Свет во тьме. Книга первая. Мир Абсолюта

Чёртово ущелье оказалось еще уже и опаснее того, которое они осмотрели: множество выступов, карнизов и поворотов делали пролёт через него невероятно сложным. Несколько раз просмотрели фильм, фиксируя внимание на самых трудных участках.

Аэролет снизился и влетел в Чертово ущелье, в его полумрак между отвесными стенами и близко подступающими скальными выступами.

– Впереди карниз, – предупредил ведущий, – опускаемся.

Один за другим аэролеты поднырнули под наклонный карниз. Сразу стало темно, включились приборы ночного видения.

– Нависающий выступ! Обходи справа.

– Узкий поворот вправо. Держи дистанцию!

За поворотом ущелье расширилось. Приборы по-прежнему не фиксировали никаких сигналов.

За следующим поворотом открылся широкий, залитый светом выход из ущелья.

– Есть сигнал! – раздался в наушниках крик ведущего.

Это было последнее, что слышал Георг. Мощным порывом встречного потока воздуха маленький аэролёт подхватило и, завертев, ударило о скалу.

– Снижайся! – кричал ведущий, с трудом удерживая управление.

Развернувшись, он увидел, что произошло. Борясь с ветром, начал кружить над обломками аэролёта. Поступали сигналы от датчика-определителя местонахождения. От «живчика» сигналов не было. «Он умер мгновенно», – понял. Порывом шквального ветра со скалы сорвало лавину снега, и она погребла обломки аэролёта. Всё произошло в какие-то мгновенья…

* * *

Известие о гибели Георга потрясло Доктора. Он стоял посреди кабинета бледный, оглушённый. А в дверь уже вбегала Катя, услышавшая сигналы вызова видеосвязи. Увидев лицо Доктора, закричала, подняла руки, как бы защищаясь:

– Георг?!

Доктор схватил её за плечи, она вырывалась, продолжала что-то кричать.

Свет померк. Она часами сидела неподвижно, ссутулясь, опустив на колени руки, как неживая. Осталось одно чувство – боль в груди. Иногда возникала уверенность: «Это неправда», и она, как бы очнувшись, удивлённо озиралась. Доктор садился рядом, гладил её ледяные руки. Красивая женщина в чёрном платье плакала, обнимала её. Поняла, что это мать Георга. Ей сказали, что нужно одеваться – они полетят к Георгу. Глянула с безумной надеждой, но, увидев плачущую мать, снова поникла.

Освещённые солнцем, над заснеженными горами цепочкой летели аэролёты с близкими Георга и погибших альпинистов. Первым летел аэролёт с матерью Георга, за ним аэролёт с Катей и Доктором. Большой венок из живых цветов занимал половину пространства аэролёта; не отрываясь, Катя испуганно смотрела на него. Первый аэролёт развернулся и уже набирал высоту, когда послышались сигналы от всё ещё работающего указателя местонахождения.

– Бросай, – махнул рукой Доктор.

Державшая наготове венок, она бросила, и, как безумная, зашлась в крике.

Аэролёт сделал круг, покачал корпусом… Яркими пятнами венки долго лежали на снегу, пока их не замело….

Доктор и старшая мамочка не спускали с Кати глаз, не оставляли её одну. Если Доктору нужно было отлучиться, на ночь с ней оставалась старшая мамочка. По ночам Доктор просыпался, подходил к двери её комнаты, тревожно прислушивался: спит ли. Однажды проснулся, увидел, что дверь комнаты распахнута. Вошёл. Её там не было. В тревоге обошёл весь дом. Несмотря на холод, она в ночной сорочке сидела на ступеньках веранды, раскачивалась и тихо стонала. Сердце дрогнуло от жалости, сел рядом, взял её руку. Она уткнулась ему в плечо; почувствовал как намокает рукав рубашки.

– Надо жить… – гладил по голове.

Зачем учиться, ходить на репетиции, зачем жить – зачем это, если его больше нет? Катя пропускала занятия, целыми днями, как неприкаянная, бродила по домику. Доктор старался разговорить её. Говорил с ней спокойно и ласково, как с больной. Она отвечала невпопад. Не помог и психолог. «Что-то надо делать, – думал он, – каким-то образом нужно отвлечь. Здесь в школе всё напоминает ей о Георге».

* * *

В Мире Абсолюта места отдыха находились поблизости от мест проживания. Существовали и общемировые курорты для касты Э, но редко кто даже из высокопоставленных лиц мог похвалиться, что отдыхал там. Путёвки на эти курорты использовались как поощрение.

