Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Наконец плечистый мальчик со своим другом снова оказался рядом с ней, сказал, что его зовут Эдвард и он староста класса. Его друга звали Улав, он был выше, тоньше, с белым овальным лицом и васильковыми глазами, а длинные белые с медовым оттенком волосы были забраны в конский хвост. Нафан оказался самым хрупким по фигуре и самым маленьким по росту среди мальчиков, но он как магнит стягивал веселье, заряжая атмосферу своим артистизмом. После завтрака с новым ударом колокола класс отправился на урок алхимии.

Алхимические лаборатории находились немного на отшибе от основных корпусов, это была целая башня, полная странных комнат, книг, сооружений, полок со стеклянной посудой и прочего, что внушало уважение и трепет.

Преподаватель алхимии был приземистым стариком с длинными белыми волосами и бородой, на лицо его рассекали глубокие задумчивые морщины. Его звали Николас Трисмегист. Ингрид показалось, что он выглядит так, будто сама смерть уже здоровается с ним издалека вежливым поклоном, но стесняется подойти к нему. Девочка с жаждой слушала его урок, делая записи убористым почерком. Ей открывался новый мир, удивительный и прекрасный.

Ингрид прониклась ещё одной загадкой, которую хранило всё это место, Междумирье. Она касалась не волшебства, не обычаев или привычек, а самого образа мыслей этих людей. Во всём обращении между людьми царили учтивость и уважение, каких она никогда не встречала на земле, ну, как минимум там, где жила. Здесь, как она почувствовала всеми струнами души, совершенно невозможно было представить, чтобы кто-то просто так заломал бы руки ради смеха, плюнул в лицо, толкнул в дверях или пнул школьную сумку с учебниками как мяч. Девочка посмотрела на свои сломанные ногти – они оставались горькой памятью и обидой в её душе; в ответ на воспоминание её лицо передёрнуло мелкой рябью гнева.

На уроке геометрии класс расположился в большом светлом помещении, где стояли широкие плоские столы кроме конторок. Учителем оказался высокий широкоплечий муж в зрелых летах с прекрасным именем Уранос Пифагор. Увидев Ингрид, он сказал ей в качестве приветствия: «Не геометр да не войдёт». Она чуть попятилась назад и даже сглотнула. Геометрия здесь несколько отличалась от геометрии на земле: вместо зубрёжки теорем и доказательств, повторений занудных названий отрезков и сторон фигур, преподаватель раскатал на столе огромный лист бумаги и обратился к классу:

– Кто лучший друг чертёжника? – он осмотрел класс с лёгким прищуром.

– Линейка и циркуль, – ответил Нафан, подняв руку.

– И остро отточенный карандаш, – завершил фразу Уранос Пифагор.

– Это уже три друга, – прокомментировала Ингрид.

Уранос Пифагор с большим удивлением посмотрел на выскочку. Он видел Ингрид первый день и не мог скрыть своего удивления. Она была одета по форме и, очевидно, находилась здесь законно, но слишком сильно отличалась от прочих.

– Что вы сказали? – подняв бровь, преподаватель обратился именно к Ингрид.

– Линейка, циркуль и карандаш – это три друга, а не один, – уточнила Ингрид.

– Барышня, мне, право, неловко вам сообщать, но преподаватель здесь – я, а вам следует всего лишь перенимать моё мастерство. Черчение – это основа любой науки, примите это как данность.

Уранос Пифагор задал чертёж, а потом ходил и смотрел, как класс справляется с ним. Он был очень строг к рабочим инструментам: карандаши должны быть острыми, линейка – чистой, циркуль – устойчивым.

К Ингрид придраться было нельзя, всё же она училась в художественной школе и проблем с карандашами не испытывала, готовальня была совсем новой, и чертила девочка тоже очень хорошо.

– Даже удивительно, нас учит измерять землю человек по имени Небо! – с улыбкой подытожила она в конце урока и тут же осеклась: преподаватель стоял ровно за её спиной.

Ингрид смутилась и виновато улыбнулась в его адрес. Тот лишь повёл бровями, но ничего не сказал. Как чуть позже ей сказал Нафан, Уранос Пифагор очень строгий, хотя справедливый в замечаниях, а похвалы от него не дождёшься.

На урок по древним языкам она шла в приподнятом настроении, испытывая лёгкое головокружение от предстоящего. В классе филологии стояли наклонные парты, за которыми наконец-то можно было сидеть. Учитель, Ханна Литера, была молодой женщиной с чёрными волосами и очень спокойным лицом. Она преподавала сразу несколько языков, они синхронно изучали древнегреческий (который называли койнэ) и древнегерманский (тут его называли варяжским) языки. Так как в школе на земле не было этих предметов, Ингрид ощущала себя не в своей тарелке на занятии. Дело усложнялось тем, что все местные хорошо понимали оба языка на слух. Однако в девочке проснулось что-то вроде «памяти предков», и она начала схватывать на лету. Гораздо сложнее как сейчас, так и в последствии Ингрид давалась система записи греческими буквами и рунами. Ханна Литера обладала заразительной филологической чуткостью, передававшейся, видимо, воздушно-капельным путём. Под конец занятия Ингрид почти раскачивалась на стуле от удовольствия.

Последнее занятие перед обедом – хореография, пожалуй, больше всего пугало девочку. Она с большой неохотой сменила форму на лёгкое тренировочное платье и балетки, поскольку знала о своей неуклюжести и топорности. В зале она стояла последняя и старалась неприметно затеряться, однако, спрятаться от невысокой, но бесконечно плавной и подтянутой Татианы Батман было невозможно. Ингрид нервно сглотнула, когда хореографиня (так в шутку здесь её называли) подошла к ней.

– Конечно, балерины уже не выйдет, но есть, над чем работать.

