Параллельные кривые

– Жутник. Жутишь. Рузки юмор я лублу.

– Не могу сейчас ответить взаимностью, извини, брат. Отпускай, Лумумба хренова.

– Не рругайзя. Я слючайно. Лумумба нет. Зибиррь. Училзя в Зибирри инзтитуте звязи. Каг ты зюда попал?

– Я бы и сам хотел знать.

Нового знакомого Игоря звали вполне по-европейски, Жозе Эдуардо. Отчего он поехал учиться не в Сорбонну, а в Новосибирск, Стрельцов спрашивать не стал. Охотник не возражал, чтобы добыча называла его Эдиком, и вполне дружелюбно изложил всю историю с географией. То есть, какой нынче год и в каком государстве они находятся. При этом он не отрывал взгляда от рисунков на голых руках Игоря.

– Нравится боди-арт, Эдик? Понимаешь смысл этих каляк-маляк?

– Они тольго на ругах или есть ещё?

Игорь распахнул саван. Жозе Эдуардо внимательно изучил творение неизвестного художника 21 века. Его брови перемещались во всех направлениях, отражая состояния «Да ладно!», «Не может быть!», «Что за фигня?», «Да ты крут, мужик!».

– Ну что, узнал почерк автора?

– Возможно, это коллегтив авторов, Игорр.

– И что значит эта роспись?

– Нуууу…я тут не взё понимаю. Ты прошёл порог и тебя провёл Катуко. Скорее взего, тут защитные зимболы. От злых сил.

Глинобитные дома в деревне располагались по кругу, и, словно бусины в чётках, соединялись между собой заборами из жердей.

– У дедушки возле дома тоже такое прясло было, он к нему коней привязывал, – Стрельцов пустился в ностальгию, но Эдик жестом велел ему замолчать. Они расположились на некотором расстоянии от деревни, с подветренной стороны, чтобы не привлекать внимание собак. Ветер доносил запах костра и печёной рыбы, детский плач и отдельные возгласы, в которых нельзя было разобрать даже интонации. Но даже на таком, безопасном с точки зрения Игоря, расстоянии, его новый знакомый тревожно вслушивался и вглядывался, стараясь не проявлять признаков жизни. Порой казалось, он вовсе перестал дышать. Вскоре Жозе Эдуардо жестом предложил Стрельцову подкрасться ближе к домикам, из-за которых можно было хоть что-то разглядеть. Жители деревни сели ужинать вокруг костра, собаки мельтешили рядом с ними, и озираться в поисках шпионов всем им было недосуг. Мужчины, которых «видел» Стрельцов, находились тут же. Один из них взял еды от общего стола и положил в небольшую корзинку вместе с тыквенной бутылью. Потом зашёл в одну из хижин и вышел оттуда в самом настоящем защитном комбинезоне, в каких входили в лабораторию у Игоря на работе. Мужчина отнёс куда-то еду, а по возвращении бросил в огонь и спецодежду, и корзинку с бутылкой.

– Взё, уходим, – потянул Жозе-Эдуардо Стрельцова за саван, – опазно.

Они отошли километра на два, когда Эдик перестал предостерегающе выпучивать глаза. Ещё через пару километров он выдохнул и заговорил первым:

– Котуко – шаман в этой деревне. Он хороший шаман, в деревне не умирают. В других много умирают, но не хотят селить больных отдельно и сжигать их трупы.

– Из-за похоронных обычаев? Я смотрел по телевизору. Ужасные пережитки.

– Да. Котуко не любят, говорят, он нарушает обычаи.

– Кажется, я начинаю догадываться, зачем меня сюда притащили. Но чем я могу помочь без лаборатории?

– Шаману не нужна ла-бо-ррьяатория.

– А что ему нужно?

– Ничего. Это он нужен. Нужен Духу. Нужен людям.

– Угу. У нас тоже так любят разглагольствовать, когда врачам зарплату не хочется платить. Как он помогает людям кроме того, что нарушает обычаи?

– Дух помогает через шаман.

Стрельцов понял, что от связиста толку не добьёшься.

– Ок, как попросить Дух, чтобы послал покушать? Очень уж я проголодался.

– Мы идём ко моей маме. Она нас покормит.

Тем временем Катуко сидел в своей хижине и смотрел в плошку с водой.

– Молодец русский, – думал он. – Я не ошибся, что привёз его к нам. Он слышит своё сердце.

Мама Эдика была худенькой невысокой женщиной неопределённого возраста. Её тельце цвета ириски было завёрнуто в пёстрый хэбэшный фантик. Она сдержанно кивнула гостю, а потом произнесла фразу, обращённую к сыну, которая на любом языке понятна без перевода:

– Вечно ты опаздываешь к обеду и тащишь с помойки всякую дрянь у всех дети как дети иди мой руки горе моё.

Эдик предложил новому знакомому лёгкие штаны, которые в России почему-то зовут гавайскими, майку и сланцы. Пока Игорь переодевался, у матери с сыном произошёл разговор.

– Зачем ты вмешался в жизнь отмеченного? Зачем привёл домой?