GLASHA. История скайп-школы

Ох! Как неловко! Американский гость живо извиняется, Роза великодушно прощает его. Завязывается непринужденный разговор на английском. Я спешу ретироваться, чтобы не мешать. Но из угла с восхищением смотрю на приятельницу и не могу поверить своим глазам. Парочка, мило воркуя, удаляется из зала.

Потом Роза рассказывала, что актер весь вечер был очень любезен, рассуждал о Толстом и Чехове, но в конце все-таки схватил ее за задницу. Получил ли он при этом традиционную пощечину – история умалчивает, но, по моему мнению, свое счастье он точно упустил.

Учеба

А что же учеба? Она шла полным ходом. Экология в России находилась на подъеме, и интерес к ней был огромным.

Мы ездили по всему городу и брали пробы воды, воздуха, замеряли уровень шума, электромагнитного и радиационного загрязнения. И постепенно приходили к выводу, что городская среда формирует новый вид человека – Homo urbanus.

Судите сами: годами в города стекались самые активные представители популяции. На них и, конечно, на их потомство воздействовали самые разные физические, химические, биологические и психологические факторы. А теперь результат этого воздействия позволяет нам выделить городскую популяцию в отдельный подтип. Разница внешне небольшая, но в измеряемых параметрах она огромна огромная.

Например, знаете ли вы, что у городского человека в кишечнике на порядок меньше микроорганизмов, чем у сельского жителя? Сильно различается не только их количество, но и состав. Хлорированная вода является сильнейшим мутагеном, который значительно меняет микрожителей нашего кишечника. Это совсем не значит, что мы все скоро умрем. Просто, скажем, жители города не могут есть традиционную сельскую жирную пищу, пить сырое молоко. (Наверное, многие помнят, как им скручивало от него желудок.) Психологически городские жители более устойчивы к шуму, скученности и свету. А у селян даже кратковременное пребывание в метро может вызвать панику: у них иное представление о личном пространстве… и о графике работы.

Именно поэтому компания Романа Абрамовича столкнулась с серьезными трудностями в поиске работников для бензозаправок на Чукотке. Местные жители бо?льшую часть времени созерцали окружающую среду и не могли сконцентрироваться на производственной деятельности.

Те же изменения происходят в городской популяции растений и животных. Например, в умеренном поясе на городских свалках могут спокойно выживать теплолюбивые мадагаскарские тараканы. Тропические красноухие черепахи – уже не редкость в московских прудах. Все это – последствия теплового загрязнения.

Облачаясь в специальные костюмы, похожие на противочумные, мы лазили по мусорным полигонам, охотясь за тараканами. Можете себе представить, как потешались над этим зрелищем местные бомжи?

Слушать было интересно всех преподавателей, но самые занимательные лекции были по генетике, у Александра Евгеньевича Седова. В девяностые годы Россия участвовала в международной программе расшифровки генома человека – самом масштабном сотрудничестве в истории ученых разных стран. В 2000 году был создан рабочий черновик структуры генома, полный геном – в 2003-м, однако и сегодня анализ некоторых участков еще не закончен.

Затаив дыхание, мы слушали о фантастических возможностях, открывавшихся перед человечеством, о лечении генетических болезней, корректировке генома – словом, о том, о чем теперь привычно вещают дикторы в новостях. Для тех лет это было чем-то неслыханным.

Однажды мы в пылу спора остались в аудитории с Александром Евгеньевичем вдвоем. Кажется, дискутировали о том, может ли исследователь, изучающий определенную форму рака, сузить свой поиск до одного гена.

– Екатерина, – наконец сдался преподаватель, – если я не могу вас убедить, то предлагаю послушать мнения других специалистов – генетиков из РАН. Пойдемте со мной!

Таким невероятным способом я попала на импровизированный квартирник в доме одного из членкоров РАН. Однако никаких споров там не велось. Зато Александр Евгеньевич был гвоздем программы. Он читал стихи, играл на гитаре, травил байки и анекдоты.

Особенно мне запомнилось одно его стихотворение про цвет:

«Фиолетовый, как печаль,

и карминный, словно любовь,

вновь смешались, чтобы начать,

будто может начаться вновь

изумрудное торжество.

Будто серый – невестно-бел.

Будто синий небесный – твой.

Будто бурый не почернел.

А лимонно-солнечный бьет

в темноту пустого зрачка,

и малиновым был восход,

и оранжевый ждет закат…

Что такое, скажите, Цвет?

Для чего нам, скажите, он?..

Славный город был Назарет,

Где там был мальчик рожден.

Мы забыли его слова,

Мы забыли дорогу ту,

Что, серея пылью, вела

Обесцвеченного к кресту.

А был ли мальчик?

А может, нет?

Не простит нам его отец,

И цвета сойдут, как цветы,

И в плодах созреет конец».

Я была очарована. И как-то так само собой получилось, что домой мы ушли уже как пара.

Судьбоносная встреча

Нежданно-негаданно профессор МГУ стал для меня просто Сашей, а я для него – Катечкой. Седов был одним из самых одаренных людей, которых мне довелось встретить в жизни. В те годы Интернет еще был не так распространен, как сейчас, и Саша не дружил с компьютером, поэтому часто диктовал мне свои статьи, заметки, стихи. Блестящие идеи приходили ему в голову круглосуточно.

– Смотри, как потрясающе выглядит нервная клетка, и сравни ее с сетевой структурой Вселенной, – замечал он. – Удивительная внешняя схожесть! – И продолжал рассуждать: – А если допустить, что это не мертвая материя, а живая, то с чем же тогда ее можно ассоциировать?

Получается, что Вселенная на макроуровне – это живая нервная ткань, в которой роль отдельных клеток выполняют крупные скопления из сотен тысяч и даже миллионов галактик. Эта ткань самостоятельна, как живой суперорганизм? Или она является частью чего-то (а вдруг и кого-то) большего? Можно ли допустить, что Вселенная – это отдельная клетка, а видимая ее структура – это сплетенные друг с другом своеобразные сложные и простые органические и неорганические молекулы? Тогда она конечна и является организованной пространственно-временной формой жизни, а не хаосом материи после большого взрыва, как представляет современная астрономия. Это живой организм! Он живет, развивается и умирает в пределах своих огромных диапазонов времени. Бесконечно бытие, в котором возможно бесконечное число вселенных!»

И передо мною разворачивались картины миллиарда звезд, сотканных в нервную систему одного суперорганизма. От этого кружилась голова и замирало сердце.

Помню Сашины рассуждения о времени: он считал, что время надо рассматривать так же, как биологический процесс, разделяя его на нелинейное, обратимое, циклическое. Как скорости метаболических реакций зависят от температур и концентраций компонентов в средах (в частности, остановка времени в биосистемах – это анабиоз), так и жизненные циклы организмов замкнуты в кольца, переплетены между собой и повторяемы. Соответственно, при определенных условиях время можно повернуть вспять.

Он доказывал это, используя математические вычисления и диаграммы. До сих пор на его теории старения базируются все современные исследования по биохакингу в России.

Разрабатывал он и разнообразные гипотезы лечения рака. Иногда он сравнивал устройство раковой опухоли и политическую систему России. Активно занимался правозащитной деятельностью. На чай к нам частенько заходили Щекочихин и другие «яблочники». Стихи Седова широко печатались в газетах и журналах – рифмовал Саша легко и свободно. Так же он чувствовал себя среди научных фактов, понятий и гипотез.