Марсельская сказка

– Эйла, послушай, сейчас тебе лучше не возвращаться в Шотландию. Здесь тоже небезопасно, но там ты можешь просто стать мишенью для полиции. Обществу плевать на то, что ты жертва похищения. Им нужно знать, куда твой отец отправил деньги.

Её слова лишь укрепили веру в правильность нашего решения. И подтвердили: у нас больше нет прошлого. Чем я буду заниматься в Швейцарии? Будущее заволокло туманом, но у нас было наше настоящее. И, обменявшись с Реми взглядами, мы поспешили сообщить Меррон правду.

– Мы собираемся сбежать в Швейцарию. В Нёвшатель. Родственники Реми оставили ему дом. Может быть, когда всё наладится, мы вернёмся во Францию или… или отправимся в Шотландию. Мы не знаем. Но сейчас мы решили. Мы оставим этот кошмар далеко позади.

Тётя широко улыбнулась нам. Что ж, другой реакции я от неё и не ждала.

– Любопытно будет узнать реакцию Розалинды, когда она узнает, что ты опять от неё сбежала. Что ж, я попрошу Алена приобрести вам билеты на утренний поезд. А на ночь останетесь здесь. Месье Атталь, вы ведь не против?

Я с надеждой взглянула на Реми. Он едва заметно напрягся, но всё же кивнул.

– Замечательно. Вы кажетесь надёжным мужчиной, Реми, – сказала тётя, доставая из футляра, лежащего на маленьком кофейном столике, свой мундштук. – А вот у моей племянницы характер довольно взрывной. Но, думаю, вы об этом уже знаете. Надеюсь, совместная жизнь вас обоих не напугает. А если и напугает, осмелюсь предположить, вы двое убьете друг друга в первую же неделю.

Мы расхохотались, на миг опустив весь груз свалившихся на нас событий. Убьём друг друга в первую же неделю… что ж, тётушка явно меня недооценивает.

***

В ванной я провела больше часа. Мысли окутали меня, как и остывающая вода, и я не знала, как из них выбраться. Трудно было поверить в то, что отец изменял матери, в то же время, новость об этом отчего-то казалась такой знакомой… словно я уже знала об этом, давно знала, словно кто-то мне об этом уже сообщал. И этот отъезд в Швейцарию… чувство какой-то торжественности бушевало в душе, перекликаясь с другими чувствами, они обуяли меня, выдернули из реальности. После плотного обеда и бессонных ночей так и хотелось провалиться в сон прямо в этой опьяняюще горячей воде, но я упорно держалась, отгоняя лишние раздумья и переживания и сочиняя письмо для Шарлотт – наш разговор по телефону накануне показался мне несколько смазанным и был прерван требованием Розалинды: «Немедленно возвращайся в Шотландию».

Мне было плевать на приказы матери, так же, как ей было плевать на меня. Я думала и тосковала лишь по Шарлотт, по нашему дому, по своим ощущениям в нём. Мне хотелось рассказать сестре обо всем, а ещё лучше – крепко обнять её, но у меня не было ни малейшего шанса на это. Единственным вариантом было обнять её через строчки. И уже несколько позже, сидя за небольшим туалетным столиком и то и дело поправляя халат, я упорно расписывала на бумаге события каждого дня и каждой минуты с той самой злополучной ночи, когда бестирийцы похитили меня. Я рассказала ей о своих чувствах к Реми и посмеялась над тем, что с ним у меня всё получилось в точности как в сюжетах, которые я с иронией сочиняла для сестры. Я также попросила Шарлотт поцеловать за меня Морну и мисс Синклер, сказать им, как я скучаю. И обнять маму, зная, что Шарлотт она обнимет тепло и по-настоящему, совсем не так, как меня. Я не написала ей наш точный адрес в Нёвшателе, поскольку и сама его не знала, но пообещала обязательно вернуться в Дирлтон уже вместе с Реми, когда всё наладится. Я выразила надежду на то, что к этому моменту они с Луи уже обзаведутся детьми, которые будут любить меня так же, как мы с Шарлотт любим нашу тётю. Последние строчки письма оказались смазанными из-за моих слёз, но переписывать его я не стала – положила в конверт и оставила на туалетном столике.

Я взглянула в свое отражение в зеркале и слабо улыбнулась. Отодвинув ящик, я достала оттуда гребень, но вдруг заметила лежащую в ящике чёрную маскарадную маску. Мой взгляд переместился на закрытую дверь, ведущую в спальню, а затем снова вернулся к маске. В этот момент за дверью раздались шаги. Она приоткрылась, и в мою спальню, улыбаясь, заглянул Реми.

