Двое в пути. Записки Белого Лиса

– Перераспределяю энергии от окружающей среды в своё тело,– самодовольно пояснил Ворон. – Все эти проявленные формы, по сути, являются мной, так что это даже насилием назвать нельзя.

– А какие формы там у тебя в землянке? – удивился я.

– Как это какие,– Ворон насмешливо поджал губы,– земля, разумеется. Это самый надёжный и мощный источник энергии.

– Так ты качаешь энергию непосредственно из земли? – я восхищённо присвистнул. – Да, в изобретательности тебе не откажешь.

– Вот только в мире посмертия такой источник отсутствует,– ехидно отозвался польщённый Ворон,– там ведь нужных вибраций нет. Как же ум сможет восстановить свой спектр?

– А как зима сменяется летом? – я тоже не отказал себе в желании потроллить моего гуру. – Откуда берутся энергии, которые вроде бы уходят в ноль в зимнее солнцестояние?

Примерно с минуту Ворон обдумывал мой ехидный ответ. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел в одну точку на горизонте, словно именно там спрятался смысл моих слов.

– Лис, я когда-нибудь говорил тебе, что ты – чёртов гений,– наконец пробормотал он. – Ну разумеется, это же просто естественные циклы нашего мира. Наше сознание способно вполне самостоятельно восстановить свой исходный спектр, помощь высших сил ему не требуется.

– А вот что требуется, так это время,– самодовольно добавил я. – Вот поэтому нам приходится так долго отсиживаться в посмертии. Иначе мы могли бы перевоплощаться практически сразу после смерти.

Некоторое время учитель задумчиво смотрел в потолок, оценивая мои слова. Мне, конечно, было лестно заслужить его похвалу, но долгое молчание, по моему опыту, не сулило ничего хорошего. Как бы он ни наковырял в моих рассуждениях ещё каких-нибудь несуразиц. Так что на третьей минуте тишины я уже начал дёргаться. И точно, как в воду глядел.

– Ты никогда не задавал себе вопроса, зачем мы вообще возвращаемся,– задумчиво поинтересовался Ворон. – И кстати, что заставляет наш ум снова изменить точку отсчёта после восстановления энергетического баланса, чего нам не живётся в реальности посмертия?

Ну вот опять. Я что, википедия? Откуда мне знать какие механизмы возвращают нас в мир живых? Впрочем, речь ведь даже не о механизмах, а о причинах.

– А каковы причины формирования той или иной картинки реальности? – я тоже умею задавать вопросы, если кто забыл.

– Правильно, это более общий вопрос,– снова похвалил меня учитель. – Процессами проявления управляют три силы: автоматические алгоритмы нашего мира, воля Игрока и карма. Судя по всему, это именно карма обуславливает нашу смерть, по крайней мере, в абсолютном большинстве случаев. Естественные циклы, которые, как в моём случае, могли бы отправлять людей на перевоплощение, скорее всего, гораздо более длинные, чем их нынешние жизни. Наверное, где-то лет триста. Конечно, самоубийства никто не отменял, есть у нас такое право.

– Значит, и возвращает нас карма,– заключил я. – Волю Игрока в данном случае можно не учитывать. Когда ум едва начал восстанавливать свои функции, говорить об осознанности не приходится. Именно поэтому мы и не помним своё посмертное существование, оно представляется нам чем-то вроде сна, а сны забываются очень быстро.

– Нет, Лис, ты забываешь о свободе воли,– Ворон произнёс это с нажимом, словно уличил меня во вранье. – Намерение Игрока вернуться должно играть важную роль, ведь законы нашего мира неизменны во всех реальностях, в том числе и в реальности посмертия.

– Ага, и многие твои хотелки сбывались? – ехидно поинтересовался я.

– Твоя вот сбылась,– угрюмо прокомментировал Ворон,– иначе мне не пришлось бы тебя дожидаться двести лет. Согласен, одного желания вернуться недостаточно, нужно ещё, чтобы карма не препятствовала, но без этого желания возвращение в принципе невозможно. Я даже допускаю, что отдельные упёртые в своей религиозности персоналии так и зависают в посмертии, потому что в принципе отрицают возможность перевоплощения.

– А мне кажется, что они всё равно перевоплощаются,– упрямо заявил я. – Ведь, кроме неполноценности ума, мир посмертия ничем не отличается от проявленного мира. А потому сработает закон слияния реальностей. Рано или поздно какой-то из проявленных миров поглотит индивидуальную посмертную реальность, просто потому, что его энергетический потенциал выше за счёт большого количества Игроков.

