Мир, в котором меня ждут. Ингрид

На сей ноте Ингрид дошла до ближайшей двери и через неё вернулась на землю, пока никто не видел. Держа в кулаке свой портал-ручку, девочка с интересом отметила, что среди всех впросоов её почему-то не было ни одного о том, как конкретно она сюда попала и как ходит туда-обратно.

На земле она очутилась в классе на уроке истории. Сначала её снова оглушила головная боль, потом нахлынули воспоминания копии за прошедшие сутки, и только потом она включилась в урок. Ингрид сидела за своей партой, погрузившись в события этого дня. Ведь в Междумирье уроки уже закончились, а здесь подходил к концу последний урок, там обязательные домашние задания были редкостью, а здесь кроме ежедневной школьной кабалы не менее четырёх часов ежедневно Ингрид честно проводила дома над скучнейшими учебниками.

В конце урока учитель, по совместительству классный руководитель Антонина Алексеевна, задержала класс, заявив, что со следующей недели наконец-то начнутся занятия по химии. Уже месяц с начала учебного года в школе недоставало учителя по этому предмету, последний уволился в прошлом году в другую школу.

Карина восприняла новость не только без энтузиазма, но почти с возмущением, ведь это означало, что теперь дырки в расписании будут заняты недостающими часами по предмету и в это время нельзя будет слоняться по школе без дела. А то и придётся приходить на занятия раньше.

– Наконец-то, – тихо пыша сарказмом сказала Карина, – в нашем захолустье объявился жаждущий сеять знания человек!

– Не надо так шипеть, в конце концов хоть кто-то согласился учить нас химии, – осадила её Ингрид.

За спиной прозвучал голос ещё одной одноклассницы, Даши:

– Кстати, Ингрид (одноклассники знали один приём, что если надо чего-то добиться от Камниной, достаточно назвать её правильно по имени), ты позвонишь Ленке?

– Да, надо будет позвонить, её завтра, вроде, выписывают.

Дело в том, что на одних уроках Ингрид сидела с Кариной, на других – с Леной. С обеими из них Ингрид общалась лишь потому, что больше было не с кем. Теперь «радость» этого общения плавно переезжала на копию Ингрид, пока сама Ингрид счастливо начинала новую жизнь в Междумирье.

Тем временем над гудевшим классом звучал голос Антонины Алексеевны, маленькой кудрявой женщины с серым уставшим лицом:

– И да, нового преподавателя зовут Антон Павлович.

Класс дружно загоготал и почти в один голос спросил:

– ЧЕХОВ?!

– Нет, Тортов.

Класс содрогнулся волной гогота. Учитель. Мужчина. Антон Павлович. Не Чехов. Тортов.

– Боже мой, сколько поводов для смеха, – с каменным лицом сказала Ингрид, ощущая в глубине души странное смятение.

Под конец Антонина Алексеевна сообщила, что в четверг и в субботу теперь будет химия, а потом добавила, будто что-то неважное: «Ваш новый преподаватель только после педагогического». Девочки театрально томно хмыкнули, парни подавились смешками. Класс, разыгрывая мини-пантомимы взрывающихся школьных кабинетов, приглушённо гоготал и собирался на выход.

Ингрид не обрадовалась. Она, словно чуя что-то очень подозрительное, надвигающееся как неизбежное, как наваждение, помрачнела. Девочка достала часы, которые теперь оказались в её кармане юбки, там же, где и дверная ручка. Часы легко включились и продолжили свою работу. Теперь она решила обзавестись механическими часами, а электронные больше с собой не брать.

04. В термах

Ингрид после школы отправилась домой. Уже похолодало, что для Санкт-Петербурга было нормальным. За два дня резко начались промозглые дожди, столь обычные для осени, что Ингрид почти их не замечала. От холода коченели пальцы, дырявая обувь промокла насквозь, а сырая куртка не спасала от ветра.

Сегодня девочке не надо было идти в художественную школу, значит, этот день этот день оставалось посвятить домашним заданиям. Она пришла домой, где были только её тётя и малолетний кузен, пообедала (аппетит притупился, будто желудку разонравилась земная еда) и завалилась на диван. Странным образом она чувствовала усталость, но не связанную с прошедшим уроком хореографии, напротив, прекрасная физическая разминка наполнила её энергией, которая за полчаса пребывания на земле словно канула в Лету. Ингрид села рисовать. Сегодня её тема была о костюмах Междумирья: она делала наброски людей в одеждах, которые видела там. Благородные ткани, много длинных одежд в крупных складках, интересный крой – всё хотелось запечатлеть в бумажной памяти. Время за рисованием шло незаметно, она посмотрела на комнатные часы и подумала о двух вещах: первая – скоро придёт мама и снова будет ругать за то, что она ещё даже не садилась за уроки; вторая – уже пять часов, в Междумирье пора на ранний ужин.

Мысль о еде подогрела её аппетит. Ингрид сходила на кухню за чаем и бутербродом, а после подкрепления достала свои школьные тетради и учебники. Потом позвонила Ленке, рассказав ей новости про нового учителя химии и, наконец, уселась за учёбу. Обычно Ингрид выполняла сначала письменные задания, потом учила то, что надо было железно вызубрить, и после, если оставались время и силы, читала всё остальное. Даже без учёта школы искусств, которая занимала три дня в неделю, она много времени тратила на уроки, ей тяжело давалась зубрёжка. А если рядом провокационно лежал ещё не покрытый мелкими рисунками лист бумаги, то домашние задания растягивались до полуночи. Теперь же ей надо было успеть управиться с уроками хотя бы к восьми часам вечера, чтобы успеть в термы. С трудом собрав себя в кучу, Ингрид всё же села за алгебру, русский язык и английский, однако мысли зерном рассыпались в разные стороны. Одолев их, Ингрид успела к приходу мамы кое-что выполнить из заданий, потом сделать перерыв на общение с семьёй, продолжить уроки и всё же доделать их к восьми часам.

