Будешь спасен и ты

О том, из чего, как правило, и состоит медицина…

Как-то отдежурил двое суток в роддоме. Потому что работать люблю, и мечтаю, как больным, а в роддоме – почти здоровым, помочь. Еще потому, что народ подставлять не хотелось – некому было дежурить. Ну и еще, чтобы немного приблизиться по окладу жалованья к принародно-телевизорно объявленной руководством средней зарплате врачей по стране. А то у них – у руководства – выборы скоро, им врать нельзя. Кстати, в этом есть своя прелесть. Пятничным говоришь, что их много, а меня мало, меня беречь надо, да еще сутки дежурить; субботним говоришь, что их много, а меня мало, меня беречь надо, да еще сутки уже отдежурил. В это время падаешь на диван в позу дежурного анестезиолога и читаешь книги по специальности. Хотя если честно – то харю плющишь.

Наша бригада в тот день (и ночь) была особо раздолбайской. Я и медсестра Анна Владимировна. Впрочем, так я звал ее по настроению, обычно дежурное имя мигрировало от возвышенной «Анны», через сермяжно-домотканную «Аню» до хиджабо-покорной «Нурии», но «Нурию» нужно было особо заслужить.

Все было, как всегда, порожали, порожали, да и хренушки. Плод страдает, пошли в операционную. Дальше нормальный бардак, вначале клизма, потом быстренько-быстренько. Положили, обезболили, разрезали, извлекли, зашили, переложили, отвезли. Можно было нарушить трудовую дисциплину, сходив покурить. После перекура трудовой энтузиазм просыпается вновь – и я пошел еще раз посмотреть больную, уже в послеоперационной палате.

В результате увлечения контактными видами спорта, запахи я ощущаю не очень. Но здесь, на ближних подступах к палате, почувствовал. И даже, по-моему, глаза ело. Мимо меня, чуть не сбив с ног, пронеслась санитарка.

– Ань, а что здесь, собственно, происходит? – на всякий случай осторожно спросил я.

– Матка не давит, клизма сработала, а санитарка работать больше не хочет, вот и мою, – лапидарно доложила Анна Владимировна, отмывая уделанную до дерматома Т4 (то есть до линии сосков) пациентку.

Перчатки надевать не хотелось, но пришлось. Нужно было помочь в повороте родильницы, чтобы перестелить простыню, что мы и сделали. Все чисто. Оставалось только мочевой катетер закрепить. Анна Владимировна приступила к завершению гигиенического процесса, но клизма продолжала работать. Прямо в подставленные ладони. И мимо. Перемывать и перестилать.

– Ну, Алексей Романович, нет ну… Ну что это? – простонала Анна Владимировна, приближаясь ко мне и выставив перед собой сложенные лодочкой ладони вместе с тем, что в них находилось.

– Это, видимо, к деньгам, Нюра…

О мастерстве в эпистолярном жанре…

«Вам в постельку лечь поспать бы, вам – компрессик на живот, и тогда у вас до свадьбы все, конечно, заживет.»

Владимир Владимирович. Маяковский

В обязанности дежурного анестезиолога родильного домика вообще-то входит и ведение послеоперационных мамашек в первые сутки. А значит – вечерний обход:

– Та-а-ак, сударыни!.. Что-то сильно, подчеркиваю – сильно, беспокоит?.. Что?.. Нет совсем без боли не получается. Даже в обществе потребления. Поэтому вас обезболили, катетер из мочевого пузыря убрали, ноги работают. И чего лежим пластом как смертельно раненые татарской стрелой на Куликовом поле?.. Ой, какие тапочки красивые… Ваши?.. Дадите сфотографироваться?

А потом я перебрался в соседнюю комнату к операционным, поскольку у них письменный стол большой и заниматься своим основным делом – писаниной – за ним гораздо удобнее. Параллельно с писаниной я еще и болтал с оперсестрой:

– Алексей Романович, а вы знаете, что Ирина Мефодиевна пробегала? Вроде оперировать собирается. У нее опять руки чешутся… – Вдруг порадовала дежурная операционная сестра Фира.