– Если принять гипотезу, что мир Демиурга делится на несколько типов миров по своим частотным характеристикам, то вполне логично предположить, что посмертная реальность притянется к тому типу, который ближе всего по частоте точки отсчёта в посмертии,– резюмировал Ворон.

– Упс, так ведь запросто можно угодить в адский мир, если уровень твоих вибраций опустился до минимума,– я невольно передёрнул плечами.

– Или вылететь в мир богов,– с улыбкой согласился мой добрый гуру. – А не хотелось бы отрываться от своих близких, правда, Лис?

– Что предлагаешь? Искусственно опускать свои вибрации? – я уже начал прикидывать, а не начать ли мне принимать алкоголь, к примеру. Расставаться с Никой мне совсем не улыбалось.

– Я тебя умоляю,– Ворон смешно всплеснул руками,– не воображай себя таким уж продвинутым практиком. Поверь, парень, тебе ещё столько кармы отрабатывать, что как бы Ника раньше тебя не улетела к какому-нибудь белокурому богу.

– Типун тебе на язык,– я сплюнул через левое плечо. Знания – это, конечно, хорошо, но приметы тоже не на ровном месте кто-то придумал. Не повредит. – А сам-то ты не собираешься от меня слинять?

– Не дождёшься,– съязвил Ворон. – Ты уже пропустил свою очередь поработать учителем, больше не прокатит, никаких отговорок я не приму. Не переживай, Лис, я не собираюсь надолго зависать в посмертии,– добавил он, видя, как вытянулась моя физиономия.

Вот так всегда. Он уже всё распланировал и распределил роли в предстоящем спектакле. А как же наш кармический экзамен? Или Ворон заранее знает, что я сделаю? Судя по всему, он уверен в исходе, даже не сомневается, что в результате погибнет. И как мне с этим жить? Ведь собирался же выпытать у него, что должно случиться, а вместо этого, увяз в рассуждениях о загробной жизни. Впрочем, разговор вышел чрезвычайно занимательный.

– Полагаешь, мы сами решаем, когда родиться? – ехидно поинтересовался я, чтобы уйти от щекотливой темы.

– Осознанному и свободному сознанию это вполне под силу,– отозвался Ворон. – Интересно, а что происходит с теми, кто добровольно низвёл себя на уровень безвольной скотины?

– Мне кажется, что перезагрузка ума стирает установки, внедрённые в наши умы пастухами,– я задумчиво улыбнулся. – Смерть делает нас всех свободными, как минимум тех, кто полагал себя свободным на момент смерти.

– Поясни, почему ты считаешь, что момент смерти тут так важен,– попросил Ворон.

– Мне кажется, что только последняя проявленная картинка реальности остаётся после перезагрузки ума,– я так ярко представил себе этот процесс, что меня буквально бросило в жар. – Все остальные установки стираются, а она остаётся. Всё равно, как упавшие на пол часы показывают время, которое было в момент удара. Если в этой последней картинке присутствовало представление о себе, как о свободном человеке, то именно этот концепт ляжет в основу новой личности. А ведь большинство людей интуитивно ощущают себя свободными. Это манипуляции пастухов формально превращают людей в скотину, которую кармически позволено доить. А смерть стирает всё наносное, остаётся только природная сущность.

Сам не понимаю, откуда в мою голову пришла эта мысль, но она нас буквально ошарашила, хотя вроде бы мы и раньше обсуждали катастрофические методы, которыми Демиург избавляется от паразитов. Оказывается, смерть даёт нам не просто новую жизнь, она даёт нам свободную жизнь. Достаточно всего лишь осознать себя свободным в момент смерти. То, что мы потом сами залезаем в привычную и безопасную скорлупу рабства – это всего лишь результат нашей слабости и коварства беспардонных манипуляторов. Но изначально большинство людей рождается свободными.

7 мая

Вчера произошло одно очень странное событие. Если честно, я до сих пор не понимаю, как мне к нему относиться. Ворон упорно отмалчивается и смотрит в сторону. На все мои попытки его разговорить реагирует довольно агрессивно, типа, отвали, парень, занимайся своими делами. Даже пару раз рыкнул на Нику, что уже совсем не похоже на нашего корректного до потери естественности гуру. Моя малышка перепугалась и забилась на чердак подальше от источника негатива. Я от греха последовал её примеру, предоставив Ворону фрустрировать в одиночестве. В итоге, вечером, когда стемнело, он вдруг подхватился и куда-то свалил, причём даже не захватил с собой чего-нибудь пожевать. Полночи мы с Никой его дожидались и заснули только под утро. Объявился мой учитель только после завтрака, когда я уже собрался идти его искать.

