– Кыш, кыш, кыш, – услышала она вслед шипение и громкий хохот негостеприимной хозяйки.
Трясясь от страха и внутреннего перенапряжения, Настя появилась в коммунальной комнате, чуть не столкнулась в двери с мамой:
– Как ты быстро вернулась, – удивилась женщина. – Понравилось? – строго глядя на дочь, хотела выяснить она.
– Нет. Но очень чисто, а мебели мало, – пояснила Настя, успокаиваясь рядом с родным человеком, глядя на черное пианино.
– Так это же хорошо. Свободно ходить, – заметив смущение девочки, сказала женщина одобрительно.
– Как будто там произошло преступление, а они хотят спрятать следы… Что-то напоминало мне у них о смерти, а она сама очень симпатичная на лицо, но голос у нее мерзкий, как у ведьмы. Настоящая злая колдунья Гингема из сказки «Волшебник Изумрудного города», – сказала Настя, вспоминая, с чем можно было сравнить впечатление, полученное после посещения соседнего дома, но не находила слов в своем детском лексиконе.
Девочка увидела смерть с мягкими кошачьими шагами.
– Они всегда такие вычурные со странными привычками толкаться и пихаться. Это я заметила с первого посещения. Больше туда я не ходила, хотя они приглашали еще раз. Противно смотреть на больных в нерабочее время. Достаточно мне работы и дома… – возмутилась Нина Афанасьевна в сердцах.
Настя выпила чаю с только испеченными булочками, обсыпанными сахаром и съела бутерброд с колбасой. Когда с улицы вернулся отец, он находился во дворе, занимался хозяйственными делами, вытрясал мешки. Увидев испуганную дочь, тоже с интересом спросил:
– Что нового произошло за мое отсутствие?
– Да, вот Настя пришла от Безбедновых. Говорит, чуть лоб себе не расшибла у них о притолоку, – на свой лад сказала мама.
– Неужели? – спросил отец, облокотясь о холодильник, стоящий у самой двери.
Настя уже вышла из-за стола, начала убирать посуду, оставленную членами семьи для мытья, чтобы навести порядок в комнате.
– Нет, ничего не случилось. Но жить с ними я бы не стала. Что творится у них, я не знаю. Какая-то тяжелая обстановка. Но очень бедно, – путая слова, ответила она, готовая выйти из комнаты с горкой посуды в руках, чтобы заняться своей основной обязанностью по дому – уборкой.
– Что-то не так? – отец продолжал допытываться о криминальной ситуации в соседнем чистеньком особняке.
– Я все сказала маме об этом, но могу добавить, что они злые и подозрительные. Им нельзя верить, – она, недоговорив, прошла на кухню, провожаемая любопытными взглядами родственников.
Закончив с посудой, Настя вернулась в комнату, вытерла тарелки, поставила на место, испытывая свое терпение, принялась читать отложенную книгу Дюма «Три мушкетера», полученную из библиотеки приключений одноклассницы.
* * *
Визит участкового милиционера заставил всех соседей опрошенного первого этажа углового двухэтажного дома вспомнить, что они слышали обо всех подобных случаях от знакомых. Вечером на общей кухне произошел крупный разговор между всеми жильцами, которые были дома и что-то понимали в розыске пропавших лиц. Каждый из домочадцев высказал свою версию происшествия.
– Мы ничего про них не знаем. Но однажды я покупала у них яйца. Очень свежие и крупные, – высказала свою версию соседка-пенсионерка – Анна Ивановна за двоих – себя и мужа – Егора Васильевича.
Она, узнав, что разыскивают пропавшую квартирантку из маленького, чистого, каменного домика, выстроенного недавно, с обустроенным во дворе курятником и конурой для собаки, разогревала ужин на старой четырех конфорочной плите.
– Думаю, что она сошлась с каким-то мужчиной и переехала на другую квартиру или в другой город, – заявила продавщица овощами – Тамара, которая проживала в маленькой комнатке с мужем-атлетом, чья дверь выходила в узкий коридор, а одно окно – на улицу рядом с входом.