– Эйла, я не привык спать без тебя, – прошептал он.

Я улыбнулась, подходя к двери и хватая Реми за руку, чтобы затащить его в свою спальню.

– И не нужно к этому привыкать, – прошептала я, поднимаясь на носочки и нежно его целуя.

Реми оторвался от моих губ и взял мою ладонь в свою.

– Что это у тебя?

– Маскарадная маска, – я сглотнула ком воспоминаний, но вздрогнула, когда Реми забрал её и приложил к своему лицу.

– Никогда прежде не надевал подобной ереси.

Он усмехнулся и поднял на меня взгляд. Его голубые глаза в обрамлении чёрной бархатной маски встретились с моими глазами, и вдруг произошло что-то совершенно невероятное – я ощутила, как по всему моему телу разливается ледяной ужас. Ноги подкосились, горло сдавил тугой ком страха…

Боже, да он ведь один в один похож на того бестирийца, что танцевал со мной на маскараде в Роузфилде! Я отшатнулась назад, утопая в воспоминаниях… его руки на моей талии… умелый танец… бокал шампанского и подозрительное молчание…

– Эйла? – незнакомец коснулся моего локтя, но я вздрогнула, отвернувшись. – Эйла, в чём дело?

Глупая, это всё не по-настоящему! Он не может быть одним из бестирийцев… просто не может быть…

Я сделала несколько глубоких вздохов, прежде чем повернуться к оторопевшему мужчине и взглянуть на него, уже снявшего маску и теперь смотрящего на меня с полным недоумением в этих одновременных чужих и родных глазах. Но душу обдало знакомым теплом – это Реми, мой Реми, прошедший со мной все круги Ада, как же я смею в нём сомневаться? Всхлипнув, я бросилась к нему в объятия и уткнулась носом в его широкую грудь, ещё влажную после ванной.

– Реми, давай ляжем спать, – сбивчиво прошептала я, поднимая на него испуганный взгляд. – Я хочу, чтобы этот день поскорее закончился. Хочу сесть в поезд и уехать в новую жизнь. А ты, ты этого хочешь?

Казалось, он был совершенно сбит с толку, но всё же кивнул, подводя меня к кровати. Но я остановила его, чтобы поцеловать, убедиться в реальности этого момента, убедиться в реальности нас, прогнать прочь из головы запах сырости подвала и его ослепляющий мрак. Реми незамедлительно поцеловал меня в ответ. Я обвила руками его шею, теснее прижимаясь к нему, а он подтолкнул меня к кровати, наблюдая за тем, как я с горящим огнём взглядом размещаюсь на мягких подушках и приглашающе развожу ноги в стороны.

– Ты такая красивая, – прошептал он, нависая надо мной, а после глубоко целуя и срывая с моих губ первый стон.

Мы прижались друг к другу, отдаваясь этим обезумевшим чувствам, неспешно и плавно, несмотря на усталость и изнеможённость. Грубые руки Реми ласкали мою грудь сквозь тонкую ткань сорочки, и я выгибалась навстречу этим прикосновениям, оставляя на его горячей шее невесомые поцелуи. Когда он вошёл в меня, глубоко и медленно, я ощутила себя на вершине блаженства, самой счастливой на свете, состоящей из одних лишь чувств, без плоти – только душа. И сегодня она всецело принадлежала ему.

А он всецело принадлежал лишь мне.

Эпилог

Длинная резная стрелка на пыльном циферблате медленно подползла к полуночи. Вопреки моим ожиданиям, часы не издали бой, оповещающий о наступлении нового дня, и я благодарно прикрыла веки. Сегодня ни один звук не должен нарушить эту волшебную атмосферу. Даже наше дыхание. Даже размеренный стук наших сердец.

– Сегодня утром все будет по-другому. Ты готова к этому?

– Замолчи, пожалуйста.

Он поднял уголок рта. Я закатила глаза: как же он невыносим. И тем не менее, улыбнулась тоже. В глубоком синем мраке, разгоняемом лишь льющимся в открытое окно серебряным светом луны, его голубые глаза светились особенно ярко. Я знала, что сейчас, в этот самый миг, он счастлив, и видит бог, я была счастлива вдвойне. Оно разливалось внутри меня, искрилось, как игристое вино, это истинное неподдельное счастье, и, придвинувшись ближе, я коснулась кончиками пальцев его колючей щетины.

