Одинокий. Злой. Мой

Кира взяла еще бумажное полотенце, смочила его и, встав на колени, принялась оттирать капли крови с пола.

– Твой дядя был идиотом. А ты замечательная. Я знаю, что ты стараешься. Тебе не за что себя так ненавидеть.

Она подняла лицо, глядя на Виталия широко распахнутыми глазами: «Он правда это сказал? Про меня?».

В этот момент дверь ванной снова распахнулась. На этот раз это был Виктор.

«Закон подлости, не иначе».

– Ох, я, кажется, помешал, – заулыбался бес, поспешно ретируясь.

Кира, на коленях, раскрасневшаяся, с бумажным полотенцем в руках, а перед ней Виталий. О чем он мог еще подумать?

– Нет, не помешал. Мы уже закончили, – произнес Виталик, и только потом до него дошло, как это прозвучало. Еще чуть-чуть, и он хлопнул бы себя ладонью по лбу.

– Пахнет секретами, – усмехнулся Виктор.

Девушка умоляюще взглянула на мужчину.

– Не спрашивай ничего, – отрезал Виталий.

– Даже не думал, – хихикнул Виктор. – Ни на что не намекаю, но планы поменялись. Кира, выезжаем через час. Поэтому закругляйтесь.

Он наконец закрыл дверь снаружи, снова оставляя их одних.

Сказать бесу, учуявшему секреты, «не спрашивай», и чтобы после этого бес просто ушел? Нет, этот Виталий точно не может быть человеком.

– Он наверняка подумал, что я тебя насилую.

– Это плохо? – на всякий случай уточнила Кира.

– Да! Это плохо. Кира, с твоей самооценкой нужно что-то делать. – Он развернулся в сторону выхода, но уже почти у самой двери добавил: – И больше никаких самоповреждений, ты поняла? Будь уверена, если повторится, я узнаю.

Кира поежилась: «Ну да, такой, как он, точно узнает…»

***

Я стояла перед воротами особняка, мечтая лишь об одном – выйти за них. Но Платон оказался прав (не то чтобы я ему до этого не верила в этом вопросе). Едва подносила руку к калитке, как ее тут же окутывало мягкое золотистое сияние, а затем резко отталкивало в сторону. Причем я проверила: палки и камни спокойно проходили сквозь решетку. Блок распространялся именно на живых.

«Интересно, мертвяков оно пропускает?» – отстраненно подумала я, обходя границу владений по кругу и ища слабое место.

Полчаса, отсчитанные Платоном, уже почти вышли, но я не спешила возвращаться. Было стыдно и неловко за то, что показала свою слабость. Позволила заглянуть куда глубже, чем следовало.

Нужно было убегать еще тогда, на старом литейном заводе. Совершила глупость, связалась с сумасшедшим с галлюцинациями и тягой к мазохизму. Как только появится шанс, надо уходить от него.

А внутри меж тем всё кипело от негодования на себя. И, не хотелось в этом признаваться, но больше всего раздражала даже не собственная реакция на чужие пытки. Не сцены из памяти, вставшие перед глазами и заставившие забиться в угол точно дикую зверушку. А то, как меня зацепило поведение Платона.

Его слова, вроде бы простые, но вместе с тем успокаивающие, обволакивающие. Осторожные прикосновения. Он не позволял себе ничего лишнего, и вместе с тем мурашки бежали по телу от мыслей о том, как он согревал мои ладони в своих.

Ничего удивительного, что я поддалась. В последнее время в моей жизни было слишком мало обычного сострадания. Платон просто был добр – и этого хватило, чтобы на секунду поверить, будто он другой, будто он может мне помочь, будто рядом с ним можно расслабиться.

Конечно, зря. Сейчас, придя в себя, я это понимала.

Вдруг за очередным поворотом с той стороны забора я заметила мелькнувший собачий хвост.

– Эй, приятель! – обрадованно позвала я.

Собака обернулась, глядя на меня большими умными глазами. Она словно говорила: «Это я, что ли, тебе приятель?».

– Ты-ты, – уверила я с улыбкой и поманила ее пальчиком. – Иди сюда.

Пес заинтересованно припустил в мою сторону.

– Смотри, что у меня есть, дружок, – я быстро достала из кармана завернутый с завтрака кусочек мяса. – Хочешь? – судя по тому, как пес облизался, идея полакомиться ему понравилась. – Тогда лезь ко мне. Вон какая чудесная дыра есть под забором, надо только немного подкопать.

Всё же моя привычка прятать еду на “черный день” была не так уж и плоха.

Высунув мокрый шершавый язык с капающей на землю слюной, пес бросился к щели и даже успел сделать пару движений лапами, как его вдруг окутало то же сияние, что я уже видела, и отчаянно скулящую собаку откинуло метров на десять назад.

Приземлившись и неловко поднявшись на лапы, собака обиженно на меня посмотрела, как на предательницу.

«Мавки болотные!» – выругалась про себя, мысленно посылая небесам проклятья. Небесам было все равно, да и мне легче не стало.

– Прости меня, – сказала я псу с искренним сожалением. – Я не хотела делать тебе больно. Прости, мой хороший… Держи…

Я кинула мясо через забор, но собака уже затрусила прочь от него.

Похоже, путь на свободу был действительно только один. Придется взять себя в руки и помочь Платону.

Я вернулась в гостиную и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Страх опять начал проникать под ребра ядовитыми шипами. В прошлый раз, когда я нажала на рубильник, когда увидела, как гримаса боли искажает лицо Платона, то ощутила себя в собственном кошмаре.

Даже почувствовала запах горелого мяса.

Теперь же я пыталась дышать глубоко и быть сконцентрированной на задаче. Вновь облепила Платона жуткими проводами – мужчина иногда одобрительно кивал, как бы намекая: всё хорошо, не переживай, – выставила первоначальные показатели.

– Твои родственники живы? – внезапно спросил Платон.

Моя рука зависла над переключателем.

– Какая тебе разница? – выдавила из себя.

– Я бы мог попытаться их найти.

– Зачем тебе это делать? – спросила с подозрением.

Слабо верится в добрые душевные помыслы того, кто обещал меня убить при первом же знакомстве.

– Мари, – моё имя звучало так странно и так неправильно, но почему-то не захотелось его поправить, – ты мне помогаешь, и взамен я готов помочь тебе. Пока мы не разобрались с твоим Альбеску, – я поежилась от фамилии мучителя, – можем заняться поиском кого-то, кто тебе дорог… если такие вообще остались.