Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы

Константин покачал головой:

– Лично, лично, Фёдор Петрович! Освидетельствуйте и доложите!

* * *

Лейб-медик Его Величества Джон-Самуэль Роджерсон, достав из шкафа увесистый фолиант Британского медицинского справочника, начал искать нужное ему место, когда дверь отворилась, и в комнату вошла Амелия Баденская.

– Роджерсон! – позвала она.

Доктор оторвался от книги:

– Я к вашим услугам, принцесса!

– Мне нужен совет.

– Садитесь, прошу вас!

Амелия села.

– Вы, надеюсь, слышали об этом ужасном происшествии?

– Ранение кавалергарда?

– Да.

– Конрад мне рассказывал. Случай серьёзный. И весьма.

– Раненый написал письмо. Моей сестре. И я не знаю, надо ли передавать его. И вообще сообщать императрице о случившемся.

– Ни в коем случае! Последствия могут быть самые печальные!

– Советуете подождать?

– Настоятельно рекомендую! Вот разрешится от бремени, окрепнет, а там, глядишь, и раненый встанет на ноги.

* * *

– Нет, он не встанет, не встанет! Он сам об этом пишет! – горестно вздохнув, проговорила фрейлина Наталья Загряжская и, закрыв лицо руками, зарыдала.

– Об этом судить не нам и не ему! – уверенным тоном заявила её тётушка Наталья Кирилловна Загряжская. – Я поговорю с Конрадом! А тебе, моя милая, вредно впадать в печаль! Прекрати сейчас же!

Наталья отняла руки от лица и вытерла слёзы.

– Ты не только о себе должна теперь думать! – напомнила тётушка.

– Но ведь он же…! – Наталья развернула зажатую в кулаке записку. – Прощения просит… И прощается!.. Навсегда…

– На всё воля божья! – смиренно произнесла Наталья Кирилловна и перекрестилась. – Все под ним ходим. И пути Господни неисповедимы.

– А как же я? – и молодая Наталья вновь приготовилась заплакать.

– Девочка моя, я же просила! – строго сказала старая Наталья.

Фрейлина попыталась улыбнуться и вытерла слёзы.

– Вы правы, тётушка! Никак не привыкну!.. Но мы-то как же? – спросила она и положила руки на живот.

– Были бы живы-здоровы! Это от небес зависит. А всё остальное – в наших руках! Женихов, моя милая, в Санкт-Петербурге – пруд пруди! И не у каждого за свадебным столом император с императрицей восседать будут!

– А у меня будут?

– Это уж моя забота, милая моя!

* * *

Прошло две с половиной недели. Рана у Охотникова всё не затягивалась. Посещавший раненого Стофреген смотрел на неё со всё большей тревогой.

27 октября штабс-ротмистр написал прошение об увольнение его в отставку по причине имеющейся в нём грудной болезни.

На следующий день в его квартире появился Уваров.

– Так! – загрохотал в прихожей рокочущий голос генерала. – Предъявите мне моего болезного штабс-ротмистра!

Генерал быстро пересёк все комнаты и подошёл к постели Охотникова.

– Бонжур, мой дорогой! Са ва бьен? Короче, как себя чувствуешь?

– Здравствуйте, Фёдор Петрович, – тихо ответил раненый. – Так же… Как и в прошлый раз.

– И никаких улучшений?

– Увы. Скорее, наоборот. Да вы садитесь, Фёдор Петрович!

– А эти чёртовы эскулапы что говорят? – спросил генерал, усаживаясь в кресло. – Лекарства, какие надо, дают?

– Дают. Но они…

– Что?

– Как мёртвому припарки.

– Так! – важно изрёк Уваров. – Стало быть, оборону держишь?

– Держу.

– Великий Князь о тебе всё время справляется. Велел передать самые…

– Спасибо. В полку что?