О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Погоди, не радуйся. Его еще в зоопарк надо доставить.

– А, ерунда, – беззаботно махнул рукой Глюк Хамфри, – давай веревку.

Некоторое время они возились с веревкой, пристраивая ее на шею Дингла или, вернее, то место, где эта шея могла бы быть. Хрюкозоид при этом мирно пасся, не обращая никакого внимания ни на охотников, ни на их ухищрения. В конце концов, веревку все же надели, оба наших героя вцепились в нее, глюк Хамфри взмахнул платком и скомандовал:

– Вперед, Дингл! Домой!

И хрюкозоид рванул изо всех сил.

Вот это был бег! Если до сих пор вы никогда не болтались на хвосте бешено скачущего хрюкозоида, то вам трудно представить себе всю гамму ощущений наших героев. Но попытайтесь. Представьте себе, что вы участник родео, вместо быка под вами пляшет разьяренный носорог, а рядом носится еще с десяток и всячески норовит боднуть в самое неподходящее место (можно подумать, что есть подходящие для бодания места). Это, конечно, не совсем то, что испытывал Камбр, но очень похоже. Тигрошник с обеих сторон превратился в сплошную полосатую стену, под ногами что-то беспрестанно хрустело и звякало, на голову сыпалось, перед глазами внезапно вырастали то гигантские скалки, то стеклянные березы, то необьятные листотрясы. Каждый раз при виде очередного чудовищного препятствия Камбру казалось – все, это конец, но каким-то чудом они избегали столкновения.

«Да, – думал Камбр, подскакивая на очередной кочке и пытаясь на бегу протереть залепленные грязью глаза, – да, пожалуй, гонки на пьяных велодрынах по пересеченной местности безопаснее».

Последние полчаса он уже не бежал, а волочился, повиснув на глюке Хамфри, закрыв глаза и мечтая лишь об одном – чтобы это скорее кончилось.

В общем-то, в конце концов, все и кончилось. И даже благополучно. Пробег обошелся без переломов, синяки и шишки не в счет, хрюкозоида доставили в зоопарк и водворили в родную клетку, по сему случаю Клинк Донел лично жал каждому руку, а директор зоопарка сфотографировался с ними на фоне вольера с бронтокряклом и пригласил их на чай. Камбр приглашение принял, но намекнул, что к чаю надо бы и награду. Директор сразу погрустнел, стал жаловаться на хроническое безденежье, дороговизну, кризис и отсутствие перспектив.

– Поймите, господин Строфанзен, – говорил директор, потупив глаза и накручивая на палец росток свистящего горошка, – мы вам страшно, невыразимо благодарны за хрюкозоида, но наше финансовое положение… оно, как бы это… поточнее… В общем, мы сейчас на мели. Животных кормить нечем, посетителей мало, сотрудники забыли, когда зарплату получали в последний раз.

– Но, господин директор, ведь вы сами…

– Сам, сам, я все всегда сам. Ну конечно, мы не отказываемся, хотя, согласитесь, двадцать маней для вас…

– Двадцать??!

– Ну да, конечно, двадцать. А вы что думали?

– По-моему, речь шла о двухстах.

– Что? Впервые слышу об этом. Что вы, дорогой! Двести маней за ручного хрюкозоида! Да за такую сумму я сам бы пошел его ловить. Вы просто ослышались, дорогуша. Конечно, двадцать. Двадцать маней, и мы вам с удовольствием их выплатим, вы честно заработали эти деньги… но не сейчас, не сейчас. Приходите через месячишко, или два, а лучше пять…

– Не удалось нам подзаработать, Хэм, – грустно подытожил Камбр, когда они возвращались на космодром. – Да ладно, пойдем хоть чаю попьем. А все-таки мы славно повеселились сегодня, дружище.

– Угу, – кивнул глюк Хамфри, и они понимающе улыбнулись друг другу.

Глава 4. Как Камбр ходил на охоту

Зима в Тамаизе – время скучное, даже тоскливое…

Вот тут, пожалуй, нам стоит ненадолго прерваться и внести кое-какие пояснения, тем более необходимые тем, кто никогда на Силизенде не был, да и вряд ли когда побывает.

