Останкинские сезоны

С Валей Лиза сошлась довольно быстро, бродила с ней по всяким интеллектуальным тусовкам, с удовольствием гуляла с двумя русскими псовыми борзыми Играем и Вербой (их щенок к тому моменту отправился на постоянное место жительства к новым хозяевам) и однажды привела Бровушкину в «Авоську». Впрочем, вряд ли это можно было назвать настоящей дружбой – чересчур близкое общение с Валей могло утомить кого угодно.

На третий год Лизиного пребывания в столице ее детская влюбленность стала постепенно растворяться в обыденности. Ни старинные дома, ни огромные магазины, ни ночные бусы огней уже не могли вернуть городу того волшебства, которое было ему когда-то присуще. Лиза отчаянно цеплялась за свою сказку, но та неумолимо взрослела вместе с ней. Чудо из чудес – московское метро не утратило своей помпезности и самоцветного сияния витражей на станции «Новослободская», однако серая, хронически невыспавшаяся, толпа и зловоние кольцевой линии исключали саму возможность какой-то магии. Лишь поздно ночью, к самому закрытию подземки, иногда удавалось уловить отзвуки детства – в мелодии вальса, эхом летящей из далекого перехода, в полоснувшем по ноздрям запахе духов, горьком и волнующем, в блуждающих сквозняках и желтых глазах надвигающегося из тьмы поезда. Еще сладко ныло сердце по весне, когда в метро продавали грубоватые веники мимоз, а на улицах буйствовал сырой противный ветер, полный невнятных и заманчивых обещаний. Правда, происходило это все реже. И когда на привычных маршрутах, среди знакомых зданий, искусно подсвеченных по вечерам и оттого неузнаваемых утром, Лизу настигало прежнее чувство очарованности, она бывала по-настоящему счастлива.

Кроме того, с ней и Борисом стали происходить другие странные явления, которые Лиза с прискорбием определила как «сытость». Чем большего они достигали в материальном смысле, тем меньшее удовлетворение испытывали от вещей, некогда приносивших радость. Все ананасы, кокосы, йогурты и семги были перепробованы, не хотелось ни ресторанов, ни ночных кутежей, и даже новая одежда равнодушно вешалась в шкаф, а не примерялась много раз перед зеркалом, как прежде. Наблюдая за смертью своих желаний, Лиза пыталась представить, что же будет дальше, когда они с Борисом наконец-то достигнут неких высот, которые брезжили за горизонтом.

Награда за смелость казалась весьма сомнительной.

Глава 6

Субботу Лиза провела в седле, пуская коня рысью по извилистым тропам подмосковного леса. Казалось, в воздухе еще витает едкость недавнего торфяного чада, но лоскутки неба в просветах между ветвями были чисты и прозрачны. Вороной жеребец Тюльпан опасно косил блестящим глазом, и Лиза пыталась предугадать, когда же он начнет давать свечи или бить задом. Тюльпан был дьявольски красив, зол и норовист, а потому день-деньской простаивал без дела – дилетанты его боялись. Зато Лиза находила в таких прогулках постоянный источник адреналина: они с жеребцом с переменным успехом вели борьбу характеров. Следом ехал Борис на белой длинноногой кобыле, подобранной к его высокому росту; замыкала процессию Валя Бровушкина на ленивой лошаденке, которая все время норовила отстать и пожевать ветки. Рядом бежал борзой пес Играй, откровенно скучавший, от того, что при таком ходе никак не мог развить сумасшедшей скорости, положенной ему природой. Впрочем, скорость удалось наверстать на просеке, где лошади перешли в галоп. Даже Валина кобылка оказалась довольно резвой, от чего всадница заметно нервничала – это был всего лишь ее третий верховой выезд. Ранее на все предложения дяди Лоренца проехаться на конную охоту в российскую глубинку Валя отвечала кислой гримасой. А потом верховая езда вошла в моду.

Выпрямившись в седле, Лиза собралась было вдохнуть полной грудью лесного воздуха, и тут на пути показалась огромная коряга. Тюльпан всхрапел, дернулся в сторону, понесся, не разбирая дороги, прямо в гущу деревьев. Отчаянно пытаясь удержаться в седле, уклоняясь от веток, грозивших выцарапать глаза, Лиза с ужасом смотрела, как прямо на нее летят широкие стволы дубов. Судя по крикам, за ее спиной тоже происходило неладное: взбесившиеся вслед за Тюльпаном лошади совершенно не обращали внимания на всадников.

