Взором – ветр за моими плечьми.
В бусах пота рабыня нагая —
А попробуй меня обними!
Отобьюсь! Брызнет свет через веки
Прижмурённые – в ваши сердца!
Это я вас веду через реки
И моря – им не видно конца,
Это я вас прельщаю добычей,
Свежей кровью, богатой едой —
И тебя, вождь, кричащий по-птичьи,
И тебя, копьеносец седой!
Я веду через долы и горы
Мое Племя – судьбину мою:
На скрещениях звезд и простора,
Весела, тяжела, я стою!..
Подбирайтесь – потайно, сторожко,
Ладьте петлю, и сеть, и блесну —
Развернусь я, брюхатая кошка,
И мохнатою лапой махну!
«Ты – красива!..» – завоют устало…
Хищно вьюга слепые следы
Заметет… заструится подтало
Из-под век… а на шее – кораллы…
И целебные зубы шакала…
Что, подобно алмазам, тверды…
А за синим хребтом – перевалы,
И за льдами – тяжелые льды.
***
– Ох-ха!.. Ох-ха!.. – ворочаются в углу пещеры, близ Гладкого Валуна, распатланные старухи. Под боком у старой Фанио верещит младенец: Гэ нынче ночью родила. Гэ лежит лицом вниз, постанывая, на шкуре седого леопарда из страны Хаора – оттуда мы сюда пришли. Пещера – наш временный дом. Мы отдохнем, напитаем младенцев, накормим стариков, поохотимся вволю, высушим шкуры – и дальше пойдем.
Гэ, как ты стонешь, Гэ. Неужто это так больно?
– О-о, женщина, больно все, за что ни схватятся твои руки и ноги, – бормочет Фанио, и мелкой росою течет по вискам ее, по щекам, по шее пот, мешаясь в яремной ямке со старческими слезами.
Гэ, успокойся. У тебя во рту камень яо – он утишает боль.
Боль – это воспоминание о боли, которая прежде была. Чем сильнее мучила – тем острее воспоминанье.
А меня как зовут?.. Я помню, меня как зовут?..
– Э-э!.. Ох-ха!.. Огонь гаснет, гаснет огонь… Где Хранительница огня?.. Где Рыжая Лисица?..
Озираюсь беспомощно.
– Анеле!.. Анеле!.. Иди. Гаснет огонь. Где хворост? Дуй! Дуй сильнее!.. Щек не жалей!.. Анеле!.. Анеле!..
Я наклоняюсь над крохотным красным комочком: то ли огонь, то ли ребенок, то ли лисенок. Дую усердно, видя щеки и губы свои. Огонь мечется, ластится. Глажу его. Он кусается. Смеюсь: кусайся, щенок. «Анеле!..» – звенят молодые голоса, хрипят старушечьи глотки.
Неужто это имя мое?..
Мой Огонь
Сохранить это бедное пламя…
Сохранить…
Это нищее, красное пламя в ночи,
Под сведенными скорлупою руками:
Рвется алая нить…
Пихту молния надвое расколола…
И зажегшийся ствол
Заискрил на ветру мирового раскола,
Застонал и зацвел!
Племя пялилось в жадное пламя.
Хворост я поднесла.
Красный зверь, поживи-ка теперь между нами.
Дай любви и тепла.
Запылают костры.
Загорятся барсучьим светильники жиром.
Заскрипят вертела
На рогатках огнистого Звездного Мира,
О, над пастью жерла…
Холод дышит огнем!
Мрак мерцает огнем.
Сохраню я
Этот жалкий комок
Беспредельного жара. Его поцелую —
Губы вспыхнут: ожог…
В углублении камня, в закуте пещеры,
Под моею щекой
Ты дрожишь, воздух лижешь,
Ты пляшешь без меры,
Ты – небесный изгой…
Сирота и безумец! Зажгу я тобою
Горсть последней еды,
Это озеро, рыбное и голубое,
Эти синие льды…
И на палке, на кою я шерсть со смолой накрутила,
Ты горишь! Я иду
С первым факелом —
от колыбели —
до дикой разверстой могилы:
На огонь.
На звезду.
***
…Над квадратом плеч – мощная голова бодает воздух. Не воздевай надо мной бугристые руки: они блестят маслено, золотисто, заросшие ковылями нежной прозрачной шерсти, я хочу этих рук и не хочу, я боюсь этих рук и не боюсь.