GLASHA. История скайп-школы

Через пару минут она принесла пеленку и привела врача. Тот назначил переливание крови и посоветовал выполнять все требования медсестер. Я пообещала ему сто долларов, если мне сделают спинномозговую анестезию. Видимо, я говорила убедительно: вскоре мне поставили обезболивающее прямо в спинной мозг. Все остальные продолжали беспомощно кричать. Они просились в туалет или попить, но сестра подходила только чтобы поглумиться.

– Что, больно? – насмешливо спрашивала она. – А трахаться не больно было?

Мне казалось, что я попала в барак концлагеря.

Вскоре из сестринской послышался звук обгладывания куриных костей – это Олег привез пакеты из «Макдоналдса». Естественно, его ко мне не пустили.

Я лихорадочно придумывала, как вырваться из этой палаты. Наконец решилась и начала подниматься. Из-за потери крови в глазах было темно, голова кружилась, меня бил озноб.

Засунув пеленку поглубже и держась за стенку, я еле-еле доползла до садистки и сказала, что хочу перевестись из реанимации в обычное отделение.

Чудовище в белом халате, услышав мои слова, расхохоталось:

– Ну, давай, доходяга, переводись, а я посмотрю на тебя.

Собрав все силы, я направилась в сторону выхода. Видимо, сестра не ожидала от «доходяги» такой прыти и среагировала не сразу. Я успела добраться до лифта и даже нажать не глядя какую-то кнопку.

Дальше в памяти у меня полный провал. Очнулась я в простой палате, но руки и ноги были крепко привязаны к кроватной раме. В вене стояла игла, и крошечные капельки медленно скатывались по гибкой трубке. Еще пара трубочек выходила из живота. От беспомощности я горько расплакалась.

Вскоре пришли другой врач и другая сестра. Они сказали, что со мной все в порядке. Просто от наркоза у меня было двигательное возбуждение, но процесс выздоровления уже идет, и скоро я смогу увидеть свою малышку.

К счастью, с дочкой все было хорошо, и я попросила за доплату оставить ее рядом со мной. Услышав про деньги, меня сразу же развязали и принесли кроху. Через пять дней мы выписались из этого удивительного места, сохранив о нем самые недобрые воспоминания. Несколько раз я пыталась выяснить фамилию сестры, дежурившей в тот день в реанимации, но тщетно. Врачи-убийцы тщательно оберегали себя от неприятностей.

Юля

Дочку мы назвали Наденькой – в надежде на то, что у нее в жизни все сложится хорошо.

Однако матка у меня была разорвана в пяти местах, мочевой пузырь поврежден катетером, а рубец на позвоночнике стал источником постоянных болей. Для ликвидации последствий пребывания в адском роддоме мне требовалась пара небольших операций, а моим детям, соответственно, няня. Колесо Фортуны провернулось: теперь я сама нуждалась в помощнице. Я глубоко задумалась: кому же смогу доверить своих детей?

Времени на поиск много не ушло, так как я вспомнила про Юлю.

Во время прогулок со старшими детьми в парке у нас образовалась большая компания мамочек. Вместе было веселее гулять и воспитывать детишек. На удивление, все были очень приятными, но Юля выделялась из всех. Она могла занять малышей любого возраста. Собирала с ними шишки для поделок, вязала, вышивала, пела и плясала. Дети встречали ее с восторгом. Да и для взрослых у нее всегда находилось доброе слово.

Юля была родом из Баку. В январе 1990 года, который заслуженно получил название «черный», в некогда гостеприимном городе начались армянские погромы. Юля была наполовину армянкой, наполовину русской, но в смутные времена, как известно, бьют не по паспорту… тем более что тогда она еще и не получила свой первый паспорт.

К началу Карабахского конфликта в Баку проживало около двухсот тысяч армян при общей численности населения 1,7 миллиона.

13 января на площади Ленина собралась огромная толпа мужчин. Выкрикивая лозунг «Баку без армян!», они пошли громить дома, ориентируясь на списки жителей из ЖЭКов. Они шли, расползаясь от центра в спальные районы города, как чума. Выбрасывали армян с балконов верхних этажей, резали их ножами, били топорами, сжигали заживо прямо на улицах. Погром сопровождался грабежами. Многонациональный некогда Баку превратился в ад.

Юле и ее маме – коренным бакинцам, хорошо знавшим потайные закоулки центра, – удалось пробраться через сквозной проход на другую улицу, а потом и в другой район, где они несколько дней прятались в заброшенном доме. Избавившись от армян, бандиты обещали очистить город еще и от «русских оккупантов».

Погромы продолжались шесть дней. Все это время Юля с мамой и еще несколькими семьями неазербайджанцев прятались в подвале дома – без еды и воды. Пили мочу и воду из луж. Лизали побелку со стен. Говорили между собой на «бакинском» языке – если человек забывал то или иное слово на русском или азербайджанском, вставлял другое – армянское, татарское или еще какое-нибудь. Дедушка-сосед решился выйти на поиски пропитания и воды, но назад уже не вернулся.

Наконец с улицы послышался глухой рокот – в город вошли советские танки. В ночь с 19 на 20 января начался штурм. Утром ослабевшие люди стали выползать из своего убежища. Бойцы доставили их на паром, который шел в Красноводск. Там Юля увидела пропавшего дедушку-соседа – живого, но… с отрезанными ушами.

После погрома в городе не осталось армян и евреев. На пароме была лишь небольшая часть тех, кому посчастливилось вырваться из бакинской мясорубки.

В Красноводске беженцев поселили в здании полуразрушенного общежития, спать им пришлось на полу без матраса. Но хотя бы давали еду, и воды из крана было вдоволь. В конце концов власти включили бедняг в программу помощи беженцам и выделили им жилье в Нижегородской области.

