Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню»

– Я вспомнил, как Эвелина стояла со мной в церкви перед алтарем, стало быть, она согласилась стать моей женой. Она бы не сделала этого, если бы, как ты выразился, терпеть меня не могла. Кроме того, сердце нельзя обмануть – я любил ее, и до сих пор люблю.

Карл негромко рассмеялся.

– Стало быть, ты не помнишь, сколько усилий она потратила, чтобы избежать этого брака? Не помнишь, как ты почти силой тащил ее к алтарю? Знаешь, вот теперь я тебе верю. Ты действительно лишился памяти, если не помнишь ваши отношения с Эвелиной! Но одно верно, – быстро добавил он, заметив, что герцог нахмурился, – если кто и сумеет привести тебя в чувство, то только Эвелина. Тебе нужно найти ее как можно скорее. Только помни, что ты женился на ней под именем князя Острожского, и если ты утверждаешь, что на самом деле ты принц Анжу и какой-то там герцог, на твоей родине этот брак будет считаться недействительным, и твой сын будет просто одним из твоих бастардов.

– Ну-ну! – закричал он, видя, что герцог в гневе вскочил на ноги. – Я лишь предупреждаю тебя, какого сорта проблемы тебе придется решать. И, более того, у меня есть подозрение, что Ягайло не отпустит Эвелину с тобой, в любом случая. Уж больно он ее опекает.

– Что ты имеешь в виду?!

– Ну, допустим, то самое, о чем ты подумал. Эвелина – очень красивая женщина, а король не так уж и стар, к тому же он мужчина. Недаром королева Анна сделала все возможное, чтобы закрыть Эвелине двери ко двору. Ты не кидайся на меня, идиот, а слушай, что я говорю. Я прекрасно помню то, что, в свое время, ты сделал для меня. Теперь моя очередь. Так вот, я думаю, что король немного подумал и снова решил жениться. Наследника то у него все еще нет. Эвелина, как дочь воеводы Ставского и вдова князя Острожского, ему очень даже подходит. Так что у меня сильное подозрение, что он уже положил на нее глаз. Если ты – князь Острожский, он еще, может быть, и раздумает. А вот если ты – какой-то там иноземный принц, он разведет вас с Эвелиной так быстро, что ты и пикнуть не успеешь.

– И какой же вывод ты сделаешь из своих умозаключений, мой всезнающий и хорошо осведомленный друг? – спросил герцог таким тоном, что Карлу показалось, что к нему словно вернулось хладнокровие и присущее ему в былые годы чувство юмора.

– Я рад, что ты ценишь мои скромные таланты.

Карл снова сбросил ноги с подлокотника кресла, поудобнее уселся на скамье и, став серьезным, негромко сказал:

– Я думаю, что Ягайло сам найдет князя Острожского и скажет ему правду. Если ты, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, окажешься действительно принцем европейского королевского дома, он попытается избавиться от тебя по-хорошему, но он будет сильно возражать, если ты потребуешь у него Эвелину и Андрея. Твой малыш уже получил титул князя Острожского, и Ягайло сохранил за ним все твои прежние владения. Это говорит о том, что у него имеются свои планы относительно их обоих. Эвелина опять оказалась слишком красивой для того, чтобы ее оставили в покое.

– Какой же будет твой совет? – так же серьезно спросил герцог.

– Совет? – Карл насмешливо скривил губы. – Я не даю советов. Во-первых, не даю их из принципа, а, во-вторых, лично тебе. Ты был звездой польского двора, признанным дипломатом, вершил политику, мирил и ссорил королей и вельмож Тевтонского Ордена. Так что, друг любезный, напрягись и хоть раз обрати свои таланты на свою личную пользу. Что же касается меня, мои польские связи и мой меч, если понадобится, всегда в твоем распоряжении. Заявляя это, я сильно надеюсь, что ты не поймаешь меня на слове и не попросишь штурмовать Вавель.

– Да уж, – герцог сжал рукой лоб, чтобы унять начинающуюся головную боль.

– Кстати, последний нюанс. Точнее, совет, который дала Эльжбета. Ты ведь просил совета, не так ли?

– Ну и?

– Срочно найди свою жену. И переспи с ней.

– Ты что же, совсем совесть потерял? – с изумлением спросил герцог.

– Мне нравится твоя реакция. Просто сделай это. Я слышал, что Ягайло послал своего секретаря в Остроленку, чтобы увезти оттуда Эвелину и Андрея. Это значит только одно: новость о твоем присутствии уже достигла ушей короля.

– Сколько у тебя людей? – спросил Карл после непродолжительного раздумья.

– Много.

Карл с удивлением увидел, что Острожский уже не так напряжен и даже слегка усмехается, наблюдая за ним.

– Как много? – подозрительно спросил он.

– Очень много. И все отлично тренированные для войны наемники. Так что при желании я действительно могу штурмовать Вавель, если это понадобится.

– И что ты намерен делать?

– В настоящий момент я намерен отправиться спать. Уже поздно.

– То есть, штурм Вавеля откладывается на завтра? – уточнил Карл, неизмеримо обрадованный тем, что Острожский все больше и больше начинает вести себя как тот человек, которого он знал прежде.

– Не могу ничего обещать. Но недели через две или три приглашаю вас с Эли и семейством в Остроленку.

