Нерешенная задача

– Вы будете делать по схеме Крейлейна? – спросил. – Нам нужно дождаться Войцеховского с воском.

Доктор ответил:

– Успеет, нам нужно удалить еще все осколки и гематому. – он осторожно отодвигал пласт кожи. – Бедняга – озадаченно сказал он. – Ему еще жить и жить. Молодой, полон сил. Что с давлением?

Анни с механическим тонометром все время слушала удары пульса. – Падает, 115 было, сейчас 110. Мы его можем потерять, если дальше будет падать.

– Да, дорогуша, но не каркай мне под руку, я сам все отлично знаю.

Упреки во время операции были обычным делом от доктора Цобика. На них никто не обижался. И он стал напряженно скальпелем доставать осколки черепа и выбрасывать их на железную миску. Время шло, он делал это осторожно, чтобы не повредить сосуды и нервы. – Ну что, что там с воском? Он скоро уже понадобиться!

Анже Мирано бегом бросился к выходу и из коридора только доносился его громкий голос:

– Приехали? Все быстро, быстро в операционную. Приехали? Вот, вот хорошо! – и он радостный вернулся назад. – Есть воск!

Операция длилась четыре часа. Больной выжил. Но теперь необходимо было провести операцию на ноге и руке. Такого длительного наркоза, сердце не выдержит сразу. Решено было пациенту два дня колоть снотворное, а потом провести следующие операции.

Когда Войцеховскому Анни сказала, что пока все складывается для больного удачно, в его глазах зажегся огонек надежды. Все это время он мерил шагами коридор. Внешне он выглядел спокойно, но бледность лица и играющие желваки на щеках, выдавали сильнейшее напряжение. Всегда подтянутый и одетый во все самое дорогое, для Анни сейчас его внешний вид был не привычен. Но, она его давно не видела. За навалившимися неприятностями и заботами, он потерял временно весь свой привычный лоск и ему это было безразлично. В одной жилетке, накинутой на полу распахнутую рубашку из дорогого шелка, в нем трудно было разглядеть руководителя крупного завода.

Иштван же вел себя по-другому. Он сидел на скамейке и только раскачивался взад и вперед, взгляд его уперся тупо в пол. Все понимали. Самое главное – это спасти жизнь рабочему, ну а все неприятные разбирательства еще предстоят. Войцеховский был, конечно, зол. На предприятии не соблюдалась техника безопасности, и рабочий был использован не по назначению. Но, когда он мимоходом задевал своим взглядом сидевшего, всего серого и поникшего управляющего, ему становилось его жалко так же, как и пострадавшего рабочего. Прежде всего, Войцеховский винил себя. А Иштван и не знал, что его начальник и не думает его увольнять. Эта мера была уже бесполезна. И Войцеховскому не доставляло удовольствия раболепие в глазах подчиненных и проведение карательных мероприятий. Главное, вынести из этого урок и сделать все, чтобы такого больше не повторилось. Когда Анни сообщила о результатах операции, Артур отправил своего управляющего назад на завод, чтобы начались устраняться беспорядки и возобновился нормальный режим работы.

