Первобытные

Кровью на щеках
Рисуй сын мой
Непобедимый страх
Ужас сильный
А есть в небе планета Марс
Вы ее зовете – язык сломаешь
О Соколиный Глаз
Крепко ты обнимаешь
О Лосиный Рог
Мощно – до дна – насквозь
Пронзаешь меня – от ног
Нагих – до лба и волос

Волосы – дыбом
Неразъемен жом
Вспорота Рыба
Звездным Ножом

***

…Все, что должно произойти, произошло.

Изумленно оглядываю свои широкие запястья, перевитые медвежьей шерстью, на нитях коей сверкают крупные сухие ягоды черного шиповника.

Мои ступни шире тюленьих ласт.

В моей круглой, каменно твердой ладони – круглый, черный, зеркально обточенный камень.

Гляжусь – и отражаюсь.

Страх и смех сразу! Я не знаю, что такое Красота!

Красота – вот она, вокруг: ослепительные гольцы, синие горизонты, влажный, солено плачущий краснозем, нанизанные на черную медвежью шерсть кабаньи зубы – звезды. А я уродлива! Я хохочу над уродством своим! Попробуйте, отнимите каменное зеркало! – глотку перегрызу: я доподлинно знать хочу, в какой миг уродство мое далекие звезды заметят. Ощерюсь! Оскалюсь! Прищурюсь!

Скошу глаза в черный лабрадор – и охну, и опущусь на колени, и кожей спины содрогнусь: пропустила сей миг, пропустила, царапнула меня серебряным когтем Звезда, красотой наградила, красотой прокляла, приказала: веди за собою от горы к горе, от реки к реке, от океана к океану голодное Племя свое, ибо не за едою они пойдут, не за новою битвой – за свадьбой живой Красоты и живого Простора.

Пересекая сушу

Взвивает огнь волос – ветр.
Пронзает лохмы шкур – лед.
Лакаем жадно звезд – свет
Из той горсти, где тьма – жжет.

Во чрево тьмы язык – всунь!
Зубами звезд его – хвать…
…пройдет тьма тем Больших Лун,
Пока научимся – целовать…

Острых гор снеговые рубила
Сердце грубо стесали огнем.
Я еще никого не любила —
Лишь дорогу, по коей бредем
Из жары несносимой – в бураны,
На Звезду, что, и очи закрыв,
Зрим: космата!..
Ступни мои – раны:
Мы по льду переходим пролив…
От кострища, где смежили веки
Сребровласые наши вожди,
Потекли мы, как чахлые реки,
По пути собирая дожди,
То становища злые кровавя,
Женам стонущим руки крутя,
То рождая в полуночной славе
Диких браков слепое дитя, —
По рокочущим глоткам вулканов,
Вдоль заливов, по белым костям
Валунов, мимо скал-истуканов,
По лосиным, кабаньим смертям,
Ибо путникам пища потребна:
Голод – это корона на лбу!
Растерзаем в рычании древнем
Мы сохатую нашу судьбу!.. —
В свежесодранных шкурах, с камнями,
Чьи заточены зубом края,
По земле потекли мы огнями,
И в цепи тех огней – жизнь моя!

И гляжусь я в обточенный камень,
Черный, в синих огнях, лабрадор:
Крутолоба, кудлата, с руками,
Что похожи на мощный костер,
Зубы – жемчуг громадных перловиц!
Очи – рысь позавидует мне!
Матерь будущих войн и усобиц,
Градов-весей, что сгинут в огне,
Матерь будущих казней и пыток,
Голубых и плебейских кровей,
Что в сыновних аортах – избыток! —
Да на пальцах сочту сыновей…
Вот вам я! Вот стою, Матерь Мира,
На обрыве, а блюдо реки
Ледяное! А в шкуре-то дыры,
А за бабьей спиной – мужики!

…Вождь серебряный, лик – морда тигра.
…Бычьелобый боец с топором.
…Острогорбый певец – нежно, тихо
Пел мне смерть над любовным костром…
Вы глядите в меня, возжигая