Но прообраз будущих рисунков все же не уходил. В тусклом смешении красок явственно проступал дождливый пейзаж Сонного Острова.
– Хватит мучиться, иди спать, Костя, – настойчиво предложил Рассвет. – Завтра будет трудный день, тебе лучше отлежаться перед перелетом.
Лейтен убрался в свою комнату. Он расположился в темноте, старательно делая вид, будто спит. Рассвет не обманул ожиданий, через полчаса он явился на цыпочках с аптечкой, приложил ее к руке брата и сделал инъекцию, скорее всего – легкое снотворное. Даже после этого взвинченный художник не уснул, а лишь погрузился в душевное оцепенение.
Он лежал очень тихо, слушая тиканье антикварных механических часов. Ложное окно на стене, показывало созвездия южного полушария. Светила, сообразуясь со временем, тихо ползли по куполу небес, но не непрерывно, а подергиваясь, и это техническое несовершенство, состоящее из крошечных скачков, хорошо замечал тренированный глаз Тони.
Он впервые понял всю безысходность ситуации.
«Даже если мы вернемся с победой, и сволочь Кот не подведет, и проходимец Феликс Новаковский выполнит обещание, и я получу назад свое тело – что тогда станется со мной? Сегодня я едва не почувствовал себя настоящим братом координатора. Смогу ли я освободиться от чужых мыслей? Где вообще граница души и тела? Мозг? Но у меня сейчас мозг настоящего сына Наташи. Не сделаться бы до конца жизни чудаком… А Вильма? Что будет с Вильмой, я не знаю. Мне ее жаль, но я не стану искать девушку в Эламе, потому, что боюсь ловцов, боюсь касаться глубин, и потому что эгоизм одиночек давным-давно вытравил в нас стремление к милосердию. К тому же я верю, мне хочется верить, что она спасется сама. Вильма всегда возвращается…»
Он выждал два часа – заунывные удары антикварных часов оказались как раз кстати.
Потом встал и бесшумным шагом прошел в кабинет. Рассвета там не было, он ушел спать, а спальня располагалась где-то в дальней стороне резиденции. Лампа на стене давала очень удобный пучок света – узкий и направленный. Сейф стоял рядом. Тони нащупал инструмент под кожей бедра. Тайничок, вживленный хирургически, не требовал при вскрытии разрезов, никакой крови, отверстие в тканях маскировала сделанная в виде родимого пятна наклейка.
Лейтен тут же сорвал наклейку и спрятал ее в карман. Вытащил из бедра отмычку, пристроил устройство куда положено, тонкая механическая гусеница немедленно поползла по металлу, вздергивая передний сегмент и отыскивая ей одной понятные приметы. Потом нырнула в отверстие замка.
Тони присел на пол. В замке едва различимо похрустывало. Гусеница ненадолго высунула из скважины «головку», но ее искусственный разум, возможно, располагался совсем в другом месте. Тони ждал с бесконечным, ровным терпением. Хорек координатора шмыгнул куда-то – ладно, хоть не нагадил прямо на виду. В замке противно скреблось, через минуту дверца приоткрылась на палец, штыри клацнули, уступили, гусеница упала на ковер и, ориентируясь на тепло, подползла к ногам Тони. Он, движимый чем-то вроде сострадания, поднял полуразумное существо и пристроил у себя в кармане.
Оставалось самое главное.
«Может ли Система различать близнецов?». Дактилоскопия, некогда популярная, а ныне затюканная наука об идентификации по отпечаткам пальцев, работала против Лейтена. У близнецов отпечатки разные. То же самое касается рисунков на радужной оболочке глаза. Он вынул заранее приготовленное зеркальце и бесконечно аккуратно пристроил на роговицу контактные линзы. Там, на Сонном острове, Тони получил их от Кота, где взял образцы Кот, оставалось загадкой. По словам техника, рисунки тайно скопировали с самого Рассвета, то же самое касалось напалечников с папиллярными линиями. Лицо и общая форма руки в усовершенствованиях не нуждались – сходство гарантировалось геномом близнецов.
Тони натянул напалечники, вздохнул, выждал секунду, помолился богу, в которого не верил, одним движением открыл вторую дверцу сейфа и приложил подушечки пальцев к панели.
В беззащитные зрачки ему смотрел объектив камеры. Несколько секунд внутренняя система резиденции сканировала внешность пришельца – лицо, почти точную копию физиономии Рассвета. Лейтен знал, что при неудачном тесте сур с безжалостной точностью включит сигнал тревоги. То, что сейчас лежало за тяжелой дверцей, стоило и защитных мер, и любой предосторожности.
Тонкая игла проколола напалечник и вошла в безымянный палец.
«Проба крови, – понял Тони. – То, ради чего мне понадобилось подлинное тело Константина Рассвета. Раз в дело пошла игла, значит, поддельные радужки и отпечатки вызвали некоторое сомнение. На анализ крови уйдет минут десять, и это в лучшем случае, а времени-то почти нет, декан-координатор вот-вот проснется, я интуитивно знаю это».
В кабинете стояла глухая тишина. Игла больше не появлялась. Сур, искусственный разум резиденции, должно быть, призадумался, пытаясь закончить идентификацию.
Через минуту последняя, третья дверца хранилища лязгнула и отошла в сторону.
«Ну вот и все, я выиграл и спасен».