На дворе наступил март. Доставшийся Юле с мамой дом оказался заброшенной избой практически без крыши и с проваленным полом – в такой же заброшенной и опустевшей деревне. Но печка все-таки была.

Как выжили мать и дочка, для меня остается загадкой до сих пор. Починили крышу, залатали пол.

В августе Юлю приняли в педагогическое училище в Нижнем Новгороде и даже выделили место в общежитии. Жизнь налаживалась. Вскоре она вышла замуж, и молодые переехали в Москву. Сейчас, глядя на эту неунывающую, оптимистичную женщину, нельзя и догадаться, через что ей довелось пройти.

Но я знаю: когда ей кажется, что на горизонте маячат какие-то неудачи, она вспоминает тот старый подвал и ту жажду жизни, которую почувствовала, сидя там. То ощущение, когда каждая капля воды становится необычайно сладкой, а каждый глоток воздуха – возможно, последним и от того невероятно вкусным…

Жизнь налаживается

Юля изо всех сил помогала нам с детьми. Старшие шили, лепили, крутили оригами. Забегая вперед, скажу, что эти занятия сыграли немалую роль в развитии их талантов. Андрей стал художником по театральным костюмам. (Юля подарила ему на выпускной его первый стежок, который когда-то бережно сохранила и вставила в рамочку. Мальчишка растрогался до глубины души.) Маша закончила с отличием художественную школу и создала все иллюстрации в этой книге. Ну а Надюшка с детства привыкла мыслить логично, так как Юля учила ее обосновывать любой каприз. Не будешь убирать игрушки? Объясни, почему. И Надя ведь всегда находила аргументы для убеждения.

Когда дети подросли, Юлю пригласили в школу на должность замдиректора по воспитательной работе. Но пока до этого было еще далеко.

КБ, где работал Олег, в начале двухтысячных стало выкарабкиваться из бюджетной ямы. В девяностых научные сотрудники хватались за любые заказы. Директор КБ Александр Юрьевич, известный по комсомольскому прозвищу «Паровоз», а по факту – «всехний отец», искал для своих сотрудников заказы и днем и ночью, часто без выходных.

Что только ни делали в это время Олег с коллегами! Разрабатывали, например, «нос» – электронную систему для распознавания химического состава воздуха, «ухо» – сенситивную прослушку, первые детекторы лжи и т. д.

Но галопирующая инфляция и отсутствие предпринимательского опыта не позволяли получать желаемый доход. Дошло до того, что ученые в складчину приобрели участок в Подмосковье и стали выращивать там куриц и кроликов, чтобы хоть как-то обеспечить свои семьи.

Но вот в бюро наконец поступил долгожданный и крупный заказ – на радиочастотные метки для коров из Индии. Как известно, в этой стране коровы считаются священными животными и потому бродят где попало. Российские специалисты помогли навести порядок с божественным поголовьем.

Слава о чудесных метках достигла ушей начальников «РЖД», и чиновники сделали компании заказ на маркировку для товарных вагонов, чтобы предотвратить воровство в промышленных масштабах. Полученные деньги решено было вложить в линию для производства микросхем – «алмазов электронной промышленности».

Вскоре слух о высоконадежных отечественных микросхемах дошел и до влиятельных космических чиновников, и предприятию поручили разрабатывать приборы для использования в космосе, а позже началось сотрудничество с Европейским космическим агентством.

Наконец-то разработки Олега и его компании были оценены по достоинству, и нам удалось, продав свою маленькую двушку, взять в ипотеку более просторное жилье. Теперь наши дети и Юлина дочка, которая стала практически членом семьи, могли свободно носиться по всей квартире.

Здоровье мое восстановилось, декрет закончился, и я благополучно вернулась в школу.

Объединение школ

Через пару лет развернулась широкомасштабная компания объединения. Число московских школ за несколько лет сократилось более чем в два раза – с 1572 до 700. Цель, на первый взгляд, была благая. Раньше существовало ограниченное количество «хороших» школ, находившихся на особом положении: в них работали самые лучшие педагоги и учились дети, прошедшие жесткий отбор. С такой практикой решено было покончить: к школе-лидеру присоединили несколько аутсайдеров, чтобы те повысили свой уровень.

Но, как известно, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».

Современное исследование показало, что сильным школам не удалось подтянуть более слабые. Наоборот: качество образования в сильных школах значительно упало.

Я была в первых рядах противников объединения как среди родителей, так и среди учителей. Я видела, что школа превращается в конвейер для показателей. Творческий процесс обучения сменился натаскиванием на ОГЭ и ЕГЭ. Ушел диалог между учителем и учеником – на мой взгляд, самое ценное, что было в старой школе. Из школьной системы убрали поваров, заменив свежеприготовленную еду на «бортовое питание», уборщицы сменились клининговой службой, педагоги стали обслуживающим персоналом…

Образовательная реформа начала разрушать педагогические школы и коллективы, формировавшиеся десятилетиями.

Первый митинг против нововведений я организовала летом 2012 года.

Помог в этом, как ни странно, лидер левого движения Сергей Удальцов. Власти не могли запретить митинг официально, но объявили, что за нахождение на газонах участникам прилетит большой штраф (двести тысяч для организатора!). И выделили для протеста в Москве клочок на Новопушкинской площади. Газонов там было много.

Но Удальцов с товарищами смогли удержать ситуацию под контролем и не допустить провокаций и штрафов. И хотя наши взгляды были диаметрально противоположными, я по сей день благодарна Сергею за поддержку.

Прадед Удальцова Иван Дмитриевич был дворянином, но в двадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП и после Гражданской войны стал первым ректором МГИМО. В 1962 году в его честь была названа улица в современном Западном округе Москвы. Дед политика Иван Иванович возглавлял агентство печати «Новости».