подождём, пока отец не вернётся домой.
Грабитель с ней согласился, что так будет лучше всего, дал нам слово чести и попросил разрешения закурить трубку. Мы позволили. Тогда он устроился у огня в отцовском кресле и стал сушить ботинки, от которых пошёл пар.
Я отправил Г. О. и Элис одеться во что-нибудь, рассказать Доре с Ноэлем о наших здешних обстоятельствах, принести нам с Дикки наши бриджи-никербокеры, а заодно захватить остаток каштанов.
Вскоре все собрались. Мы сели полукругом возле огня. Стало очень весело. Грабитель-то оказался очень дружелюбным и охотно с нами разговаривал.
– Ну, я не всегда занимался столь низким промыслом, – сообщил он в ответ на наши замечания по поводу вынутых из его карманов вещей. – Для человека, подобного мне, это прискорбнейшее падение. Знал ведь, знал, что судьба ведёт меня к краху, но даже представить себе не мог поворота, подобного этому. Весьма впечатляет. Силы небесные! Да вы настоящие юные герои! Каковы храбрецы! Вихрем сюда ворвались – и «Сдавайтесь!», «Вы обнаружены!». Да вы, верно, рождены и воспитаны, чтобы ловить грабителей.
Освальду очень совестно, но он не нашёл в себе мужества сразу честно сказать, что просто не ожидал никого найти в кабинете и только по сей причине так дерзко (и опрометчиво, между прочим!) ворвался внутрь. Позже он признался.
– А что вас заставило заподозрить присутствие постороннего в доме? – спросил грабитель, после того как некоторое время смеялся, откинув голову на спинку кресла.
Мы ввели его в курс событий. Он аплодировал нашей доблести, а Элис с Г. О. объяснили, что, не вели мы с Дикки им оставаться в подкреплении, они тоже бы обязательно закричали: «Сдавайтесь!»