В упражнениях и растяжках прошла первая часть урока, Ингрид сжав зубы, пыталась исполнить балетные па у станка, и даже самые простые у неё выходили со скрипом. С восхищением глядела она на изящную лёгкость движений других девочек. Во второй половине занятия разучивали сами танцы. Под конец рядом с ней остались две девочки, Хельга и её подруга Артемида, которые придерживали её на растяжке и потом помогли встать. На негнущихся ногах голодная и уставшая Ингрид еле плелась на обед.

Наконец настало время обеда. Ингрид была рада, что в кругу новых знакомых она сможет расслабиться в непринуждённом общении. За стол вместе с Ингрид на обед сели те же: Эдвард, Хельга, Улав, Артемида и, конечно, Нафан. За ближайшими столами село как-то больше учеников, чем обычно, и все они как бы невзначай развесили уши.

– Я совсем потеряла счёт времени! Знаете, в школе на земле уроки короче, но они ужасно скучные, совсем не такие, как здесь, у вас! – начала рассказывать Ингрид. Впервые у неё появились столь заинтересованные слушатели, потому она легко разболталась:

– В школе мы часто смотрим на часы, в ожидании перемены, а здесь я ни разу и не вспомнила о них! О, кстати, часы. – Она широко улыбнулась и сделала такое напущенно-задумчивое лицо, что все рассмеялись, и со всей комичностью она извлекла на свет из сумки свои электронные часы. – Ну вот, они опять не работают! На земле всё прекрасно работало, а теперь нет.

Штуковина с земли заняла всех, кто сидел за столом. Даже из-за соседних столов вытянулись шеи. Эдвард поправил очки и попросил их посмотреть:

– Хм, занятная вещица. Я впервые такое вижу. Часы? А как же по ним определять время-с? – Он крутил часы в руке, осматривая их со всех сторон.

– Здесь вот табло, на нём цифры, показывают часы, минуты и секунды. Если надо, можно и будильник поставить, – начала объяснять Ингрид.

Эдвард крутил часы перед глазами, стянув очки на кончик носа, потом передал вещицу Хельге, а после их рассматривал уже Улав. Нафан, который тоже видел электронный прибор первый раз в своей жизни, взял часы двумя пальцами не то с брезгливостью, не то с опаской и чуть скривил брови, спрашивая:

– И за счёт чего они работают?

– Да на батарейках, – сказала Ингрид, – они ж электронные.

– Мой отец говаривал мне, что в Междумирье все аппараты, которые эр-лек-тон-ные (он с трудом выговаривал это слово), не работают.

– Нафан, неужели ты хочешь сказать, что наш мир так влияет на этот аппарат? – Эдвард явно был заинтересован.

– Мой отец прекрасно разбирается в приборах, работающие на разные уровни материи и энергии. Кому, как не мне, об этом знать? – Нафан передал часы Эдварду. Тот с воодушевлением взял их и покачал, будто измеряя вес, в руке.

– Разбираются ли они? Или это монолит? Что это за материал? – спросил он у Ингрид.

– Не, не монолит, – Ингрид хихикнула. – Можно разобрать, только главное их собрать потом. Это мои единственные часы, других нет.

Ингрид сняла заднюю панель, к всеобщему восторгу извлекла батарейки и показала пружинку внутри. Не только сам аппарат – даже пластик корпуса они видели впервые. Только Нафан косился на часы недоверчиво.

Обед кончился, приближалось нечто, названное словом «обиход» в расписании. Ингрид узнала от ребят, что это нечто вроде ежедневных дежурств. Каждый ученик и Ликеи, и Академии должен каждый день посвящать порядка двух часов общим работам. Например, в этом месяце Хельга и Артемида вместе работали в оранжереях, Эдвард – в библиотеке, Улав – на конюшне, а Нафан занимался содержанием классов, которое заключалась в наведении порядка в классах и подготовки их к урокам. Ингрид вновь была озадачена, Эдвард, как староста, предложил ей вместе сходить к Деметросу Аркелаю, чтобы Ингрид получила своё место на обиходе, однако это следовало сделать в другой день, поскольку общие работы касались не только учеников, но и преподавателей. Сегодня Ингрид оставалась без работы. Подытожив, что надо позаниматься, пока все будут заняты, Ингрид сказала, что проведёт время у себя.

– Ладно, значит, увидимся на ужине, – сказала она, – или уже на молитве… Здесь такой сытный обед.

Обед и вправду был сытный: несколько супов на выбор, салаты, жареный картофель, индейка и треска, брокколи (Ингрид впервые увидела её здесь) и тушёные овощи, хлеб и прочие приятные мелочи типа соусов и приправ. Ингрид хотелось попробовать всё и сразу. На неё во время обеда смотрели так, будто она приехала с голодающих земель.

Прежде чем все разошлись, Эдвард сказал Ингрид:

– Держи свои часы, раз они единственные.

Внезапно в разговор включилась Артемида:

– Да, ты пропустила месяц занятий, тебе надо сейчас наверстать. Мы подождём, не будем тебя отвлекать.

– О, а тебя в термы записывать? – встрепенулась Хельга.

– Куда? – Ингрид удивлённо приподняла бровь.

Мальчики сделали вид, будто этот вопрос прошёл мимо их ушей. Хельга встала из-за стола и подошла к ней вплотную, сказав чуть тише:

– Мыться вечером пойдёшь? В термы надо записаться до ужина, мест на всех не хватает, понимаешь? Записываются группами заранее. Терму можно посетить дважды в неделю, а в остальное время – душ.

– А-а-а, это типа баня? – у Ингрид всё прояснилось. – Да, с удовольствием схожу, это во сколько?

– В девять вечера, после общей молитвы и трапезы.

– Хорошо, запиши, пожалуйста.