Артур хотел поговорить с Анни, когда сила произошедшего несчастья перестала давить на плечи и появилась надежда, а колотившееся суматошно сердце стало понемногу успокаиваться. Он устало опустился на скамейку. У него на лбу выступил холодный пот, как при волнении на защите патентов. Желваки перестали играть на лице и напряженное выражение сменилось отрешенным, направленным вглубь себя, взглядом, глубоко уставшего человека. Он сел, а Анни в его присутствии разволновалась, как маленькая девочка. Ее сердце, как и всегда, стало учащенно биться и она, желая скрыть свое бурное волнение и нахлынувшую силу чувств, попыталась ускользнуть незаметно, но была поймана за запястье, и он силой притянул её, заставив присесть на скамейку рядом. Еще некоторое время он молчал, собираясь с мыслями, после пережитого стресса, но её ладонь в его руке была зажата с силой, так, что Анни даже показалось, что у него это движение на фоне пережитого – чисто машинальное, настолько крепка как камень была его рука. Не стала вырываться, подумав, может ему это необходимо в этот момент? Но вот, рука стала мягче и теплее, и её ладошка почувствовала легкие пожимания, потом он поднес её к губам и прильнул к ней надолго, словно она была для него в этот момент укрытием, теплым и уютным. Она повернулась к нему всем своим корпусом и когда он оторвался губами от её ладони и поднял глаза, у неё «засосало под ложечкой». «О, дева Мария!» Эти бездонные, жгучие-карие глаза, одни на целом свете и когда они обращены на её глаза, она терялась в потоке захватывающего и не контролируемого вихря, лишающего её сил. Тело становилось как ватное и единственное что ей хотелось в этот момент, упасть безропотно ему на грудь и оказаться в горячем кольце его обнимающих рук. И как всегда, когда она чувствовала, что начинает проваливаться в это небытие, захватывающее все члены тела, силовым усилием воли она заставляла себя выдернуться из этого обволакивающего потока. Она еще могла себя контролировать. В коридор в любой момент могли выйти люди, и она медленно стала отбирать у него свою ладонь. Он отпустил.

– Как ваша жизнь, Анни? – тихо спросил он.

– Моя жизнь, вот она. Вы видели. А у вас, я так понимаю, неприятности.

– Я не про это, Анни. – он облокотился на спинку скамейки, и она видела, что ему сейчас необходим хороший сон, просто хороший сон. Он осунулся за последнее время и даже постарел, но по-прежнему, был для неё красивее всех мужчин.

– Вы еще не беременны?

– Как? – она прямо была удивлена столь откровенным вопросом и еще внимательней заглянула ему в лицо, он в качестве подтрунивания или действительно его это интересует?

Он усмехнулся:

– Вы зачали ребенка, Анни?

Она замешкалась, он сам прочитал в её глазах, что еще нет и с облегчением выдохнул. Так как она сидела совсем рядом, она почувствовала этот выдох и с еще большим изумлением стала искать что-то в его глазах, ибо не могла ответить сама для себя, почему его это так беспокоит. И решила спросить:

– Это вас беспокоит чем-то?

И опять он усмехнулся. Она видела, он все еще её любит. В глазах было столько нежности! С улыбкой в уголках губ, он стал говорить – Пусть вы не рядом, Анни, но я знаю, что со мной в одном городе, и я знаю, что милая женщина обо мне вспоминает, это дает мне смысл жить. Я боюсь вас потерять. Роды так опасны для женщин. Я, думаю, граф позаботится, чтобы вы рожали в самой лучшей клинике Австрии? Я правильно понимаю?

Анни пожала плечами. От этих слов, она готова была просто раствориться в его объятьях, у неё даже на глаза набежали слезы, и она отвернулась, чтобы он этого не заметил. Но …но чувства оказались сильнее, как она не подавляла свои эмоции, у неё вырвалось глухое «О…» – и, поняв, что эмоции вырвались наружу, от замешательства и обиды на саму себя, слезы стали катиться еще сильнее, она поспешила их смахнуть. Но эти обманщики накатывались на глаза снова и снова, и она поняла, что их скрывать уже нет смысла и просто в эмоциональном порыве решила обратиться в бегство.

Артур машинально подался рывком вперед за ней, но передумал. Этого делать не следовало, ни в этот момент и не в этом месте. Отпустив напряжение, он привел свои мысли в порядок, встал и безучастно побрел к выходу. Да, необходимо было хорошенько выспаться, но перед этим надо заехать на завод.