Итак, Силизенда – планета земного типа, надеюсь, я понятно выражаюсь, хотя не думаю, что среди моих читателей найдется хоть один гудер, слопс, а уж тем более фрогмент. Последние вообще крайне не любопытны. Совершенно замкнувшаяся на себе цивилизация. Совершенно…

Но не будем отвлекаться. Шесть силизендских материков омывают три океана: Красный, Синий и Зеленый, а Боллу и Чмаки разделяет к тому же огромная пустыня Шиза, которую еще называют четвертым океаном. Но поскольку у нас с вами не урок силизендской географии, все материки, думаю, здесь называть не стоит (если же вы очень заинтересовались этим вопросом, обратитесь к десятитомнику «Силизенда – как она есть», вышедшему в прошлом году, тома с 3 по 5-й, пер. с тапского, под редакцией проф. Визилина, или к двухтомнику «Краткие очерки по силизендской географии, экономике и культуре» проф. Ай. Джеймса и Би. Олдриджа).

Нас же с вами вообще-то интересует третий по счету материк – Элекон, где, собственно, все действие и происходит. С запада он омывается Синим океаном, а с востока – Красным, не знаю, к чему вам все это, но, может, в конце концов, и пригодится.

Элекон, весьма обширный материк, как, впрочем, и все материки вообще (был бы не обширным, назвали б островом), со всем необходимым для жизни: горами, лесами, морями, реками, ну и равнинами, разумеется. Народу в Элеконе масса (Силизенда – вообще населенная планетка), государств – как грязи. Но, повторюсь, это не учебник географии, не атлас и даже не краткий справочник – нет у меня никакого желания перечислять тут их все. Нам с вами нужна Шара – страна сама по себе удивительная и примечательная, предмет восторгов, поклонения, изумления, ненависти и любви как самих шарцев, так и многочисленных туристов, ее посещающих. Помимо всего прочего, Шара – самое крупное государство в Элеконе, а шарцы – самый непостижимый народ на всей Силизенде (недаром же говорят: «Душу шарца общим метром не перемеришь, в общий горшок не засунешь и дубиной листотряса не перешибешь»). Правда, некоторые злопыхатели, в основном живущие в пограничных с Шарой Мабре, Сттакке и Дезе, называют шарцев не иначе как шарамыгами, шарашниками, а то и шаркунами. Особенно злобствует Мабр. Но шарцы на такие мелочи внимания не обращают, они выше этого, в чем доблестные мабригцы и убеждаются беспрестанно последние лет сорок.

В общем-то, шарцам есть чем гордиться. Столица Шары, Миска, – крупнейший город Силизенды. Единственный в Силизенде космопорт тоже находится в Шаре, чем и объясняют многие злобные завистники неослабевающий к ней интерес туристов. Мол, кроме Миски да космопорта, в Шаре и посмотреть не на что. Но это же совершенная неправда! И космопорт тут вовсе ни при чем. Раза три-четыре в год прилетает на Силизенду туристический корабль (последнее время в связи с возросшим интересом – чаще) да раза два в год приходит межгалактический почтовый. А в основном на космодроме тишина, нарушаемая изредка демонстрациями протеста местных экологов. Они собираются на космодроме, как в Гайд-парке, кричат о глобальных катастрофах, загрязнении окружающей среды ракетным топливом и повышенной радиации от покрытия космодрома и пугают местных жителей сказками о том, что, если в один не очень прекрасный для Шары день какая-нибудь ракета взорвется при взлете или посадке, от Дурмунурзада останется мокрое (или сухое, смотря какая ракета) место. Совершенная чушь! Вернее… м-м-м не совсем… или даже… В общем, если ракета взорвется, так оно и будет, но ведь пока еще не взорвалась.

