Усадьба Розель

– Тыуверен, что не наоборот? – осведомился Виктор.

Журналистка ощутила холодок страха. Не хватало еще, чтоб они подрались. Мила прекрасно знала, какая хорошая физическая подготовка у Олега, и она не была уверена, что Виктор в силах противостоять оперу.

– Виктор! – голос Айварса Эженовича прозвучал сейчас строго и отрывисто.

Юрьянс хмуро глядел на сына, стоя в дверях гостиной. На ужин все собрались именно здесь. После трапезы Айварс Эженович должен был срочно уехать.

– Хватит, молодые люди, – уже мягче произнес преподаватель, усаживаясь на свое место.

Мила впервые видела, чтобы он так строго говорил с сыном. И еще ей показалось, что во взгляде Виктора на отца проскользнула неприкрытая неприязнь.

– Ой, Айварс Эженович, я совсем забыла. Когда я только сюда приехала, ко мне заходила ваша соседка Анна, – спохватилась журналистка.

Она действительно до сих пор так и не рассказала об этом хозяевам.

– Да? Вот любопытная особа! – кажется, Юрьянса это мало удивило.

– Мне показалось, она ваша хорошая знакомая…

– Да у нас с ней когда-то роман был, – как нив чем не бывало, бросил мужчина.

«Он явно может похвастаться богатым прошлым истинного ловеласа», – подумала Мила. И то, как непосредственно он говорил о своих похождениях, забавляло девушку. Никто не придал значения появлению этой Анны. Видимо, та имела обыкновение вот так заглядывать по-соседски.

Кажется, эта болтовня немного разрядила обстановку. Однако журналистка рано радовалась. Всегда такая вежливая, улыбчивая и тактичная Элина от чего-то несколько изменила свое отношение к ней. По крайней мере, ей так казалось. Потому что женщина ни с того ни с сего завела беседу о замужестве и детях.

– Мила, вы же не замужем, да? Я все хотела спросить, почему.

Зеленые глаза блондинки неприятно сверлили журналистку. Интересно, что ожидают услышать на подобный вопрос те, кто его задает? Что им начнут изливать душу? Что на самом деле станут откровенничать?

– Так вышло, – пожала плечами девушка.

Олег в это время молчал.

– Плохо, что до сих пор деток нет, – вздохнула Элина, словно Миле было уже, по меньшей мере, лет сорок. – Дети – это такое счастье.

Никто, кроме нее и Олега, не знал, что в двадцать два года она потеряла ребенка. Их с Олегом ребенка… Даже родители Лалина. Выкидыш случился на таком сроке, что они еще не успели никому сказать. Мила тогда готовилась к защите диплома. Переживания, нервы, бессонные ночи. Быть может, это и повлияло. С тех пор Мила терпеть не могла данную тему. И сейчас она отвела глаза от прямого взгляда Элины, словно была в чем-то виновата. Хотелось крикнуть: «Какое тебе дело!» Милу даже оскорбил этот жалеющий ее взгляд жены Виктора. Будто она не полноценная какая-то. С чего бы сия мегера такой разговор завела, да еще и словно специально при мужчинах?

Сгладил неловкость опять же Айварс Эженович.

– Оно вам надо, Милочка? Гуляйте, пока молодая. А то потом вырастет вот такой оболтус, – он кивнул в сторону, где сидели Виктор и Ивар.

Кого конкретно он имел в виду, не было понятно, поэтому на оболтуса никто не обиделся. Но настроение было безвозвратно испорчено. После этого Мила вышла во двор, обошла дом и села на скамейку под виноградом. Хотелось побыть одной и пожалеть себя. Иногда накатывали на нее неожиданные приступы меланхолии. Но побыть одной не удалось. Лалин слишком хорошо ее знал, понял, что творится у нее на душе, поэтому пошел следом. Когда его высокий силуэт появился на тропинке, Мила сделала вид что смотрит совершенно в другую сторону. Думала, сейчас начнет сочувствовать, успокаивать, и она разрыдается. Но он сел рядом и сказал:

– Так зачем ты стащила у меня письмо?

Господи, она ведь его даже не прочитала до сих пор!

– Хотела узнать, что там.

– Можно было просто спросить.

– Я думала, ты не скажешь.