Вдоволь наскакавшись среди деревьев, Тюльпан вернулся на просеку и бесновался еще полчаса. Лиза уже давно перестала слышать Бориса и Марусю, из последних сил пытаясь приструнить жеребца. Тот, наконец, прекратил делать свечки и попытался цапнуть Лизу за ногу.

Когда взлохмаченная и исцарапанная Лиза верхом на взмыленном Тюльпане появилась у конно-спортивной базы, ее ожидали столь же потрепанные Борис с Валей, уже спешившиеся, но не вполне отдышавшиеся. На травке в обнимку с плеером возлежал Максим Панцов и с удовольствием рассуждал, что, когда взрослые люди играют в ковбоев, это выглядит как минимум забавно. Однако в тот момент, когда над ним нависла мокрая морда Тюльпана, который попытался позаимствовать плеер, веселость немедленно покинула Панцова. Он очень боялся лошадей, потому что это был вид транспортного средства, способный мыслить независимо от водителя. Рядом с Максимом сидел его приятель – лохматый чернокожий юноша лет двадцати шести на вид с изображением команданте Че на майке. Имя и фамилия у парня были совершенно русские – Тимофей Кузьмин, и прежде, в старом советском паспорте, в графе «национальность» у него значилось – «русский». Смешно сказать – он почти не знал английского и никогда не выезжал за пределы России, как впрочем, все его предки по материнской линии. Мулат Кузьмин был дитя Олимпиады 80-го, и когда вся страна со слезами на глазах провожала улетающего в небеса олимпийского мишку, напевая «До свиданья, наш ласковый мишка, постарайся вернуться назад», советская студентка Лида Кузьмина прощалась – тоже, надо думать, не без слез, – с Тимофеевым папой, легкоатлетом с далекого заокеанья. Основным учебным пособием о неграх в СССР служила книга Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», а потому к чернокожим людям заведомо относились с сочувствием как к угнетенной расе. Однако поведение комсомолки Кузьминой, в положенный срок родившей младенца нехарактерного цвета, было признано аморальным. Не заостряя внимание на судьбе мамы Тимофея, нужно отметить, что ее сын оправдал худшие опасения окружающих. Не далее как сегодня утром на Киевский вокзал прибыл поезд сообщением «Жмеринка-Москва», и вез этот поезд много чего интересного, включая измельченные в порошок листья растения Cannabis Sativa, которые Тим с благодарностью принял и бережно припрятал в недрах своего грязного рюкзака. Вернувшись в загаженную квартиру по улице Вагоноремонтной, дитя Олимпиады соорудило себе аккуратный косячок и раскурило его с одним из своих бледнолицых друзей. Помимо пристрастия к канабису, Тим имел еще одно сильное увлечение – он был автостопщиком, объехал на халяву полстраны, и Максим Панцов с удовольствием его задействовал в некоторых своих сюжетах. Прочие корреспонденты Панцову завидовали, потому как ни у кого такого колоритного знакомого не было.

Придя в себя после дикой скачки, умывшись и причесавшись, все уселись в беседке возле трактирчика, который был частью конно-спортивного комплекса. Неизвестно, распространялось ли распоряжение пожарной службы не разводить в лесах огонь на этот трактир, но им пожарили довольно приличные шашлыки и плеснули в графин ледяной водки.

– Как у тебя дела с подлецами-строителями? – поинтересовался Максим Панцов, макая кусок мяса в кетчуп.

– Пока никак, – Лиза пожала плечами. – Завтра пойду уговаривать насчет съемок одного старика. У него квартира вся в трещинах. А в другом месте – карстовые провалы, я туда еще не ездила.

– Что такое карстовые провалы? – спросила Валя.

– Ты все равно, Бровушкина, не поймешь, – отмахнулся от нее Панцов.

– Так что такое карстовые провалы? – повторила Валя свой вопрос и скривилась в сторону Максима.

– О-о, кисляк смандячила, – заметил тот.

– Ну, это такая штука… Полость в земле, забитая растворимыми породами – известняками, гипсами, песками, глинами… Подземные воды их растворяют или вымывают, и под землей образуются пустоты. А на эти пустоты сверху давит другой слой почвы и, в конце концов, все проваливается к черту. В результате образуются всякие там карстовые пещеры и воронки.

