Настя осторожно поднялась на ноги. Скользнула взглядом по равнодушным лицам присутствующих, споткнулась о мерзкую улыбку Мартовицкого и тут же испуганно отвернулась. Вся вчерашняя уверенность в себе куда-то испарилась. Но сквозь пульсирующую боль в ноге, отчаяние и застилавшие взор слезы пробивалась мысль о том, что Таня была единственной, кто проявил к ней сочувствие. Не набивающаяся в подружки Тома, не прикидывающая добренькой Катька, и даже не педагог, которой было важнее, чтобы она продолжала заниматься. Благодарность и уважение к Татьяне отозвались теплотой в груди.
– Да, Артем, что ты хотел? – Вава уже, кажется, позабыла о пострадавшей воспитаннице и направилась к Мартовицкому.
Значит, он пришел к ней по какому-то делу! Настя облегченно выдохнула. Конечно, не мог же он явиться, только чтобы посмеяться над ней, но именно этим она сначала объяснила себе его появление.
Артем и Валентина Валерьевна вышли за дверь, о чем-то коротко переговорили, и Вава вернулась одна. Похлопала в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
– Девочки, у меня для вас объявление. Как вы знаете, уже некоторое время мы репетируем отрывок из балета «Гаянэ». Так вот только что мне сообщили, что наш режиссер решил ставить балет полностью и отныне у каждой из вас есть шанс в него попасть.
Балерины возбужденно защебетали, кто-то радостно пискнул и зашушукался. Настя невольно оглянулась на стоявшую у станка Татьяну. Та оставалась невозмутима, словно происходящее ее совершенно не касалось.
После занятий Настя сидела на скамейке в парке и плакала. Сегодня все кардинально изменилось. Ей не везло. Ей было страшно и трудно. Желание оказаться дома, радом с родителями, переполняло.
Когда заметила Тому, смахнула слезы и, шмыгнув носом, попыталась улыбнуться.
– Вот это ты сегодня выдала, – девушка уселась рядом, поставив на скамейку свою спортивную сумку. – Я за тебя испугалась.
Настя промолчала. «Заметно, как ты испугалась», – подумала она, вспомнив, что Тома даже не пошевелилась, чтобы помочь.
– На самом деле балет очень травмоопасен. Я уже несколько раз растягивала связки. Но больше всего боюсь за колени. Это для любого артиста балета слабое место. Наша «ахиллесова пята». Колени на себя принимают всю нагрузку. Получишь травму коленного сустава, и все, можно попрощаться с карьерой. А то, что с тобой случилось, – нормально. Не стоит слез. Вначале травм не избежать. После школы балета в училище, а тем более, когда приходишь танцевать в театр, травмы случаются у всех. Потому что еще не достигли профессионального мастерства и в сложных ситуациях не всегда умеем правильно владеть собственным телом. А тут еще и нагрузки возрастают. Так что со всеми бывает.
И все же Тома была не плохой. Пыталась подбодрить, отвлекала разговорами. Она же, наверняка, заметила следы слез на ее лице, но открыто жалеть не стала. Жалость Настю всегда угнетала, как и любого спортсмена.
– Мне разрешили завтра не приходить на класс, – заметила девушка. – Чтобы не перенапрягать ногу.
– Да? Я бы на твоем месте все равно пошла. Будут выбирать массовку для «Гаянэ».
Настя пожала плечами. У нее все равно не было шанса попасть в спектакль. Не будучи профессиональной балериной, оказаться на сцене? Не дай бог!
– А пойдем в краеведческий на выставку? – предложила неожиданно Настя. – Или по магазинам пробежимся.
Девушка решила, что раз уж от назойливого внимания Томы ей не отделаться, то нужно, по крайней мере, использовать это общение себе во благо. Думать и говорить о балете надоело до тошноты. Пока она в прошлом, можно своими глазами увидеть, каким когда-то был ее родной город. Бабушка столько рассказывала про жизнь в СССР! А тут выпал шанс самой все узнать и прочувствовать. Настя в предвкушении подскочила со скамейки. Даже боль в ноге ее не остановит. Одной гулять по городу скучно, а вдвоем точно веселее.
Музей находился недалеко, и от старого центра подняться к нему не составляло труда. День выдался теплый, и разгуливать по улицам после изнуряющего класса оказалось невероятным удовольствием. Даже мороженым решили себя побаловать.
Приветливый персонал музея, интересные экспозиции о природе родного края, его древней истории, народном наследии, о годах Великой Отечественной войны и современности заметно подняли Анастасии настроение. Она уже была несколько раз в этом музее во время учебы в школе. Но, оказывается, в 80-х годах экспозиций было поменьше.
– Ой, и легендарный мамонт на месте! – заметила девушка, остановившись у гигантского скелета.
– Куда ж он денется, – с философским видом бросила Тома.