– Реми, – тихо позвала я, – неужели все это и правда происходит с нами?

Вероятно, он опешил от чрезмерной нежности в моем голосе. И, слегка приподняв голову с пуховой подушки, обвёл меня усмехающимся взглядом. Чёртов мерзавец.

– Не знаю. Ты мне скажи, – его пальцы настойчиво переплелись с моими под невесомой хлопковой простыней.

Прикосновение не отличалось особенной нежностью, как и все прикосновения до этого, но что-то тёплое и трепетное разлилось по всему моему телу, а после ярким румянцем выступило на щеках. Прочный мост, проложенный между нашими душами, заставлял меня чувствовать всё на совершенно новом уровне, почти неземном, в то время как сам он оставался спокоен, абсолютно невозмутим. Конечно, это выводило меня из себя.

Но впереди была вся жизнь, чтобы к этому привыкнуть.

– Мне кажется, будто я попала в сказку, – поймав на себе его изучающий взгляд, я поджала губы. – С плохим началом и хорошим концом. И без прекрасного принца, конечно же.

Реми усмехнулся и закатил глаза.

– Так ты уже знаешь, каков будет конец? – он задал не тот вопрос, который я ждала. – Напомни-ка, что там нам напророчила твоя драгоценная тётушка? Что мы поубиваем друг друга в первую же неделю?

– Разве «и умерли они в один день» – это не хороший конец?

Мы улыбнулись друг другу – устало и вымученно. Тяжесть этого дня – всех дней – давила на наши плечи незримым грузом, делала веки тяжёлыми, как свинец. Утром нам понадобятся силы, а мы вымотались, эмоционально и физически. Нам нужен крепкий сон, просто необходим, и я так счастлива, что мы оба сошлись хотя бы в этом. Я поняла это, когда Реми сократил расстояние между нами и, поцеловал в висок, собственнически сгрёб в охапку. Расслабившись в его руках, почувствовав, как умиротворение растекается по всему моему телу, я улыбнулась и прошептала в сгиб его сильной руки:

– Какой ужас, завтра я снова увижу твоё лицо.

Хрипло рассмеявшись в мои спутанные волосы, Реми снова поцеловал меня в затылок.

– Спи уже, – пробормотал он едва слышно.

Вскоре его дыхание стало ровным и глубоким, и он, ни на секунду не ослабив хватку, уснул. Я закрыла глаза, стараясь дышать в такт с ним. Яркие образы того, что произойдёт уже утром, мгновенно наполнили сознание, отчего пульс участился, а сон наотрез отказывался приходить, несмотря на усталость. В самом деле, какая несправедливость! Это наша первая ночь в столь комфортных условиях, а я не могу сомкнуть глаз! Узор на стене начал раздражать меня уже через несколько минут. Я отчаянно боялась бросить взгляд в окно и увидеть полосу рассвета. Чуть сдвинувшись, я крепко зажмурилась и недовольно вздохнула. Как символично, ведь в тот день, когда мы были вынуждены впервые переночевать вместе, я тоже страдала бессонницей.

Вероятно, прошёл целый мучительный час, прежде чем мой организм перестал бороться с усталостью и поддался соблазнительному приглашению Морфея. Сны мне снились отрывистые и тревожные, и я часто просыпалась, чтобы, прижавшись ближе к Реми, снова провалиться в сладостное небытие. Внутренние часы уже вовсю твердили о том, что наступило утро, но наша временная обитель по-прежнему была погружена во мрак – не нужно было открывать глаза, чтобы убедиться в этом. В какой-то момент тепло покинуло моё тело – Реми наверняка отвернулся, но стало так неуютно, будто я снова лежу на сырой земле, среди холода и мрака. Неохотно открыв глаза и несколько раз поморгав, отгоняя дремоту, я наткнулась на сплошную пелену мрака.

Тревога тотчас охватила моё яростно заколотившееся сердце. Как бы я ни старалась озираться по сторонам, тьма, поглотившая комнату, была почти непроглядной. Но что-то мелькнуло в ней, что-то до мурашек знакомое, и когда зрение наконец привыкло к отсутствию света, я смогла разглядеть всего в нескольких шагах от себя силуэт человека. Он смотрел на меня своими ясными голубыми глазами, смотрел и улыбался, пока я изо всех сил боролась со своими хаотичными чувствами. Это сон или реальность? Почему комната не кажется мне той, в которой мы уснули несколько часов назад? Здесь пахнет сыростью… знакомой сыростью.