Улучив момент, Ингрид через дверь ванной перешла в Древний дворец на молитву и последнюю трапезу. Перемещаясь между Петербургом и Междумирьем, девочка наблюдала смену своей одежды (как и положено, её домашняя одежда сменилась на ту форму, что была на ней надета с самого утра) и задумалась, можно ли было переместить оттуда вещи на землю? Если часы во Дворец она смогла унести, то действовал ли закон в обратную сторону? Однако дверная ручка всегда оказывалась с ней при возвращении из того мира, не в руке, так в кармане или за пазухой. Может быть, это было особенностью именно этой вещи? Ингрид размышляла, как такое возможно. Тем временем её копия осталась на земле, покорно вымыв руки, вернулась в комнату за стол с уроками, а сама девочка поторопилась в зал на молитву и трапезу.

Хор начал петь, и Ингрид снова не разобрала ни слова. После молитв зал наполнился гулом, но не таким, какой стоял в её школе. Последняя трапеза состояла из лёгкой еды, такой же, как и первый завтрак: хлебцы, сыр, компоты, йогурты и ряженка. У Ингрид к этому времени всегда просыпался голод, и она могла съесть всё, что не прибито. За столом с ней сидели Нафан, Хельга и Артемида. Ингрид внезапно, как это с ней регулярно случалось, сказала:

– Ой, у вас такие красивые имена! И не повторяются. Есть у вас и старинные греческие, и варяжские… У нас так на земле сплошные Маши, Кати, Даши, Насти, Юли, Юры там… Саши, Андреи…

– Ингрид, а разве твоё имя редкое у вас? —удивилась Хельга.

– Я вообще одна такая. Надо мной с детского сада шутят, – ответила та.

– Детский сад? Что это? – Артемида повернулась к ней. Эта девочка была тонкой шатенкой со оливковой кожей и глазами древесного цвета, её чуть острые скулы выдавались в стороны и придавали лицу лёгкое диковатое выражение, а пальцы скорее напоминали ветви масличных деревьев. Ростом Артемида была с Эдварда, выше Хельги и немножко выше самой Ингрид, но самым высоким в этой компании был Улав.

Артемида продолжила:

– Это что-то вроде оранжерей, где дети выращивают свои цветы?

– Э-э-э, нет. Совсем нет, – Ингрид поняла, что ей придётся многое объяснять, и, чтобы облегчить себе задачу, задала наводящий вопрос: – Разве те люди, которые попадают сюда с земли, совсем ничего не рассказывают о ней?

Нафан улыбнулся с долей горечи и пояснил:

– Ингрид, дело в том, что на нас на всех едва ли сотня человек наберётся, попавших с земли, причём самого разного возраста. На всё Междумирье к настоящему моменту за последние лет 80.

Краткий экскурс Нафана посеял больше вопросов, чем ответов. Ингрид сложила руки перед собой и озадаченно наклонила голову набок.

– Подробно тебе расскажет Георг Меркурий. Хорошо, что ты попала в свой язык, ты могла попасть в другую языковую зону, тут же все говорят на русском, – уточнил Нафан.

– Хорошо, имена-то у вас не русские, – Ингрид вновь вернулась к именам. Особенно её это интересовало потому, что её имя прекрасно вписывалось в картину этого мира и вообще не подходило к земле. Как будто бы ей специально дали именно такое имя, зная наперёд, что ей предстоит попасть в Междумирье.

Хельга несколько возмутилась:

– Что значит «русское имя»? Как у вас зовут людей?

– Нууу…. В нашем классе одна Марина, одна Карина, Лена, две Екатерины, две Дарьи, Оля, на всю параллель наверное шесть Ань, Маши, ещё есть Александры, Антоны, Владик, Юль человек восемь, Иваны, Александры, Костя, Игори, Никиты…

– Хочешь сказать, что это всё – русские имена? – Хельга прищурилась.

Ингрид зависла. Ведь все имена, к которым она так привыкла и которые давно считала русскими, на самом деле в большинстве оказались греческими, латинскими, германскими – самыми разными, но не исконно русскими.

– Да, – признала Ингрид и, подумав с полминуты, добавила, – просто мы привыкли к этим именам. По большому счёту из русских имён я помню только Светлану, Веру, Надежду, Любовь… Да всякие там Славики и Полки, – подытожила она.

– Полки – это что за имя такое? – спросила Хельга.

– Ярополк, Святополк, например. Правда, сейчас так не называют. Знаю, что тысячу лет назад на Руси были такие имена.

– Ты говоришь, что ты одна-единственная Ингрид в своём классе? – внезапно заговорила Артемида.

– Не то что в классе, вообще в районе, а может, даже и на несколько районов.

– Тогда почему тебя так зовут? Ведь твои родители как-то выбрали тебе именно это имя, – сказала Артемида. Она была из тех, кто своей последовательностью мог брать горы.

– Ну, если честно, то этим именем меня одарила моя бабушка Матильда.

– О! У меня тоже бабушка Матильда! – вдруг просияла Хельга. – Прости, я тебя перебила.