Надежда и отчаяние

– А может не пойдет потому что с тем одногруппником будет? – засмеялся он.

– Да ты надоел так шутить уже, – с досадой сказал я.

– Ладно-ладно, прощаю. Так что у вас там с ней?

– Да ты думаешь я понимаю? – я медленно вздохнул и снова отвернулся к окну. Солнце обжигало, резало глаза, но в то же время нескончаемо манило, как когда-то манило Икара.

– С одной стороны знаки внимания, а с другой тотальное непонимание, что она мне нравится. Я в «VK» ей чуть ли не серенады любовные пою, а ей плевать.

– Да слышал я твою песню.

– Ну вот. Порой мне кажется, что я просто сгорю.

– Ну так может ты уже признаешься ей? Подошел, уверенно взял за руку и сказал.

Я смолчал, смотря на то, как закат царапает асфальт. Какой ты глупый, Ваня, думал я. Какой ты простой.

– Ладно-ладно, хорош уже депрессировать. Ты же пережил тогда отказ Кати.

Я снова смолчал. В голову вновь начали лезть эти чертовы воспоминания. Пережил…

– Ну так может ты все-таки признаешься Даше? Типо… а что еще делать остается? Или признавайся, или вообще перестань с ней общаться.

– Легко сказать… Знаешь сколько парней она отшила? Очень много. Я могу вспомнить только пятерых, а их намного больше. И почти со всеми она перестала общаться после этого. А если она перестанет со мной общаться, я просто окончательно дойду до ручки, – в голове мгновенно возник образ пистолета, лежавшего дома в ящике. – Гм, или чего еще похуже.

– Ну блин, я не знаю тогда. Просто я тебя не понимаю, ты чуть ли не каждый день меняешь свое отношение к ней. То «ой, моя любимая», то «я ее не понимаю, что с ней происходит, хочу умереть», то «да пошла она на…». Определись уже.

– Да давно я определился. Я понимаю, что я должен ей сказать, но все равно не могу найти силы.

– Ну скажет нет, так найдешь другую.

Я перевел на него взгляд. Он говорил совершенно серьезно. Какой же Ваня кретин. Он ведь ничего не понимает. Какой же он простой.

– Легко сказать, – пробурчал я.

– Я тут поговорку очень в тему вспомнил: «Готовься к худшему, надейся на лучшее». Тебе точно надо ей все рассказать, иначе ты сойдешь с ума, но если ты будешь готовым к худшему, то хотя бы не так плохо потом будет.

Я взял картофель фри и макнул его в густой сырный соус. Жаль, что курить здесь нельзя.

– Да ты даже представить не можешь насколько сильно я боюсь ей сказать о своих чувствах! Даже несмотря на то, что я отлично понимаю все, что ты мне говоришь. Я хочу сказать, но…

– А девушки тебя не хотят, – посмеялся он неожиданно.

Я кинул на Щеголева злобный взгляд.

– Чего ты сказал? Поговори мне еще тут.

– Ну Катя, как видишь, мою теорию доказала.

Меня как ножом по сердцу резанули. В один миг я понял, что в сущности и друга-то даже у меня нет. Разве могут так поступать друзья? К сердцу подкатило бешенство, а к горлу матерные слова. Я в исступлении вскочил так резко, что стул повалился на пол. Люди – из тех, что были в моем поле зрения – начали на нас коситься. «Ну прости, прости, пожалуйста», – лепетал Ваня. Но я уже психанул, послал его на известный орган и пошел прочь.

На улице бринькнул телефон, оповестив о новом сообщении. Нажал на кнопку сбоку. Во весь экран блокировки ее фотография. «Боже, до чего же ты опустился, Макс», – пронеслось в голове. Не успел выключить телефон, как пришло новое сообщение. На сей раз от Даши.

«Приветик. Знаешь, я все-таки пойду на твое выступление», – гласило оно.

Мое лицо в один миг исказилось радостной улыбкой, а сердце приятно замерло. Я живу теперь только лишь по ее знакам и по ее обращению со мной. Только лишь из-за нее одной я, как человек, который никогда не отличался эмоциональной стабильностью, окончательно потерял голову и дошел до ручки. Я ненавидел это и, казалось бы, должен был послать ее ко всем чертям за то, что она перепахала мне всю голову окончательно, но нет. Она слишком засела в меня, слишком много для меня значит, а от такого просто так не избавишься.