Лейтен тыльной стороной ладони вытер мокрый лоб. Искомое лежало совсем рядом, Тони вытащил крошеный диск и сунул в копировальное устройство. Подождал, когда устройство плюнет копией, и убрал ее в освободившийся тайник на бедре. Потом вернул оригинал на место, запер сейф, снял напалечники и вместе с контактными линзами зашвырнул их в утилизатор. Про разумную отмычку Лейтен не вспомнил, она легким комочком свернулась в кармане и там притихла, чтобы спастись.
Дело было сделано, и казалось, сделано как надо.
«Завтра уеду из Элама. Причем, за счет самого декан-координатора. Остается только собрать свои рисунки».
Он незаметно вернулся в свою комнату, и, охваченный эйфорией победы, прикинул, как получше скоротать оставшиеся часы. Бессонница, последствие нервного перенапряжения, была тут как тут. Лейтен отыскал альбом и принялся рисовать по памяти. Как это иногда случается, грубые образы, отстоявшись в сознании, получались убедительными и одухотворенными. Тут тебе и задумчивый технократ Рассвет в полупрофиль с хорьком на шее, и вдохновленный декан-координатор в позе Наполеона с сигаретой в зубах, и Вильма, в сложном пируэте, с глазами, сверкающими как драгоценные камни.
…Опасный рисунок с Вильмой он спалил – немедленно, в том же самом утилизаторе. Портреты Рассвета прибрал в папку. Утренняя заря вливалась в окно словно сахарная глазурь – розовая и приторная. Тони пытался притвориться спящим. Как ни странно, сон пришел сам собой – и сон этот оказался страшен.
Художник видел смутно знакомую комнату, книгу в распластанном переплете, брошенную на пол. Опасность и откидное красное кресло, словно бы приготовленное для отдыха… Свое мертвое тело на нем.
* * *
– Вставай, Костя, хватит дрыхнуть!
– Сейчас.
– Одевайся, черт, даю тебе только четверть часа, потом сядешь в мой гироплан и я подброшу тебя в аэропорт. Пора кончать затянувшиеся каникулы.
– Я хочу забрать свои рисунки.
– Бери… Впрочем, погоди, оставь их пока на месте. Пойдешь со мною, на этот раз брату понадобилась твоя помощь.
Лейтен уже оделся, голова раскалывалась, ломило за ушами и в затылке – должно быть, настигли последствия вчерашнего стресса. Отмычка опасно шевельнулась в кармане рубашки, но заносчивый декан-координатор, кажется, ничего не заметил.
– Нужно переставить стол, – заявил он. —Хорек вчера нагадил под антикварным столом, размеры кибергорничной не рассчитаны на нестандартные щели и нестандартный вес.
Лейтен, негодуя в душе, поплелся вслед за Рассветом.
В кабинете царило спокойствие. Вскрытый ночью сейф выглядел нетронутым и даже казался исполненным достоинства. Письменный стол, и в самом деле, массивный, дубовый, нижней поверхностью ящиков почти касался пола.
– Возьмись за крышку с другой стороны.
Лейтен обошел некстати подвернувшееся кожаное кресло. Он не помнил, видел ли его вчера. Задетая книга сорвалась со стеллажа и рухнула на пол.
– Марина в отпуске, и всюду беспорядок.
Тони не ответил. Декан-координатор отстранил брошенную книгу и зашел Лейтену за спину, подбирая разбросанные безделушки.
– Хорек поработал, – заявил он очень серьезно.
Тони молчал.
– Смотри…
Лейтен инстинктивно обернулся на зов. Как оказалось – на вдохе. Густая струя аэрозоли попала ему в лицо. В тот же миг смешалось все – потолок и пол, стены, сейф, запертое окно, мебель, и панели…
Первое ощущение оказалось холодно-тошнотворным с маслянистым привкусом, потом стало все равно. Тони упал ничком на ковер и еще некоторое время ощущал щекой мягкое прикосновение ворса и биение крови в венах. Он напрасно ждал настоящего обморока. Рассвет держался на расстоянии, потом совсем исчез из поля зрения, только где-то поблизости нехорошо побрякивало, то ли стекло, то ли металлические инструменты. Слабость не только не отпускала Лейтена, а даже усиливалась, эффект походил на паралич.
Эламит подошел поближе и носком ботинка ткнул противника в бок.
– Что ты чувствуешь? Ты можешь говорить?
Тони попытался сказать что-нибудь оскорбительное, но язык накрепко прилип к гортани.
«Брат» поднял чужую бессильную руку и аккуратно закатал на ней рукав. Тони хорошо видел шприц. Сознание работало удивительно ясно, он не сомневался, что сумел бы выдумать и правдоподобно защищать в споре любую ложь, но, к несчастью, не мог даже пошевелить онемевшими губами. Игла приблизилась к вене, потом Рассвет заколебался, отошел и вернулся со жгутом.
«Значит, укол не смертелен, он не собирается меня травить, – подумал Тони. – Иначе не стал бы перетягивать вену. Почему? Да все это просто как разбитый орех – технократ хочет сохранить в целости брата. Он был привязан к близнецу и еще надеется повернуть весь процесс вспять».
Эламит обмотал вялую руку противника, ткнул шприцем. Тони не почувствовал ни боли, ни даже самого укола. Он вытянулся на полу, на спине, и хорошо видел боковину дубового стола, пыльный уголок под шкафом, книгу, свалившуюся на пол, да так и оставшуюся лежать – странный предмет с распластанным переплетом и неловко подогнутой страницей.