Он вытянул ещё один и показал его Нелли с двух сторон: тот был абсолютно пуст. Но стоило Музу порвать предыдущий контракт, как текст появился на новом.
– И что же нам делать? – Спохватилась Нелли. – Я специализируюсь на договорах, но в этом не понимаю ни слова.
– Это потому, что ты колеблешься – и с буквами происходит то же самое. Я, например, вижу текст чётко, потому что знаю, чего хочу. Единственный способ избавиться от этой формальности – выполнить наши обязательства друг перед другом.
Гюллинг схватилась за голову и воскликнула:
– О… Боже, и как же нам закрыть сделку?
– Найти то, в чём ты хороша, и добиться определённых результатов в этой сфере. Каких именно – мы позже решим вместе.
– Мы в безвыходной ситуации, Муз. – Криво усмехнулась Гюллинг. – Поздравляю, ты подписал самый худший контракт из возможных. Нам не справиться.
Весёлые морщинки стянули уголки его глаз.
– Поживём – увидим. – Сказал он. – Даю тебе первое домашнее задание: поразмысли надо всем до конца недели и откажись от ярой самокритики. Мы обсудим наши следующие шаги. Спокойной ночи.
– Сладких снов, – сказала она закрытой двери.
Если Муз и правда недавно прибыл к людям, то ему следовало поучиться хорошим манерам.
5. Расширение пространства
Ровно через неделю Муз заявился к ней домой. Хмурая и сонная, она пустила его вопреки первичному порыву.
– Ты не возражаешь, если я осмотрюсь здесь? – Спросил он и по своему обыкновению прошёл на кухню без разрешения.
– Стой. – Строго сказала Нелли, хватая его за шкирку.
Он замер, обернулся с хитрым прищуром и отозвался:
– Да?
– Ты должен уяснить, что, спрашивая у кого-то разрешения, тебе придётся сперва дождаться ответа. И если тебе отказывают, то подчинись.
– Извини, я это учту. Так можно или нет?
– Валяй. – Махнула рукой она.
Она ходила за ним по пятам, чтобы он не утащил ничего ценного. С другой стороны, богатствами она и не обладала, а серые юбки, пиджаки и жилетки были Музу не по фасону. Периодически он производил в уме какие-то расчёты и цокал языком, но никаких комментариев не давал. В конце концов она свыклась с его присутствием и ушла на кухню допивать остывший кофе. Муз ещё немного побродил в одиночестве и вернулся к Нелли. Она предложила ему сесть и поинтересовалась:
– Ну, оценщик, что скажешь о моей скромной обители?
– Когда-то она была уютным местом.
– Не поняла. – Тряхнула головой Нелли, готовясь к обороне.
– Я вижу много лишнего. А хлам мешает сосредоточиться. Поэтому, если можно, я бы хотел позаимствовать твои ключи завтра и привести это место в порядок.
– Ни за что!
– Но, Нелли, отсечь лишнее – первый шаг на пути к благополучию. Наша стандартная процедура, если тебе важны формальности.
– Я не могу пустить тебя сюда без присмотра. – Она скрестила руки.
Его плечи понуро опустились.
– Без этого шага мы не сможем приступить к следующим. Если хочешь, мы выберем день, когда ты будешь свободна и у тебя получится за мной присмотреть. Это часов на шесть, не больше.
– Шесть? С ума сойти. – Буркнула она. – Тут же вполне чисто, чего ты ещё хочешь?
– Освободить тебе пространство для вдохновения.
На одном конце линейки стоил риск пустить едва знакомого человека к себе домой на полдня, а на другом – желание поскорее разделаться со злополучным контрактом, который она, вопреки всем вдолбленным в голову предписаниям, подписала без должного изучения.
– Ладно, – сказала Нелли, – я дам тебе ключи завтра.
– Ты не будешь разочарована. – Заверил её Муз.
***
Весь день она просидела за секретером как на иголках, гадая, будет её квартира обчищена или перекрашена в цвет его шнурков. От сверхъестественной сущности стоило ожидать чего угодно. Но вернувшись домой и достав свои ключи из-под коврика, Нелли увидела сверкающий чистотой пол и не увидела балконного старья: посуды со сколами, коробок, мутных банок, горшков с засохшими растениями.
Хлам копился с тех пор, как умер её отец, и у Нелли рука не поднималась навести порядок, избавиться от визуального шума, в котором она могла спрятаться от тяжёлых мыслей.
Муз снял с оконных рам старые пожелтевшие газеты и приклеил новые, расставил обувь по сезонам, починил косую дверцу шкафа, вычистил пыль из зимнего пальто. Она почувствовала, что ей стало легче дышать.
Нелли осторожно выглянула на площадку: в квартире напротив горел свет и играла ненавязчивая музыка. Исполненная благодарности, она не знала, как её выразить: в последние дни в её доме не водилось даже шоколадок. Она посмотрела на настенные часы, обулась и за несколько секунд преодолела все лестничные пролёты, завернула за угол дома и влетела в пекарню на первом этаже.
Йохен – ворчливый старичок со сморщенным треугольным лицом в неизменных очках с толстыми линзами, болотной кепи и жилетке в английском стиле – закрывал кассу на ключ. Она ни разу не видела его в другой одежде. То ли он искусно ремонтировал её, то ли однажды закупился батареей одинаковых комплектов. Будь он одет иначе, Нелли бы и не узнала его. А жил он всего этажом ниже, прямо напротив фру Эгдалль, которая демонстративно обходила его и его заведение стороной.
– Неужто сама фрекен Гюллинг пожаловала? – Проворчал он. – Боюсь, мы закрыты.
– Она самая, Йохен. И нет, до закрытия осталось время. Есть, чем порадовать голодную белку, которая целый день крутилась в офисном колесе?
Он приглашающе вскинул руку и сказал:
– Раз уж вы здесь, то прошу. Но поторопитесь с выбором. Я не обслужу вас ни минутой после закрытия.
Как и всегда, он предлагал немного: несколько залежалых брецелей, блюдо с маковыми розами-завитушками, которые, должно быть, окаменели ещё в прошлом году, половину пирога с лососем и брокколи, сушёных спрутов, которые, должно быть, застали саму Кальмарскую унию. Пока она решала, кому из претендентов отдать предпочтение, Йохен завёл свою старую шарманку:
– Видит Бог, я устал от содержания этой забегаловки.
– А как же прибыль, Йохен? Разве ваша пекарня убыточна? – По привычке спросила Нелли, не сильно интересуясь ответом. И по той же самой привычке добавила. – Я вижу пустые полки. Значит, торговля как-никак идёт.
– Да куда уж там! – Отмахнулся старик. – Нет тут приличной прибыли. Уже лет н’дцать как. Подумываю продать свою лавку за бесценок и провести остаток дней в тишине и покое.
Он порывался пустить пекарню с молотка с тех самых пор, как Нелли въехала в свою мансарду. Она подозревала, что не одно поколение квартирантов выслушивало стенания Йохена.