Пресса сработала так быстро, что никто не ожидал. Во всех газетах на первых страницах мусолился инцидент на предприятии князя Войцеховского. Скандал раздули и профсоюзы, и сами газетчики. Краски были сгущены, все писали, что рабочий чудом выжил, что условия для работы на предприятии для людей ужасны, к этому добавили баснословные задержки по зарплате, неимоверно огромную нагрузку объемов работы на каждого человека и низкую оплату труда. Из Войцеховского сделали злодея, уклоняющегося от комментариев, хотя он еще и не слышал и не читал того, что о нем написали. Вернувшись домой в первом часу ночи, он не стал никого будить и не имея даже аппетита поужинать, лег спать. Утром спал долго, так как организм взял свое. Был первый выходной, и он решил не ездить на предприятие до обеда. Проснувшись и оторвав голову от подушки, что далось ему с большим трудом, он дотянулся до часов на тумбочке, и отметив для себя время, опять упал на подушку. Он с радостью готов был еще поспать, но к двери приближался веселый визг мосек баронессы и у него из груди вырвался громкий стон. Было понятно, что вихрем сейчас распахнется дверь и этот шумный карнавал ворвется в комнату и войдет супруга. От злости, он даже сжал подушку. Настроение было не веселое и предчувствовалось что-то нехорошее. Так и случилось. Дверь распахнулась и на кровать стали запрыгивать с разных сторон собачонки. Любимая борзая хозяина, замыкающая процессию, осторожно подошла сбоку, обнюхалась и ласкаясь, положила морду на край кровати. Артур машинально стал её гладить рукой, внимательно рассматривая в это время фигуру супруги. Баронесса вошла с охапкой газет и лицо её выражало крайнюю взволнованность. Стремительным движением она уселась на край кровати и протянула Артуру газеты:

– Прости, что не даем тебе выспаться, но ты должен это, поскорее узнать. У тебя на заводе вчера разбился человек? Все, все газеты сегодня пестрят об этом. Господи! Что случилось! Мне Марк с утра принес прессу. Ты же знаешь, я не читаю. Но он сказал, что нужно обязательно прочитать в этот раз. Там столько грязи на тебя, на твое предприятие!

И чем больше её волнение распалялось, тем спокойнее оставался Войцеховский. Там уже и читать было незачем, баронесса своим выражением лица и бурной жестикуляцией все продемонстрировала наглядно. Он помрачнел, но никакого волнение ни его взгляд, ни телодвижения не проявило. Баронесса в ожидании ответа напряженно смотрела ему в глаза и от его не понятного спокойствия, её напряжение увеличивалось. Не дождавшись, она снова набросилась с расспросами.

– Артур, я вправе знать, что у тебя происходит? Что-то давно уже происходит! И я не понимаю – что!

Тогда он стал подыматься. Его голое до пояса тело, такое сильное и рельефное, было для баронессы как приманка для изголодавшегося зверя. Когда он стал вставать и на спине задвигались от движений мускулы, у неё загудело в голове и мысли одна за другой стали смешиваться с совершенно другими мыслями, вплывающими в разум с этого момента. Она подсела и облокотилась ему на плечо, повиснув сбоку на руке и мешая одеваться. Он терпеливо остановился в своем намерении одеться, но ему только этого сейчас не доставало! Глубоко вздохнув, он потер сложенными руками свое лицо, выражая желание отрешиться от всей этой суеты. Отвечать баронессе, что-то же надо было, и он стал говорить, медленно и спокойно:

– Вчера, в нарушение техники безопасности, сталевар упал с лесов. Леса были ненамеренно задеты другим рабочим, несшим носилки с песком. Произошел несчастный случай. Мы отвезли рабочего в больницу. Он жив. Ему еще предстоят операции, и я возьму на себя не только все расходы по его лечению, но и по содержанию его семьи, до полного восстановления его работоспособности.

– А если он останется инвалидом? – испуганно произнесла баронесса.

– Значит предприятие будет пожизненно выплачивать ему компенсацию!

– Но нигде такого нет!

– Лиза, у нас будет и все закроют рты!

Она стала гладить его по плечу, положила голову ему на спину и голос её стал жалостливым и просящим:

– Артур. Ну не могу я понять, не могу, ну зачем тебе этот завод?! Что, вообще происходит! Тебе нравиться такая жизнь? Ты богат. Ты очень богат, а живешь… и выспаться нормально не можешь? Зачем это все? – она подняла голову, как будто её осенила догадка. – Я бы еще понимала, если бы ты жил в страхе, что это все можешь потерять! Поэтому эти бессонные ночи, этот «трудоголизм»! Но у нас же все по-другому. Все твое, я же в могилу с собой это не заберу.