Чуть позже, собираясь ложиться спать, Мила задумалась. Действительно ли Виктор смотрел на нее дольше, чем позволяют приличия? Зачем тогда он поддерживал Элину, говорившую о ней гадости? Или Лалину показалось? Неужели Олег ее ревнует? После всего? Она заметила, что улыбается. Сердце затрепетало от этих мыслей, но потом ухнуло вниз. Нет, даже если и так, нельзя снова в это все ввязываться. Она запретила себе думать об Олеге и стала размышлять над словами Юрьянса. Мила все пыталась понять, что значило столь категоричное заявление Айварса Эженовича о том, что никакой сестры Илги Юрьяне у него никогда не было. Дело в том, что в списках расстрелянных в Анчупанах значилась и она. Судя по возрасту, она приходилась внучкой Янису Юрьянсу. Но если Айварс о ней не знал, то, видимо, это не так. Кто же тогда эта девушка? Или он соврал, что не знает никакой Илги. Но зачем?

Мила вдруг вспомнила о фотографии прадеда Олега, которую столько раз видела, и о его письмах. А ведь тогда фотокарточки уже не были редкостью! Наверняка где-то здесь есть альбом со старими фотографиями и, возможно, хранятся письма и другие бумаги. В этом доме, позже перестроенном, когда-то жили Айварс Эженович с покойной супругой. Может быть, на чердаке или в кладовке сложены старые, дорогие сердцу семейные вещи, которые обычно жаль выкинуть. Вряд ли Юрьянс, несмотря на почтенный возраст, весь такой респектабельный и современный, стал бы забирать в свою новую квартиру в Риге подобный хлам. Надо дождаться, чтобы Виктор с семьей куда-нибудь уехали, и обыскать дом…

Такой случай не замедлил представиться. На следующее утро Виктор уехал на несколько дней вместе с сыном в Ригу, а Элина отправилась в Резекне по магазинам. Мила полезла на чердак, едва за женщиной закрылась дверь.

Хоть дом и был капитально отремонтирован, его чердак был настоящим порталом в прошлое. Интуиция ли, или просто любопытство двигало журналисткой, но она не ошиблась. Горы книг и советских журналов, старая печатная машинка и раритетная швейная машинка фирмы «Зингер», катушечный магнитофон «Нота», радиоприемник «Балтика», велосипед «Салют» без колес, детские санки, лыжи и много другого ненужного уже барахла нашли здесь вечное пристанище. Мила удивилась, обнаружив переплетный пресс. В СССР в среде интеллигенции считалось хорошим тоном переплетать старые книги. Ну а то, что в этом доме жили интеллигенты – сомнений не вызывает. А вот и он – чемодан с фотографиями, письмами и открытками. Девушка в предвкушении долгого и интересного времяпрепровождения зажгла фонарь, поскольку света из маленького окошка пода крышей ей не хватало, и уселась прямо на полу перед заветным чемоданом.

Уже через несколько минут она с головой погрузилась в жизнь совершенно чужих для нее людей, словно читала захватывающий роман или смотрела фильм. Здесь было столько писем, фотографий! А почти на самом дне чемодана обнаружилась потрепанная тетрадка, завернутая в газетный лист. Видимо, кто-то таким образом пытался сберечь ее от желтизны и сырости. Мила и не думала прежде, что фотокарточки начала и середины прошлого века могут так ее захватить. А ведь тут, в этом чемодане, судьбы людей, их жизнь, точнее все, что от нее осталось…Только этот старый чемодан хранит тени их душ под пыльной, затертой кожаной крышкой. Вынесет когда-нибудь кто-то все это на солнце, ворвется безжалостный внешний мир внутрь, и эти частицы прошлого начнут умирать, желтеть, рассыпаться…

Некоторые фотографии, по всей видимости, были сделаны еще до революции! И удивительно, что именно на них не было и следа желтизны! Здесь были изображения военных в мундирах и с лихими усами, женщин в длинных старомодных платьях. Такие снимки соседствовали с почти современными, по временным меркам, фотографиями мужчины и женщины в костюмах советского периода на фоне Лиепайского театра (на обороте так и было написано – Лиепая, весна 1977 г.), мальчика в кепочке, сидящего в детской машине (1986 г. Кто бы это мог быть? Возможно, Виктор), красивой молодой женщины с правильными, почти кукольными чертами лица…На одном фото был изображен вулкан Ключевская сопка на Камчатке. Шикарный вид! Мила невольно вспомнила, как отец ее бывшего мужа рассказывал, что бывал на Камчатке, и что раньше это была закрытая территория, куда можно было попасть только по приглашению. Он говорил, что там шикарная, первозданная природа. И есть заброшенный городок Бечевинка и поселок Медвежка. Девушка, помнится, тогда подумала, как здорово было бы там побывать.