***

В этот раз место моего выступления оказалось еще меньше. Небольшой, но очень приличный бар на двадцать персон. В центре стояла колонка и микрофон; слева широкая барная стойка с кучей различных напитков; вокруг же стояли высокие деревянные стулья, прямо рядом с длинными столами такого же дерева. За стеклом ничего кроме темноты; окна все в лампочках. Даша сидела напротив меня и, улыбаясь, смотрела мне прямо в глаза. Я перевел взгляд на нее; глупая улыбка растянулась сама собой. Но я не мог долго смотреть ей в глаза, периодически уводя их то вправо, то влево на секунду. Я подошел к микрофону, взял гитару и начал играть. Глаза порой закрывались, моя душа полностью отдавалась мелодии и словам, но, когда взгляд случайно останавливался на Даше, я не мог не улыбнуться.

На столе стояла прозрачная ваза с букетом роз. От стакана с кофе, который она заказала, поднимались на несколько сантиметров извилистые волны белого пара, после чего расплывались в воздухе. Светили лампочки. Тепло-оранжевый свет обливал все помещение, прыгая по окнам, мебели, стенам и потолку, создавая на сердце и в мыслях ощущение уюта и покоя. «Возможно, этот мир не так уж плох и несправедлив, если в нем есть она», – подумал я и чуть было не сказал это в микрофон. Благо я быстро остановился и продолжил петь.

После всего, что случилось в моей жизни, после того, как моя душа иссушилась страданиями, я и подумать не мог, что способен к кому-то так привязаться. Если не сказать больше: полюбить… Мое прошлое, о котором я так часто думал, вдруг отошло куда-то далеко-далеко, перестало меня касаться. Я все смотрел и смотрел на нее, точно в забытьи, и казалось, что этот миг обратился в вечность…

Мы шли с ней по улице совсем рядом. Холодно; порой задувал ветер, от которого пробирало до самых пальцев ног. Ночные улицы совсем опустели. Лишь где-то вдали выли машины, да одноглазые фонари сверху смотрели на нас.

– Можно твою руку? – спросил я.

– Конечно, – сказала она и достала ее с кармана.

Я взял ее теплую маленькую ручку в свою холодную ладонь. Меня унесло. Я вдруг услышал стук своего разгоряченного сердца – настолько сильно оно билось. Во мне не пульсировали гормоны, во мне вновь заговорила сама жизнь, которую я проклял и в которой я отчаялся и разочаровался уже очень давно. В душе что-то ширилось, откликаясь по всему телу приятным, но безумным волнением. Всего пара секунд, но, клянусь, это были лучшие секунды за последний год.

– Блин, твоя намного теплее моей.

– Карманы – очень хорошая вещь, – улыбнулась она.

Конечно же я брал ее руку не для того, чтобы проверить степень ее холодности. Я брал ее руку, так как я хочу этого, потому что мне больше ничего и не надо. Я просто хочу держать ее за руку и идти в вечность. И как же безумно тяжело отпускать ее, убедившись, что моя ладонь намного холоднее.

Я шел домой по безлюдной аллее. Когда я поднял глаза на пустые скамейки, освещенные одинокими фонарями, и на дома с темными окнами, я почувствовал, что мной овладела безумная тоска по Даше, настолько сильная, что я качнулся из стороны в сторону, словно меня ударило ветром. Я совсем перестал понимать себя и свое поведение. Я понятия не имел, что мне теперь делать со своей этой… любовью. Идти домой не хотелось, а в столь поздний час все забегаловки давно закрыты. Я упал на скамейку, откинулся на спинку и достал сигарету; закурил, уставившись куда-то вперед.

Моя любовь снизошла на меня как Божий дар. Совсем нежданно, после усталости и отчаяния. В последнее время меня особенно сильно воротило от всего, особенно от жизни. Я все думал, что еще один день и все, всему настанет конец… Но теперь во мне вновь воскресла вера, теперь я снова захотел жить и – что самое главное – я захотел поменять свою жизнь и измениться в лучшую сторону.

И как только эта мысль пришла в голову, я швырнул сигарету в урну. Туда же устремилась и пачка.

Часть третья

Глава первая

– Из всего твоего сумасшедшего бреда я понял только то, что ты влюбился.

– Ты очень проницателен. Так что мне делать?

Егор сидел напротив меня в драном кресле, закинув ногу на ногу и сделав вид эксперта. Он выдержал артистическую паузу, чтобы меня помучить, после чего выпалил:

– Не знаю, братан.

Я скорчил недовольную гримасу и показал «класс». Он рассмеялся.