– У нее не только руки чешутся. Она вся зудит. Особенно в нескромных местах. Подскажи лучше медицинское слово на «А».

– Анальгин, – сказала, практически не думая Фира, а потом поинтересовалась – Кроссворд что ли отгадываете?

– Почти, – ответил я, продолжая свою писанину в истории болезни. – О!.. Аналгезия!

Все, как всегда. До операции я проявил некоторое напряжение остатков серого вещества: – Рост сто пятьдесят восемь… Маркаин[32 - Лекарство такое. Вводится в спинномозговой канал при спинальной анестезии.]изобарический, всплывет вверх… десяти миллиграммов хватит… И двести микрограмм мезатона в банку. А во время операции – периодически подавал голос из-за наркозного аппарата, унижая человеческое достоинство смежников акушорского происхождения.

– Все веселитесь, Алексей Романович? – Злобно поинтересовались операторы.

Ответилось само. Двусмысленно. Фразой из когда-то модных псевдобелогвардейских стихов Владимира Раменского:

– Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли – уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Уже в конце операции, при зашивании кожи:

– Ну что, сударыни, наконец-то кончаете?

– Заканчиваем…

– Для меня разницы никакой. В обоих случаях – чувство опустошенности и выполненного долга!

А писал я в истории болезни дневник, иногда растягивая, иногда сжимая буквы, чтобы каждое предложение выходило в одну строчку. Думаю, что все равно никто читать не будет, но если прочтут, то не жалко. Кстати, вряд ли кто-то догадается в чем сама мораль, не подозревая о существовании термина «акростих», точнее в нашем случае «акропроза». Запись-то вот:

За время наблюдения состояние отн. удовлетворительное.

Адинамична, малоактивна.

Естественные отправления в норме.

Болевой синдром не выражен.

Аналгезии не требует.

Лапаротомная рана сухая.

Особых жалоб не предъявляет.

О хрониках пикирующего бомбардировщика…

8:15 АМ.

– Отдежурившая смена – барышня с радиопозывным «отличница», барышня с радиопозывным «ещё одна разъё… э-э-э… легкомысленная особа» и юноша, я бы даже не побоялся этого слова, человек (и пароход) -легенда с радиопозывным «Алексей Романович» – как-то странно-радостно переглядываются и тупо подхихикивают.

– Стакан бы сейчас накатить… – мечтательно мечтает юноша, человек и пароход-легенда. – Но мне к частным онкологам до глубокого вечера. Не поймут.

– А я на лекцию. – грустно соглашается отличница.

– А я… – задумывается девушка с самым длинным радиопозывным. – А сейчас приду домой и коньячку выпью…

– С утра? – слышен голос прогрессивной общественности, явно потрясённой разлагающим влиянием старого, мудрого и морально нестойкого воина на неокрепшие умы начинающих трудовой путь молодых (это не недостаток, это наоборот) докториц анестезиологического призвания.

– Не с утра, а перед сном – барышня с самым длинным радиопозывным, проведшая совместную ночь в веселой компании наглядно продемонстрировала прогрессивной общественности всю глубину нравственного падения…

Примерно 11:15 РМ (Примерно за девять часов до описываемых событий).

– Алексей Романович, как ночь делить будем? – барышня с радиопозывным «ещё одна разъё… э-э-э… легкомысленная особа» интересуется особенностями совместного проведения предстоящей ночи.

Потому что даже распоследнему идиоту понятно, что бдящий до 3:00 АМ в большинстве случаев спит меньше спящего до 3:00 АМ, хотя никто и никогда не говорит об этом вслух. И особо одарённые личности всегда находят массу причин, чтобы дежурить вторым. Сложная и легко ранимая, но творческая натура с радиопозывным «Алексей Романович», наблюдая за дележом ночи двумя одаренными личностями, даже перепела когда-то исполняемую старым другом русского народа В. К. Кикабидзе и любимую женщинами бальзаковского возраста песню «Вот и встретились две хитрожопости, развели у дороги костёр…».