– А я предполагаю, что она просто решила порвать с ними. Кто-то мне говорил на улице, кажется из дома по соседству с другой стороны, когда мы приезжали к ним по вызову из поликлиники, что у этой женщины был аборт с сильным кровотечением. Но это, возможно, сплетни… Скорее всего, наговор, – сообщила сотрудница поликлиники – Нина Афанасьевна, когда ее надоедливых детей не было на кухне.
– Сейчас уже ничего не изменишь, поэтому милиция хочет закрыть дело. Ищут они человека долго. Все сведения соберут и отправят ее родителям в деревню, откуда она приехала к нам в город. Будут собирать вещественные доказательства по делу. Может быть, с собакой приедут. Нам остается только ждать результатов расследования, – такая версия была высказана мужем врача – Борисом Павловичем, тем, кто встретил участкового милиционера.
Нина Афанасьевна слушала его с пристрастием и явным уважением, чтобы потом попытаться поспорить с мужем.
– Что-то мне подсказывает, у нее не было врагов, а только сотрудники, – соизмеряя свои возможности на небольшом кухонном столе, где были разложены овощи для щей, сказала еще одна пенсионерка – Дарья, которая жила напротив пожилых людей в крохотной комнатушке – клети, перебиваясь мелкими спекуляциями.
– Виновный… – он сделал паузу, – попадет сразу к нам, в изолятор, – тихо произнес Егор Васильевич, сидя на лавке после дежурства около стола точно в такой же позе, как он сидел на работе в СИЗО, охраняя спокойствие граждан.
– При любых сложных обстоятельствах найдут виновного, – заметил философски, появившейся на пороге, студент Петр Вежин – сын Бориса Павловича.
– Кто ищет, тот всегда найдет, – процитировала его сестра – Настя, когда заметила, что все исчезли из общей комнаты, как по мановению волшебной, а ей так хотелось послушать, о чем же шла речь на этот раз, высказать свое мнение школьницы, чтобы казаться взрослее и чуточку мудрее.
Когда все версии были высказаны, жильцы по одному стали покидать кухню. Этот случай постепенно забылся всеми соседями коммунального дома, но неприятный осадок от разговора остался надолго. Никто из них не возвращался к теме о пропаже граждан в окрестностях города. Лишь однажды Егор Васильевич сообщил, что директора макаронной фабрики – уважаемого человека с высшим образованием – посадили за растрату, но это не имело никакого отношения к делу о пропаже Гали Безбедновой. Следователь больше не приходил, и жизнь мало помалу нормализовалась.
Приближались выходные дни и праздник Первомая. Все начали готовиться, осваивая пригородные участки, вскапывая огород и сажая овощи. Никаких новых криминальных случаев не произошло за последнюю неделю, чему каждый из соседей на первом этаже тихо радовался.
С вечера Настя – долговязая девочка с бледным лицом, но правильными чертами: большими выразительными глазами, ровным носиком, пухленькими губами – собрала все свои небольшие пожитки. Она рассматривала поношенную, коричневую, шерстяную, школьную форму, которая уже была ей маловата и черный, штапельный фартук. Достала синюю, полушерстяную, удлиненную юбку; белую поплиновую блузку с защипками на груди, которая очень ей шла, и которой она гордилась; хлопчатобумажные, коричневые чулки и лаковые, черные туфли.
Разложив вещи перед собой, она выбирала, в чем пойти на праздник Первомая с мамой – врачом скорой помощи. Черное, колючее, драповое, осеннее пальто с вышитым воротником было настолько мало, что еле застегивалось на груди, а на шее вообще не сходилось, поэтому она решила не ужинать, чтобы выглядеть респектабельно и не бедно среди коллег и сотрудников штата больницы. Из-за этого факта она страшно робела. Ей хотелось произвести приятное впечатление на уважаемых людей и их детей.