Он повернулся к ней и взял её за руки.

– Лиза. Ну это моя жизнь! Это я не высыпаюсь. Что ты то переживаешь? Я же не нарушаю твой покой!

– Но, я не понимаю. Понимаешь, я не понимаю! Скажи, ну неужели человек добровольно ищет трудности, когда у него все есть? Разве такое бывает? Для чего?

– Потому что мне претит мысль быть альфонсом! Я здоровый, крепкий, дееспособный мужик. Я должен что-то делать, что-то преодолевать, за что-то бороться и переживать. А жизнь в сытости и в праздности до отупения – это не моя жизнь. Ты же меня знаешь!

Она покачала головой и потянула руки к нему – Я так жалею, так жалею, что мы уехали из Австрии! Ты бы целиком занялся наукой, но все было бы спокойно. А этот завод! Ты понимаешь, что это не игрушка! Ты погрузился в это производство, но ты же его не знаешь, у нас никто этим никогда не занимался! Там люди, много людей, там свои законы, там такой жестокий мир, конкуренция! Ответственность! Я тебя не вижу! Мы стали совсем чужие! И я не ревную. Просто завод забирает у тебя все силы! Прости, милый, но …я никак не могу понять смысл всему что ты сейчас делаешь?

– Потерпи. – он сперва перехватил её руки и хотел отстраниться, но и в этих отношениях здравый рассудок включился вовремя, и он понимал, что так отгородиться от семьи и от супруги, как это делал он за последние месяцы нельзя. Это слишком! Поэтому сам обхватил её за плечи в ответ и прижал к себе, легонько поглаживая по плечу. – Потерпи. Работа наладиться, все определиться по своим местам. Я стану свободнее. А для меня это чисто спортивный интерес. Как на скачках! Я сам наберусь знаний, работники разберутся, мы поднимем предприятие еще до мирового уровня! Здесь самая дешевая рабочая сила, Лиза и пока правительство занимается межнациональными вопросами, мы сможем манипулировать несовершенством налогового законодательства, ты, женщина, ты не видишь здесь преимуществ, а их вижу. Все будет хорошо, все будет хорошо, на все нужно только время и силы. Сил у меня хватит!

– А что с прессой! Я никогда не думала, что в нашем государстве все так озабоченны судьбой простого рабочего! Я просто ничего не понимаю уже! Они против тебя! Кто он, а кто ты! Мне может заняться этим вопросом, Артур? Они больше никогда не позволят себе злоязычие в твою сторону.

– Лиза, это все элементарно и естественно! Мои конкуренты хорошо знают свое дело! Это же бизнес! Здесь честных правил не бывает! Или ты конкурента или он тебя!

– Ты ничего не будешь предпринимать? Но …когда льется грязь на тебя, она льется и на меня, так не должно быть… – и она отстранилась, заглядывая ему в лицо, испрашивая разрешение на то, чтобы принять участие в его проблемах и видно было, даже оживилась, так как появилась причина, занять себя серьезным делом и избавится от скуки.

– Нет. Они, что, завод у меня отберут? А тратить силы, на то, чтобы отмыться от грязи, зачем? Мне на другое нужно много времени! Лиза … Мне нужно время! А ты не обращай ни на что внимание, потому что в любом случае это будет выглядеть как ходатайство обеспокоенной мамочки за нерадивого сына. Не надо.

– Давай я помогу! Давай я займусь газетчиками. Я подам на них в суд и найму лучших адвокатов! Они в следующий раз десять раз подумают, прежде чем затрагивать твое имя в прессе. Надо один раз показать свою силу, потом уже не понадобиться.

Он подумал. Предложение было не пустое. Но, нет. В это даже вникать не хотелось.

– Не стоит!

– Ну, хорошо, хорошо. Ну, сегодня – выходной, ты останешься дома?