– Ничего не спрашивайте,– категорично заявил он вместо приветствия, – я не отвечу. Извините, что заставил поволноваться, больше такого не повторится.

С этими словами Ворон забурился к нам на чердак отсыпаться, а мы с Никой в полной растерянности отправились на южный мыс проветрить свои мозги после доселе невообразимого эпатажного выступления хозяина Спаса. Нам было здорово не по себе, предчувствие беды нависло над нашей маленькой компанией как грозовая туча. Ника, естественно, принялась допытываться, что стало причиной эмоционального срыва Ворона. Я поначалу отнекивался, поскольку и сам не мог толком объяснить себе, что это было. Но моя милая применила против меня недозволенный приём – фиалковые глазки вдруг наполнились слезами и заблестели что твои сапфиры. Пришлось сдаваться.

А случилось следующее. После завтрака мы с Вороном отправились проверять силки. В ближайшем лесочке всё было пусто, что, впрочем, неудивительно, учитывая, что зимой мы наш приусадебный участок эксплуатировали с удвоенной силой. Когда снегу по пояс, особенно далеко не находишься. Так что зверьё проявило здравомыслие и перебралось подальше от нашей избушки. Пришлось нам тащиться через весь лес к восточному берегу. Там мы разделились и занялись налаживанием ловушек, каждый на своём участке леса. Мне достался северный край, упиравшийся в болото, а Ворону – южный, плавно переходящий в скалистую пустошь ближе к мысу.

Часа через два, закончив обустройство вверенной мне территории, я решил разыскать моего подельника, чтобы вместе возвращаться домой. Проламываться сквозь заросли мне к тому времени уже порядком надоело, поэтому я вышел к берегу и пошёл на юг вдоль воды. Всю неделю стояла тёплая погода, и озеро совсем освободилось ото льда. Ну и, разумеется, тут же принялось демонстрировать свой крутой норов, в чём ему немало поспособствовал шквальный ветер. Несмотря на солнечную погоду, с юга дул такой ветрюган, что пришлось застегнуться на все пуговицы, да в добавок замотать лицо шарфом по самые глаза. Поверхность воды до горизонта была покрыта белыми барашками волн. Ветер гнал их прямиком на выпирающий, подобно львиной лапе, южный мыс, где они и разбивались о скалы с оглушительным грохотом и шипением. В общем, о благостной тишине можно было только мечтать.

Внезапно в природную какофонию ворвался посторонний звук, которого я не ждал здесь услышать ещё как минимум с месяц. Это был мерный рокот лодочного движка. Какому отморозку пришло в голову посетить наш островок в межсезонье? Что за нужда погнала этого бедолагу в отчаянное плаванье? Да, странные дела творились сегодня на нашем острове. А ещё более странным представлялся маршрут, выбранный этим неудачником, ведь самый короткий путь через озеро находился аккурат с противоположного берега. Именно таким маршрутом я сам прибыл на остров. На востоке вроде бы тоже было какое-то поселение, откуда можно было добраться до Спаса, но там практически совсем не было подъездов к воде, тем более в весеннюю распутицу. Проехать можно было разве что на тракторе.

Заинтригованный, я прибавил шагу и вскоре из-за берегового уступа показался довольно солидный катер, направляющийся аккурат к тому месту, где расположился Ворон. Мой гуру стоял лицом к озеру и внимательно разглядывал неурочных посетителей Спаса. Меня сразу поразила его напряжённая поза, словно Ворон вышел на ринг поднимать штангу, а не полюбопытствовать на предмет приёма незваных гостей. В тот момент я находился ещё довольно далеко от его наблюдательного пункта и как следует разглядеть катер не мог, но нехорошее предчувствие у меня возникло мгновенно, как будто напряжение Ворона передалось мне по воздуху. Поэтому я с шага перешёл на бег. Возможно, именно это в конечном счёте и решило судьбу экипажа катера.

Ещё на полпути к застывшей фигуре учителя я вдруг с удивлением осознал, что больше не слышу звука мотора. Катер продолжал по инерции двигаться в сторону берега, но зачем-то заглушил свой движок. Дураку было ясно, что во время шторма столь необдуманное решение чревато самыми непредсказуемыми и печальными последствиями. Как я ранее успел убедиться на собственном опыте, вокруг южной оконечности острова шло сильное течение. Огибая львиную лапу с востока на запад, оно с неожиданной силой прижимало все попавшие в него объекты к берегу. Причём сам берег в этом месте представлял из себя гигантскую шипастую ленту из острых скальных зубьев. В сочетании со штормовой волной все это создавало на юге острова прямо-таки фатальную ловушку для дилетантов.