Кто-то на обороте практически всех снимков подписал года и кое-где даже названия мест, где они были сделаны. Отчего-то у Милы защемило внутри. Такая сопричастность к чужим судьбам будоражила и завораживала. Когда-то все эти фотографии бережно хранили, к ним прикасались хозяева, их пересматривали и показывали гостям. Больно и пусто становилось от осознания, что теперь это никому не нужно.

Раскрыв завернутую в газету тетрадь, Мила обнаружила там еще одно фото. На нем были запечатлены несколько солдат у самолета. Было понятно, что это боевой экипаж в полном составе. Трое стояли обнявшись за плечи – слева мужчина лет пятидесяти, посередине светловолосый молодой человек, справа чуть полноватый курносый солдат, по виду немного старше блондина. А у их ног на присядках сiдел еще почти совсем мальчишка с задорной улыбкой.

Вся тетрадь была исписана чьим-то крупным размашистым почерком. По первому взгляду можно было сделать вывод, что это что-то вроде дневника. Девушка решила взять с собой рукопись и фотографию военных.

От всех этих вещей веяло умиротворенностью, уютом… Вылазка на чердак, где царила просто непередаваемая атмосфера, подарила Миле несколько бесценных часов удовольствия. Девушка любила старину. А эти фотографии заставили задуматься – вот так живут люди, любят кого-то, растят детей, чего-то достигают, а потом исчезают… Было ощущение, как будто ты находишься в машине времени и созерцаешь, как старый мир тихо рушится и вот-вот скроется от всех. И никто не может ничего сделать. Это участь всего на свете. Грустно. Мы исчезаем внезапно, и не успеваем завершить дела… После увиденного хотелось просто посидеть и помолчать.

Ночью Мила, которую разбудило кошачье мяуканье, больше не смогла уснуть, поэтому решила спуститься в кабинет за книгой об истории Латвии. Благо, окна в коридоре были завешены всего лишь невесомым кремовым тюлем, отлично пропускавшим лунный свет, от чего становилось светло почти как днем. Проходя мимо спальни Элины и Виктора, девушка услышала приглушенные стоны. Ее будто током ударило. Даже не думая, что может шуметь, чем привлечет к себе внимание, она приоткрыла дверь. Пахло пряным женским парфюмом Armand Basi In Red. Мила сама когда-то любила этот старенький, но очень популярный до сих пор аромат, поэтому заметила, что Элина часто им пользуется. В темноте на кровати можно было различить мужчину и женщину… Виктор вернулся? Вряд ли так быстро. Неужели Олег? Лалин, как же так! Перед глазами вспышкой промелькнули кокетливые улыбки жены Виктора за столом и смущенная физиономия Олега.

Миле казалось, что из-за безудержного хаотичного боя ее сердце сейчас же разорвется.

Как слепая, побрела вниз по лестнице, села в кресло, щелкнув выключателем лампы. Что-то щекотало щеки. Она дотронулась до своего лица и обнаружила, что оно все мокрое. Откуда столько слез? Девушка обхватила лоб руками, поставила локти на колени и так сидела, ссутулившись и опустив голову, когда открылась входная дверь. Олег появился с улицы, одетый в одни джинсовые шорты длиной до колена.

– Черт знает что! – тихо выругался он. – Ты чего тут сидишь? Гляди, во двор котенка подкинули. Спать не давал, гаденыш, пришлось пойти подобрать.

Мила едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Сначала внутри все наполнилось восторгом, а потом вдруг жалостью к Виктору. Рассказать ли Олегу об увиденном? Она решила пока молчать.

– Я… – Мила чуть запнулась, – Ходила в библиотеку. Что-то не спится.

– Библиотека же на втором этаже, – резонно заметил Лалин.

– Ты думаешь, хозяева будут в восторге от этого кота? – поспешила задать вопрос журналистка, чтобы избежать дальнейших разбирательств в том, почему она сейчас здесь, а не в своей спальне.

– Ну, пусть выкинут, если хотят… – беззаботно бросил Олег, уже направляясь в сторону кухни. – А пока надо ему поесть дать, что ли.

Мила поплелась за ним. Все же она еще не совсем отошла от пережитого шока. Теперь она думала, кто же тот мужчина и как он сюда попал. Хотя, в сущности, личная жизнь Элины ее совершенно не касалась – напомнила себе девушка.

– Я кое-что нашла, – заговорила Мила, стоя за спиной бывшего мужа, пока он шарил в холодильнике.

Голодный рыжий котенок, примерно полутора месяцев от роду, терся о ногу своего спасителя.

– Что? – не оборачиваясь, поинтересовался Олег.