И космодром, и Дурмунурзад, и все наши герои находятся в одном из центральных штатов Шары – Тамаизе. Ну вот мы наконец добрались до Тамаизы, и все стало ясно. Может, конечно, и не стоило так долго распинаться на эту тему, а может, наоборот стоило остановиться подольше на описании рек, морей, лесов и гор Шары, ее экономическом, политическом и еще бог знает каком положении. Может быть, может быть… но, собственно говоря, речь-то не об этом, а о том, что зима в Тамаизе – время скучное, даже тоскливое.

Руфус Дринкл Паперс сидел в своем Бегемотнике у окна спальни, смотрел на готовые вот-вот раскрыться бутоны заморожечника и невыразимо скучал. Все праздники давно прошли, друзья поразъехались, в Бегемотнике было тихо и уныло. Камбр уже с месяц носа не казал, с Люкой, очередной своей подружкой, Руфус еще на прошлой неделе поругался, с тех пор она даже к телефону не подходит. Руфус повздыхал и решил еще с неделю выдержать характер, а потом непременно помириться. Собственно, Люка неплохая девчонка. Немного глуповата, но это даже хорошо, мани любит тратить без счета, это, конечно, недостаток… и крупный, но с другой стороны, мани для того и существуют, чтобы их тратить… А так она веселая, заботливая, хорошая, в общем, девчонка… Может, подумать-подумать да и жениться на ней?..

Тишина давила, но встать, чтобы включить радио, было лень, и Руфус продолжал сидеть, уставившись в окно. До ежегодного карнавала еще месяц. Целый месяц серого неба, снега и цветущего заморожечника – от этого кто угодно взвоет…

Он уныло смотрел на редкие, медленно кружащиеся снежинки, на сине-белые бутоны и думал, что такой скучной зимы, как в этом году, еще не было (впрочем, он каждый год так думал), и что на улице слишком холодно даже ездить по магазинам, не говоря уж о прогулке по лесу.

Словно в подтверждение этих его мыслей с легким дили-дили-динь раскрылись бутоны заморожечника, и тот в одно мгновение превратился в сине-белый сугроб. Надо же, на целый час раньше. Руфус взглянул на градусник. Конечно, ничего удивительного, -15. Холодина-то какая. Он поежился, стянул с кровати плед, завернулся в него и опять устроился у окна. А что делать-то? Ну что еще делать? В гости бы кто пришел или позвонил, ведь умереть можно с тоски. Руфус зевнул. Так нет же, все заняты, у всех свои заботы, дела. Никому он, бедный Руфус, не нужен. Никто его не любит, никто не жалеет, крокозяблы и те на голову сели…

Как раз в это время юный крокозябл вышел из леса и с удовольствием начал объедать нежные пушистые цветы заморожечника, по вкусу напоминавшие сливочное мороженое. Руфус, совсем собравшийся немного повыть с тоски, при виде столь вопиющей наглости несколько даже растерялся и не нашел ничего лучшего, как, распахнув окно, завопить что-то нечленораздельное и запустить в крокозябла чем под руку попалось. Под руку попалась ваза старинной чуйской работы, которая, стукнувшись о куст, тут же благополучно разбилась. Руфус выругался, крокозяблик, испугавшись, жалобно заблеял и убежал в лес, а мысли Руфуса приняли несколько иное направление. Крокозяблы, «севшие на голову», давно не давали ему покоя. Целый год он грозился устроить на них охоту, и, пожалуй, момент настал. Руфус с треском закрыл окно. -15! Самое время для ловли крокозяблов. Да и Клинк Донел давно пристает, мол, ему просто необходима пара крокозяблов для зоопарка, мол, он без них жить не может, мол, снятся они ему. Вот и прекрасно! Вот и развлечение! Руфус бросился к телефону. Так, первым делом звоним Клинку. Потом… потом…