К счастью, катер пока не достиг прибрежной зоны, да и находился он довольно далеко от южного мыса, но несло наших незадачливых гостей аккурат на юго-запад, где им не светило ничего хорошего. Возможно, пассажиры катера просто не ведали, что их поджидает за поворотом? В таком случае нужно было их срочно предупредить, чтобы не приближались к берегу с выключенным мотором. Странно, но Ворон не предпринимал никаких попыток вразумить глупцов, он по-прежнему стоял на берегу подобно статуе. Ветер раздувал полы его расстёгнутой куртки, было реально холодно, но мой гуру даже не удосужился утеплиться. Его взгляд был прикован к обречённому катеру, как будто этот взгляд мог спасти людей от надвигающейся беды.

Вместо Ворона, я принялся кричать и размахивать руками в попытке донести до этих легкомысленных придурков фатальную перспективу их собственных неразумных действий. Увы, на меня обратили внимания не больше, чем на завывание ветра. Физкультурные упражнения немного задержали моё прибытие к наблюдательному пункту Ворона, поэтому, когда я наконец оказался за его спиной, катер уже подхватило прибрежным течением. И только тут до меня дошёл смысл этой нелепой самоубийственной сцены. Стало очевидно, что люди в катере вовсе не по глупости отключили мотор, он просто заглох.

На борту было пятеро здоровых мужиков, и все они предпринимали отчаянные попытки выгрести от берега. Увы, весло на их плавсредстве имелось всего лишь в единственном экземпляре, поэтому трое пытались грести всем, что попалось под руку: крышкой от какого-то ящика, ведром и даже спасжилетом. Пятый парень постоянно дёргал стартерный тросик, пытаясь завести мотор. Теперь мне стало понятно, почему Ворон просто молча наблюдал за катастрофой, помочь этим несчастным всё равно было нечем.

– Может быть, подсказать им, чтобы прыгали за борт и добирались вплавь? – предложил я застывшему в трансе учителю. – По-моему, так у них будет больше шансов, особенно, если поднырнуть. Течение здесь хоть и сильное, но поверхностное. А лодку точно расколошматит об скалы.

Не дождавшись ответа, я принялся дикими воплями излагать терпящим бедствие мужикам свой безумный план спасения. Шансов, конечно, было немного, но они хоть были. А вот если катер дотянет до поворота, то шансов не будет вовсе. Увы, обречённые пассажиры не обратили на мои спасательские потуги никакого внимания, они продолжали ожесточённо бороться с течением и волной. Через несколько минут, прочувствовав на собственной шкуре значение выражения «глас вопиющего в пустыне», я было решил послать этих маньяков в пешее эротическое путешествие, коли уж их переклинило на почве экзотического способа самоубийства. Но в этот момент один из мужиков поднял голову, и меня окатило волной неприкрытой ненависти.

Наверное, ему было страшно, должно было быть, по идее, но всё его существо в этот момент переполняла такая злоба, что для страха уже не осталось места. Я видел этого типа лишь раз, но отчего-то узнал его мгновенно. Это был Виктор, тот самый бывший мент и зек, который явился по осени сводить счёты с Вороном. Вот только на этот раз с ним не было женщин, попутчиками нашего непутёвого мстителя были четверо здоровых мужиков. Что ж, намерения этой компании не вызывали никаких сомнений. Обломавшись в прошлый раз, Витёк сколотил новую банду и отправился на остров мстить обидчику. Теперь странный выбор времени для путешествия тоже стал понятен, бандитам нужно было провернуть своё подлое дело без свидетелей, пока на Спасе ещё нет туристов. А выбранный маршрут однозначно свидетельствовал, что Витёк хотел подобраться к нам незаметно, ведь с западного берега, где стоял наш домик, мы бы его катер легко засекли.

В первый момент я даже невольно испытал что-то вроде злорадства, мол, поделом вам, уроды, обострённая мстительность обычно не способствует долгой жизни и крепкому здоровью. Но потом мне стало стыдно. Да каким бы отморозком ни был этот Витёк, но всё же живой человек, пока, во всяком случае. Тем более, что остальная четвёрка вообще ни за что сгинет. Конечно, справедливости ради нужно отметить, что наниматься на расправу с беззащитными, как им, наверное, показалось, зимовщиками – это дело недостойное, прямо скажем, просто омерзительное. Однако не мне осуждать их мотивы, в сущности, эти мотивы мне неизвестны. Может быть, Витёк наплёл им с три короба, вот они и попёрлись искать справедливости для своего атамана.

– Ворон, ты же можешь им помочь,– я повернулся к учителю и заглянул ему в глаза. – Катер уже достаточно близко, чтобы ты смог завести мотор.