Тунисские напевы

– Верь мне. Он все устроит. Он верный и честный… он меня любит.

– Любит?

Удивительно, как люди могут цепляться за одно слово.

– Он ради меня на все пойдет и не предаст.

– Значит, завтра ночью.

Фарид на удивление быстро согласился.

«Что же, она рискует для меня жизнью, а я струшу?» – думал янычар.

Гайдэ готова была отдать всю себя и не спрашивала позволений. Она всё решила. Она повелевала, покоряясь. Так могут лишь женщины. А мужчины тем временем блистают в собственном самолюбии, как в золотых доспехах, думая: «вот на что она ради меня готова».

26

Глубокая ночь; тьма и тишина. В комнате младших наложниц раздавался громкий храп Гайнияр. Шторы на её ложе были задёрнуты; узоры песчаного цвета на кремовом полотне отражали дрожащий луч свечи. Неожиданно кто-то отодвинул шторы и рукой начал трясти Гайнияр за плечо. Дева в испуге открыла глаза, как бы пытаясь понять, что случилось.

– Это я, – прошептала Гайдэ.

– Что… а… чего тебе? – также прошептала подруга.

Гайдэ присела на перину. – Мне нужно кое-что тебе рассказать. Только обещай, что никому не проговоришься!

– Конечно, конечно, – вернулась к Гайнияр привычная бодрость.

– Только даже вида не подавай, даже словом не намекай потом.

– Да рассказывай уже!

– Завтра я убегу…

– Куда? – не удержалась Гайнияр и громко вскрикнула.

– Тише ты! – оглянулась Гайдэ, – В Грецию. Фарид согласился. Кирго всё устроит.

– Кирго, – повторила Гайнияр, – а как же он?

– Он поплывёт с нами, и отправиться к себе на родину.

– Ох и страсти.

– Уж завтра ночью мы поплывём в Грецию, заберём моего брата, и Фарид всё сделает для меня.

И девы ещё некоторое время сидели в молчании. Потом Гайдэ крепко пожала руку подруги, и ушла к себе на ложе.

Вновь тишина воцарилась в покоях. Всё успокоилось. Жария открыла глаза и долго лежала глядя в потолок. Разговор, только-что услышанный, живо отзывался в её облике.

27

День был жаркий; проходил медленно, как караван в тысячу верблюдов. Кирго хлопотал: искал мужскую одежду, припасы, факелы. Гайдэ сложила все украшения, подаренные Сеидом в сундук, не взяв с собой ни одного; на пальце её осталось лишь серебряное кольцо Кирго.

Подходя к концу, невольно начинаешь задумываться о начале. Так и наши герои обдумывали начало этой повести: Гайдэ вспоминала первые дни в гареме, Кирго ту безотчётную тоску по родине, теснившую его грудь на берегу моря; он хотел было сходить в Великую мечеть Сусса последний раз, помолиться Аллаху, да дел было много, и он не стал.

«Ведь Он знает про то, что в груди!» – подумал Кирго. И одиннадцатая сура «Худ» вспомнилась ему. Вспомнилось, как муэдзин мелодично поёт её, словно перекатывая голосом камни; как ровным и волнистым тенором течёт рассказ о пророке Нухе, не просившем богатств за свою мудрость и за свою веру…как муэдзин повышает голос, когда поёт о неверных и об их издёвках. И вспомнилось ему повеление Нуху от Аллаха построить ковчег, чтобы спасти справедливых по паре. Лодка Карпера виделась ему теперь ковчегом, а спасение Гайдэ божьим проведением.

Наложницы опять только ели да валялись на подушках. Гайнияр была загадочна и молчалива, чем немало удивила всех девушек. Мусифа танцевала под звуки струнного уда, плавно двигая плечами. Жария как обычно куда-то пропала; хотя её не видели с самого утра. А Гайдэ вышла на внутренний двор, легла на персидский ковёр, устланный подушками, и молча слушала музыку, глядя в небо.

Так день прошёл, как проходят самые большие караваны, как и всё проходит в этом мире – незаметно. Старушка Милима зазвала всех за стол; мясо кастрированного быка и рис удались необычайно. Кирго взял себе небольшую миску, примостился с краю в тёмном углу, и нежно смотрел на Гайдэ. Она почувствовала его взгляд, обратилась в его сторону, и немой разговор завязался меж ними.

Пришла ночь. Гайдэ легла в кровать, чтобы не вызывать подозрений; пролежав два часа, пока евнух Малей не уснёт в своей коморке, она встала и отправилась на крышу, в беседку.

Когда она в ночной рубашке на ощупь пробиралась по лестнице, сердце у неё замирало. Предчувствие зла наседало; казалось, что сейчас на крыше она увидит схваченного Кирго, стража Ракыба, занёсшего над ним свою шашку; чудилось, будто всем уж известно об её побеге. И с невольной дрожью она взглянула в беседку, когда поднялась.

Кирго сидел один, положив руки на колени. Завидев Гайдэ, он поднялся на ноги, отошёл в сторону от лавки. Лунный свет слабо упадал на крышу, островками освещая черепицу. Гайдэ села на лавку.

– Всё готово, – произнёс Кирго, – вы можете не беспокоиться, ваша одежда здесь, вещи в дорогу уложены; Карпер человек надёжный, главное не бойтесь.

– Я хотела поговорить с вами перед уходом, да только страшно вам сказать…

Они отчего-то начали теперь обращаться друг к другу на «вы».

–– Не бойтесь, говорите, – промолвил он и остановился перед ней.

Гайдэ подняла на него свои ясные глаза.

–– Вы такие добрые, – начала она и в то же время подумала: "Да, он точно добрый…" – Вы извините меня, я бы не должна сметь говорить об этом с вами… но как могли вы… это ведь тяжело для вас?

Кирго дрогнул, поглядел на Гайдэ и подсел к ней.

–– Милая моя – заговорил он, – не прикасайтесь, пожалуйста, к этой ране; руки у вас нежные, а все-таки… мне будет больно.

–– Я знаю, – продолжала Гайдэ, как будто не расслушав его, – я перед вами виновата, я не хочу оправдываться; но как же можно разлучать то, что бог соединил?

–– Наши думы на этот счет полностью сходятся. Именно поэтому я исполню всё, что обещал – произнес Кирго довольно резко, – но я вас теперь любить не должен, да и не могу.

Гайдэ побледнела; все тело ее слегка затрепетало, но она не замолчала.

–– Вы должны простить, – промолвила она тихо, – если хотите, чтобы и вас простили.

–– Простить! – подхватил Кирго. – Вы сперва говорили мне забыть о моей любви. Потом сами же напомнили мне о ней, укололи её ради ваших интересов, а теперь просите простить вам. Не вчера ли вы велели мне быть строгим с вами! И зачем просите? Будто вы столь глупая и не понимаете, что для меня простить, значит любить вас. А любить, значит потерять навеки. Почему вам непременно нужно расстаться друзьями? Что даст это мимолетное примиренье? Слёзы, радость, облегчение – всё теперь не для меня. И здесь вы опять о себе думаете… да что тут толковать!

–– Зачем он не вы! – с усилием проговорила Гайдэ. Дрожь ее рук становилась видимой. – Мы могли бы быть…

–– Оставьте – возразил с невольным взрывом нетерпенья Кирго, – вы будете счастливы и этого довольно!

–– Спасибо вам – прошептала Гайдэ и потупила глаза.