– Алло, Клинк? Привет, это Дринкл. Ты не слишком занят? У меня тут возникла одна идея… Как? И у тебя?! Смотри, какое совпадение!.. Что? А-а-а… Откуда-откуда? Из Сайды? Ого! А что он тут делает? А, ну да, ну да. Так ты хочешь?.. Ага. Нет, я всегда за. Я сам хотел… А разрешение? О, уже есть? Здорово! Сколько? Ну конечно, меньше чем всемером никакого смысла нет. А кто еще? Кто-кто? Ну ты даешь! А Камбр? Ах и Камбр?!.. Ну да, ну да… А я что говорю!.. Что-что? Трепл?! Да ты свихнулся! Они друг друга терпеть не могут. Он откажется. Точно откажется! А без Камбра это не охота, а маразм. Что? И как ты себе это представляешь?.. Ты в самом деле сошел с ума… Ну хорошо, я попробую… Ладно-ладно. Договорились. Я звоню Камбру, а ты собираешь остальных. И завтра в семь в Бегемотнике… А где? В сторожке? Возле Тинкиной пасеки?.. Нет… там Мерка не замерзает… Ну, в общем, там? Ага. Ладно, если что, я еще позвоню. Пока.

Руфус положил трубку и слегка подергал себя за волосы. Хорошо. Просто замечательно. Большая охота!.. Здорово!.. Но как уговорить Камбра?..

***

Камбр сидел дома и творил. Еще в прошлом месяце он пообещал местному издательству новую поэму. «Нечто боевое, лирическое и жизнеутверждающее», как говорил Берри Струпник, его литературный агент. «Да-да. Нечто в этом роде нам как раз и нужно», – вяло соглашались в издательстве. Договор был подписан, деньги выплачены (аванс, разумеется) и уже истрачены, а поэма все как-то не начиналась. Все что-то мешало. Сначала Камбр поругался с космодромным начальством, потом пропало вдохновение, потом еще что-то… В конце концов, терпение у Берри лопнуло, и он пригрозил, что разорвет контракт и Камбру придется платить неустойку. Это подействовало. Камбр засел дома, перестал ходить по друзьям, отвечать на телефонные звонки, перестал даже ходить в ближайший бар пить бирру. За месяц усердной работы поэма продвинулась до половины, но тут дело окончательно застопорилось. Второй день Камбр сидел, тупо уставившись на чистые листы бумаги, в тщетной надежде выдавить из себя хоть строчку. В голове царил вакуум. Мысли разбежались кто куда, и кроме дурацкого

«Вот кот-бегемот

Бегемот ли тот кот?..»

к поэме, понятное дело, никакого отношения не имеющего, выжать из себя не удавалось ничегошеньки. Измучившись совершенно в безнадежной попытке отогнать от себя кота-бегемота, страдалец уже решил было плюнуть на все, пойти и надраться (может же он расслабиться хоть раз в жизни?), как вдруг раздался телефонный звонок. Подумав немного и решив, что хуже не будет, Камбр снял трубку.

– Камбр! Дружище! Как ты там? – услышал он жизнерадостный голос Руфуса. – Что поделываешь?

– Занят я. Поэму пишу, – буркнул Камбр, вдруг почувствовав неукротимое желание бросить трубку, сесть за стол и немедленно закончить треклятую поэму. Но Руфус не унимался.

– Ох, Камбрик! Прости, что помешал! Но понимаешь, тут такое дело… такое дело. Без тебя ну никак не обойтись. Ты нужен как воздух!

– Какое еще дело?

– Ну не хмурься, не хмурься…

– Я не хмурюсь. Ты давай выкладывай.

– Видишь ли, намечается большая охота на крокозябла. Сам понимаешь, без тебя никак! Ну что тебе стоит, Камбрюша!.. Я понимаю – ты занят, но неужели нельзя прерваться дня на три? Да ты только подумай, разве можно работать, когда идет большая охота?..

Камбр почесал шею, что всегда являлось у него признаком крайней задумчивости. И правда, чем идти и надираться в одиночестве, не лучше ли отправиться на охоту?.. Подумаешь, три дня… И, кроме того, разве можно пропустить большую охоту? Сейчас, в самый сезон, когда до карнавала еще недели три, не меньше… Да он себе никогда не простит.

– А кто будет?

– Нет, ты скажи: идешь или нет?

– Да иду, иду. Змей-искуситель. Иду.