– Откуда ты знаешь, что у меня есть дети? – поразился Карл.

– Было бы странно, если бы их не было. Наследник?

– Да, – с гордостью сказал Карл.

– Поздравляю. А сейчас, иди спать. Ты мне очень помог, Карл. Обо всем остальном поговорим в Остроленке.

– Ты едешь в Остроленку?

– Нет, Карл. Я еду в Краков. Насколько я понял с твоих слов, Эвелину следует искать именно там.

Глава 4

    Краков, Польша, август 1416 г

На последней перед Краковом почтовой станции не оказалось лошадей. Проклинающий в душе всех и вся от нетерпения очутиться скорее в Кракове, герцог, стараясь сдерживать свой гнев, вышел из кареты и бездумно наблюдал, как проворные и молчаливые люди, напуганные бледностью и непроницаемым выражением его лица, торопливо распрягали загнанных лошадей.

Чуть поодаль, на почтовом дворе стояла другая карета, большая и вместительная, с закрепленными на крыше ремнями сундуками. Она въехала во двор на четверть часа раньше, и теперь ее счастливые обладатели уже ждали, пока им запрягали свежих лошадей.

Молодая женщина в темном плаще, наброшенном поверх платья и почти полностью скрывавшем его цвет и фасон, в темной шляпе с вуалью, торопливо сошла по ступенькам гостиницы, расположенной на территории постоялого двора и направилась к карете. Рядом с ней, зацепившись за ее руку, бежал, подпрыгивая от возбуждения, белокурый мальчик лет пяти-шести, подвижный, как ртуть. Через минуту, он вырвал у матери свою руку и, весело смеясь, побежал к карете, стремясь опередить мать.

В то же время в растворенной двери конюшни появился грум, ведущий под уздцы вторую пару лошадей для кареты. Резкое движение мальчика, нечаянно оказавшегося почти перед самым носом у лошадей, испугало их. Лошади всхрапнули, встали на дыбы, поводья выскользнули из ослабших пальцев не ожидавшего этого грума, от неожиданности упавшего вниз лицом на землю. Мальчик остановился и вскрикнул от страха, увидев занесенные над его головой огромные тяжелые копыта лошадей, неотвратимо опускавшиеся ему на голову.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, герцог бросился вперед, к лошадям, изловчившись, дотянулся до болтавшихся поводьев и в последнюю минуту успел ухватить лошадей под уздцы и сдержать их. На какую-то долю секунды он увидел и успел оценить находчивость мальчика, без звука упавшего на землю, свернувшись в комок и закрыв руками голову, а затем молниеносно откатившегося в сторону. В следующую минуту на удилах лошадей повисло уже, по меньшей мере, дюжина людей, как опомнившихся от неожиданности слуг герцога, так и поляков, служивших, по всей видимости, молодой женщине. Герцог бросил поводья и подбежал к неподвижно лежавшему на дороге мальчику. Он подхватил на руки легкое маленькое тельце и чуть не закричал от радостного облегчения. Ребенок открыл глаза и испуганно уставился ему в лицо.

– Мне очень жаль, – виновато пробормотал он.

– Да ты просто в рубашке родился! – прошептал герцог, порывисто прижимая к себе мальчугана.

От волнения он не заметил, что заговорил по-итальянски.

– О! Я даже не знаю, как благодарить вас, сеньор! – раздался за его спиной взволнованный женский голос, прерывистый и такой невыразимо ему знакомый. В довершение ко всему, изумленный герцог вдруг осознал, что женщина говорила с ним по-итальянски.

– Не стоит благодарностей, сеньора, – сказал он, оборачиваясь к молодой женщине в темном плаще, матери малыша. – Но, бога ради, скажите мне, как вы определили, что я итальянец?

Взглянув на нее, герцог почувствовал, что его сердце сейчас выскочит из груди. От поспешного бега плащ молодой женщины распахнулся, и под ним оказалось сшитое по последней европейской моде платье насыщенного вишневого цвета, отделанное золотистой тесьмой и такого же цвета вышивкой на юбке и на груди. В низком вырезе лифа герцог мог видеть, как часто и порывисто вздымались, в такт ее дыханию, совершенные по форме высокие груди. Свою шляпу с вуалью молодая женщина, видимо, сбросила сразу же перед тем, как ринуться спасать своего сына. Светло-золотистые локоны из ее распавшейся прически разметались по ее плечам и спине, густыми волнами обрамляя прекрасное, бледное лицо с блестящими в синих глазах слезами – лицо девушки с портрета Контарини.

– Вы говорили с моим сыном по-итальянски, – машинально ответила Эвелина Острожская, в свою очередь, поднимая глаза на спасителя.

В тот же миг Эвелине показалось, что она лишилась рассудка. На захудалом почтовом дворе, держа на руках пятилетнего Андрея, стоял и в безмолвном удивлении смотрел на нее погибший почти шесть лет тому назад под Грюнвальдом ее покойный муж, князь Острожский. Андрей крепко сжимал своими ручонками его шею, прильнув к его груди всем своим маленьким дрожащим тельцем.

– Бог ты мой! – потрясенно вырвалось у нее. – Князь Острожский!

– Эвелина! – в свою очередь произнес одно единственное слово он.