Вечером Настя надела пальто-маломерку поверх летнего, шелкового платья с солнечным рисунком для примерки. Она недавно переболела тяжелой лакунарной ангиной, поэтому очень боялась снова простудиться, потеряв возможность появиться на улице.
– Смотрится неплохо. Ты можешь идти в нем нараспашку, – посоветовал старший брат Насти, удивляясь, что девочка росла год от года, а пальто на первоклассницу никак не подходило для десятилетнего подростка ни по длине, ни по ширине.
Настя, усомнившись в его словах и совершенно не смущаясь, рассматривала себя в небольшое зеркало посередине светлого трехстворчатого буфета, представлявшего собой восход эпохи социализма.
– Ну, это мы посмотрим, – разозлилась она, так как прекрасно понимала, что в школьной форме идти на праздник некрасиво, юбка была слишком длинной, а с пальто весь наряд выглядел ужасно.
– Твое дело, – сказал семнадцатилетний юноша, артистически позируя перед зеркалом и постоянно расчесывая свои густые темные волосы на пробор.
– Хорошо, надену старый, домашний халат, чтобы не выглядывало из пальто. Расстегиваться не буду. Никто не заметит, что у меня нет бального платья на выход, – поделилась Настя в отчаянии, удивляясь своей худобе и утонченности.
Она постоянно мечтала познакомиться с каким-то симпатичным мальчиком и подружиться. Найти своего союзника в играх, так как среди школьных товарищей происходили ежедневные стычки и драки из-за любой мелочи. И вот случай немедленно представился. Она много смысла вкладывала в понятие «дружба», поэтому очень нервничала. Дома рисовала стенную газету под названием «Дружба» два раза, помещая туда стихи Есенина и собственные сочинения, за которые в школе получила отлично. Но оба раза самонадеянно рвала на мелкие кусочки, чтобы потом вместе с мамой склеить. Нина Афанасьевна – ее мама – высокая, интересная, шатенка с прической из длинных волос в виде валика, надевая очки, сразу предупредила:
– Придут все опытные врачи, у которых есть дети – твои ровесники. Тебе надо будет соблюдать дисциплину.
Про твердую дисциплину, которую следовало обязательно соблюдать, девочка слышала много раз в школе, поэтому немного успокоилась, но внутреннее волнение и предпраздничная тревога не прошли.
– Кто интересно придет из детей? – спросила Настя, понимая всю глупость заданного вопроса.
– Да, тебе не обязательно с ними знакомиться, – посоветовал папа Борис Павлович – седеющий мужчина – бывший госслужащий, но персональный пенсионер по болезни глаз.
Это заявление вывело Настю окончательно из себя, она готова была расплакаться.
«Почему не надо знакомиться со своими одногодками? Может быть, они сами захотят узнать, как меня зовут или сколько мне лет?», – рассуждала девочка, внутренне сжавшись, упрекая себя за любопытство, проявленное в выяснение главного своего вопроса о дружбе.
«А если меня откажутся взять с собой?» – внезапно возник назойливый вопрос, от которого она никак не могла избавиться в течение всего вечера, слоняясь по комнате из угла в угол до беспамятства, мешая своим появлением каждому члену семьи.
«Мне надо проявить себя с самой лучшей стороны, чтобы зарекомендоваться перед мамой или помочь ей в чем-то по дому: постирать, вымыть посуду, пол», – пронеслась у нее в голове счастливая мысль, от которой у нее повысилось упадническое настроение. Все эти нудные, ежедневные обязанности она выполняла хорошо, но ей лично хотелось добиться похвалы, чтобы убедиться в правдивости маминых слов о своих сверстниках – детях сотрудников. За ужином Настя, отодвинув от себя тарелку, опустив глаза, устало сказала:
– Сегодня постараюсь обойтись без ужина. Боюсь, пальто на меня завтра не налезет.
Родители переглянулись в недоумении. Мама, не смотря на предупреждение, положила на тарелку вкусной картошки, жареной на сливочном маргарине, и поставила перед дочерью.