– Она купила учебник геологии, – сказал Борис.

– Не знаю, как Храмов тебя уговорил. Крови себе попортишь, а толку никакого, – с сомнением произнес Панцов.

– Любой сюжет в «Авоське» – это порча крови, как будто не знаешь!

– Н-да, – согласился Панцов, – надо менять профиль.

– Хочешь уйти в новости, – сказала Лиза.

– Ну. Кстати, спать на офисных стульях очень неудобно – разъезжаются.

– Ого! – Борис приподнял брови.

– Вечером информационная съемка, монтаж к ночи, утром надо «Авоську» снимать – ехать домой уже бессмысленно, – объяснил Панцов.

– Панцов, – блаженно сказал Тим Кузьмин, – Панцов, ты занимаешься фи-игней. Жизнь прекрасна, Панцов, а ты, как последний лох, спишь на стульях.

Тим не пил водку. Ему и без того было неплохо.

– «Авоська», конечно, еще приносит пользу, но былой популярности ей не вернуть, – проигнорировал его реплику Панцов. – Надо расти, Лизка.

Лиза с сомнением посмотрела на Панцова сквозь прозрачную стопку в руке.

– Новости? Не для меня. Писать текст в машине на коленке, когда тебя укачало и вот-вот вырвет, а до эфира считанные минуты… Кстати, ты знаешь, как выглядит король Иордании?

– Чего? – опешил Панцов.

– Ладно, черт с ним. Новости – не мое, криминал – тем более. Вот в «Вехи» к Лепскому я бы пошла.

Панцов едва не подавился.

– Скромные у тебя мечты, ничего не скажешь! Да любой папарацци мечтает туда попасть. Да весь канал на эту программу работает!

Лиза показала ему язык и предложила выпить. Панцов разлил по стопкам, бормоча про глаз-алмаз. Опрокинули, Тим вместо этого закусил шашлыком, и захватил инициативу в разговоре, пригласив всех отправиться в Магадан.

– Не далековато? – сказал Борис.

– Не ссы, доедем, – уверил его Тим. – Бросайте на хрен ваши убогие работенки, я покажу вам мир.

– А жить на что?

– Да много ли человеку надо? – задал вопрос Тим и тут же на него ответил: – Да ни фига ему не надо! Кроме впечатлений…

– Вообще-то жрать еще иногда хочется, – заметил Борис.

– Ой, я смотрю, вы нытики какие-то! Кусок хлеба всегда найдется.

– И шашлыка, – вставил Максим Панцов, который вытащил сюда безработного Тима на свои кровные.

Но Тима это замечание ничуть не смутило.

– Во! – на его черном лице вспыхнула улыбка. – Я свободен, понимаете, свободен! Я хочу вас освободить, поэтому поехали следующей весной в Магадан. Вы увидите страну, я научу вас стопить машины, поезда…

– Космические корабли? – продолжил Борис.

– …а также грузовые и пассажирские суда.

И Тим довольно увлекательно поведал о своем путешествии – разумеется, бесплатном – на теплоходе с Соловецких островов на материк. Потом он рассказал о том как добирался по Волге до Астрахани и обратно, и каких он людей встречал в пути, и как добывал себе пропитание. В конце концов, все загорелись ехать в Магадан – хоть сейчас, сию же минуту. Тогда Тим сказал, что должен научить их элементарным навыкам профессиональных автостопщиков, хотя бы тому, как правильно голосовать на дороге. И учить он будет прямо сейчас.

– Выпьем на посошок, – сказал Максим Панцов, у которого заметно нарушилась дикция.

Выпили. Поржавевшее вечернее солнце спускалось прямо в ершистые ветви елей. Компания добрела до ближайшей дороги, Тим тут же занял позицию на трассе. Его согнутая в локте рука задвигалась, как маятник: вниз-вверх, вниз-вверх. Движения были размеренными и почему-то очень убедительными. Тиму удалось остановить первую же показавшуюся машину. Перед водителем он извинился, объяснив ситуацию, тот пожал плечами и поехал дальше.

– Теперь ты, – сказал Тим Панцову и предложил остальным спрятаться в кусты.