Ее поход в музей радовал гораздо меньше.
– Я всегда думала, что не люблю музеи, – восторженно заявила Анастасия. – Но оказалось, что люблю.
Здесь как будто остановилось время и ей казалось, что выйдя на улицу, она снова окажется в своем две тысячи девятнадцатом году.
– Мою маму здесь в пионеры принимали, – сообщила Тома, когда они покинули здание.
Настя потянула ее в ГУМ. Шумная, многолюдная улица и очереди у прилавков с одеждой ей почему-то безумно нравились. У самой в душе появился некий азарт. Захотелось что-нибудь купить – модное и дорогое.
– Слушай, а джинсы где можно взять? – спросила она у Томы.
Та уставилась на девушку недоуменно.
– Разве что в «Березке» какой-нибудь… Или с рук. У нас в ГУМе точно нет.
– Жаль.
– Хм… а у нас их полно везде, – вдруг, не подумав, выдала Анастасия и запнулась.
– У вас – это где? Ты что, за границей жила? – пристала к ней балерина.
– Да… – Настя махнула рукой, дескать, не важно.
Но подруга просто так не желала отвязываться.
– Потом как-нибудь расскажу, – пообещала ей девушка.
А сама закусила губу. И зачем врала? Теперь придется что-то придумывать. Она же всем растрезвонит, что Мартынова была за рубежом.
Все же этот мир был ей чужд. А как вернутся в свой, такой родной и уютный, она понятия не имела. И балет, и все эти люди вокруг заставляли ее притворяться, строить из себя то, чем она не была. Анастасия устала. И от классов, и от лицемерного общения. С Томой она вынуждена делать вид, что дружит, в зале – что умеет танцевать на пуантах. А искренне поговорить о том, что ее на самом деле тревожит, попросту не с кем.
Но солнечная и жаркая, почти как летом, погода, совершенно не располагала к грусти. Нужно помнить, что все это не по-настоящему. Девушка невольно улыбнулась. И с оптимизмом подумала, что все же здесь весело – можно насочинять о себе каких угодно небылиц, практически придумать собственную жизнь. Тут можно быть кем угодно, и это тоже своего рода свобода.
– Чего это тебе джинсы понадобились? – не унималась Тома, попутно рассматривая одежду на манекенах. – Из-за Артема, что ли?
– С чего бы? – пожала плечами Настя. – Я даже не заметила, что он в джинсах.
До Артема и его гардероба ей действительно не было никакого дела.
– Тема такой пижон! У него этих джинсов несколько пар, причем самых модных – Lee Riders и Levi Strauss.
– Всегда думала, что самые модные – это Montana.
– Чушь. Мой брат говорит, что в Ленинграде Montana считается «пшековским» дерьмом и стоит дешевле, чем настоящие Wrangler, Lee, Levis. Просто за счет американского флажка на кармане она так любима «колхозниками».
Тома говорила достаточно громко и уверенно. Настя спорить не стала. Лишь отметила несколько брошенных в их сторону возмущенных взглядов.
В моде того времени Анастасия не разбиралась. А по рассказам родителей знала, что восьмидесятые были самым пиком моды на джинсы, но достать их тогда было чрезвычайно трудно. Не удивительно, что такая роскошь имелась в то время у танцора. Все, кто имел возможность выезжать за границу, обязательно покупали себе джинсы – спортсмены, музыканты, актеры. Пара джинсов могла стоить около двухсот рублей! А зарплата у многих была всего около ста или ста пятидесяти рублей – и это в лучшем случае. Бабушка, после училища работавшая библиотекарем в университете, сначала получала всего сорок рублей. При таких деньгах джинсы для нее казались чем-то недосягаемым, как покорение Эвереста или полет в космос.
После путешествия по ГУМу отправились в кафетерий, полюбовались на стоявшие в витрине бисквитные, миндальные, лимонные, песочные, ванильные торты и пирожные. Настя с жадностью уставилась на любимый «Верантоль», но после недолгих колебаний все же нашла в себе силы ограничиться стаканом сока. Вот она, жестокая дань богу балета – отказ от вкусностей. И не от каких-то там, напичканных консервантами, красителями и дешевыми растительными жирами, а настоящих, на сливочном масле, яйцах, натуральном сахаре и животных сливках… В ее времени попробовать тот самый «Киевский» или «Прагу» уже не удастся. Настя пообещала себе, что все равно однажды отведает советских кондитерских шедевров.
Усевшись за столик, стоявший близ окна, они потягивали сок. Анастасия решила сменить тему, и поинтересовалась, знает ли Тома что-нибудь о подземном ходе в Театре оперы и балета.
– Проход под землей? – переспросила та. – Впервые слышу. А зачем он нужен?
– Чтобы выходить к реке. Ну, прогуляться, там, подышать свежим воздухом.