Доктор, никогда ничего не просивший для себя, отправился в департамент образования просить семейную путёвку.

– И с кем вы собираетесь ехать? – кокетливо спросила дама, заведовавшая распределением путёвок. Она давно симпатизировала Доктору.

– С дочерью.

– Сдочерью? – подняла брови; – ах. да, я что-то слышала… – И, многозначительно глядя на него, продолжила: – Есть поощрительная путевка, есть и достойные претенденты на нее, но я отдаю её вам.

– Без Георга? – спросила, когда Доктор сообщил, что они едут на курорт, на море.

Он испугался, что она заупрямится, откажется ехать, но она покорно принялась укладывать чемоданы.

Большой серебристый аэролёт летел над морем. Внизу на всём обозримом пространстве – до самого горизонта, катились зеленовато-синие с белыми гребнями волны. Катя глядела, не отрываясь. Она много читала о море, но разве можно было вообразить такое! Болью в сердце отдавалась мысль, что Георг этого уже не увидит…

Снижаясь, аэролёт сделал круг и плавно, почти бесшумно опустился на огромную площадь, защищённую со всех сторон скалами. Пассажиры цепочкой спустились по трапу и, окружив встретившего их администратора, направились к зданию курортной гостиницы. Солнце светило по-южному жарко, и прилетевшие расстегивали плащи.

Огромный вестибюль гостиницы ошеломил помпезной роскошью: мрамор, золото, дорогой паркет, скульптуры, красивые вазы. Проводили в предназначенный им номер из двух, соединённых просторным балконом комнат уставленных дорогой мебелью с бело-золотисто-голубой шёлковой обивкой, с зеркалами в обрамлении золотых пластин с цветочным узором, с ванной в комнате с зеркальными стенами, с увитым виноградом балконом. Катя прошлась по роскошным ворсистым коврам, осматривая всё и трогая руками. Доктор начал было разбирать доставленные чемоданы, но она отняла и, аккуратно расправляя на плечиках, повесила одежду в шкаф. Потом вышла на балкон. Совсем рядом плескалось море. Присела в плетёное кресло. Доктор с удовлетворением наблюдал за ней.

Когда возвращались с позднего лёгкого обеда, накрытого для вновьприбывших, жаркое солнце уже склонялось к морю, стало прохладней. Катя разулась и босиком шла по кромке воды; волны окатывали её ноги по колено.

– Отдыхать, конечно, не будем. Берём купальники – и в море?

Чуть улыбнувшись, кивнула.

Наступили блаженные дни купаний, катаний на лодке, прогулок по побережью среди пальм, цветов, фонтанов. Всё поражало красотой и роскошью. Но главное, конечно же, было море: набегающее волнами, ласкающими белый песок, мерно хлюпающее о гранит набережной, раскачивающее лодки, пенящееся у волнолома. Море тёплоё и ласковое.

Доктор лежал на спине, глядя в голубое бездонное небо, слыша, но, не воспринимая сознанием, крики, смех, плеск вёсел, – все эти звуки жили как бы сами по себе. Прибежала и упала рядом на горячий песок Катя, почти не вылезающая из моря, купающаяся до мурашек по коже. Всматриваясь в её спокойное с закрытыми глазами лицо, подумал о справедливости слов, что «раны душевные только природе дано врачевать».

Чья-то тень накрыла его.

– Ба, знакомые всё лица! – услышал весёлый голос.

Сел, потом вскочил. Они обнялись. Это был его Друг, тот, что когда-то помог ему, даже, можно сказать, спас, когда решался вопрос о маленькой Даше, нынешней Кате.

– Здесь есть пляжи и лучше, – через несколько минут говорил Друг, – вы собирайтесь. А я схожу за лодкой и сейчас поплывём.

Вскоре они в небольшой легкой лодке плыли на один из островов.

– Ты что, здесь – не в первый раз? – спросил Доктор.

– И не в первый, и не во второй.

Доктор посмотрел недоверчиво, но ничего не сказал.

Обогнув два острова, быстро добрались до места – до небольшого не видного с берега островка, спрятавшегося за большими островами. Один берег островка была крутой – там чахлая растительность цеплялась корнями за камни, а на другом – несколько невысоких пальм и великолепный пустынный пляж, длинной белой косой, тянущийся в море. Солнце, песок, и никого кроме стрекоз и ящериц.

– Пойду, проверю, нет ли здесь акул, – слабо улыбнувшись, пошутила Катя.