Она вздохнула и с улыбкой произнесла вслух совсем не то, что намеревалась.
– Есть ли у вас в Твери лекарь, дорогой принц?
– Лекарь? – удивленно поднял бровь Дмитрий. – Вы больны, принцесса?
– Мне нездоровится, – сказала чистую правду Кончака. – Меня все время знобит, я не привыкла к русским холодам.
Дмитрий с удивлением слушал ее, поражаясь тому, как она вообще умудряется дышать в натопленной, словно русская парная, светлице.
– Возможно, вам следует выходить дышать свежим воздухом, дорогая принцесса, – осторожно заметил он.
– Я не люблю гулять! – живо откликнулась Кончака, кокетливо посмотрев на тверского принца. – Я люблю быть в тепле, я – гаремная птичка. Пошлите мне лекаря, дорогой принц. Я сильно замерзла во время путешествия с мужем и когда все ожидали окончания этого злосчастного сражения. Возможно, это просто простуда.
– Хорошо, принцесса, – с готовностью отозвался Дмитрий, вставая из кресла. – Я пришлю вам лекаря. Что-нибудь еще?
– У моих дверей стража! – воскликнула Кончака, поднимаясь вслед за ним. – Такое впечатление, что я в плену!
«Боже, дай мне терпения! – быстро подумал Дмитрий. – Ты действительно в плену, несчастная монгольская царевна. И чем скорее ты поймешь это, тем лучше для тебя!»
– Стража приставлена к вам для того, чтобы никто не смог причинить вам вреда, – терпеливо, словно ребенку, пояснил в ответ на несчастный взгляд принцессы он.
– Кто может причинить мне вред в доме моих друзей? – тихо спросила Кончака, шокированная его словами.
– У моего отца, князя Михаила Тверского, много врагов, – как можно спокойнее отвечал ей Дмитрий. – Мы не хотим, чтобы, в целях навредить моему отцу, они причинили какое-либо беспокойство вам, дорогая принцесса.
– Мой муж – тоже враг твоего отца, русский принц? – тихо спросила Кончака, гладя на него ясными, круглыми, темными, словно черешня глазами.
– Да, – наклонив голову, согласился тверской принц. – И этот ваш баскак, который пришел с твоим мужем. Кавгадый.
Кончака вздрогнула от омерзения, вспомнив ухаживания, которыми одаривал ее темник Кавгадый в Сарай-Берке перед тем, как она стала невестой московского князя.
– Это – страшный человек, принц! – искренне вскричала она, порывисто касаясь своими пальцами руки молодого тверского князя.
– Вот видите, принцесса. Стража у дверей охраняет вас от ненужных посетителей.
– Темник Кавгадый уже несколько раз просил меня его принять, – прошептала Кончака несчастным голосом. – Но я не хочу его видеть! Он, как и мой муж, бросил меня на произвол судьбы после боя!
– Он ваш соотечественник, принцесса, – осторожно заметил Дмитрий. – Кроме того, он – доверенное лицо вашего брата, хана Узбека.
– Он – убийца! – вскричала Кончака. – Я не хочу его видеть! И еще одно, принц. Ваши стражники у дверей. Прикажите им не трогать моих служанок!
– Они что, к ним приставали? – изумленно спросил Дмитрий.
– Нет, – лицо Кончаки зарделось от смущения. – Это мои служанки, глупые девчонки, пытаются их соблазнить. Я уже и бранила их за это, ничего не помогает. Уж больно им нравятся русские батыры! У вас в Твери, принц, мужчины красивые, как на подбор.
Дмитрий наклонил голову, скрывая улыбку. Монгольская принцесса нравилась ему своей непосредственностью. Кроме того, она была красива совершенно иным типом красоты, чем светловолосые, светлокожие и голубоглазые русские девушки из Твери. Она казалась ему экзотичным цветком, красивым и ядовитым, которым можно любоваться на расстоянии, боясь тронуть рукой, чтобы ненароком не отравиться и не обжечься.
– Заходи ко мне еще, тверской принц, – сказала Кончака, когда Дмитрий собрался уходить. – Мне интересно говорить с тобой. Кроме того, я очень одинока, здесь, в княжеском тереме Твери, никто, кроме тебя, не говорит на моем языке.
– Я зайду, – пообещал Дмитрий, улыбнувшись ей на прощание.
Кончака вспоминала его потрясающую искреннюю улыбку всю следующую неделю, когда усиленно глотала настойку от простуды, которую три раза в день приносили ей от тверского лекаря. На четвертый день лечения она почувствовала себя настолько хорошо, что отважилась сама послать Фатиму за тверским принцем.
Дмитрий пришел в ее покои вечером того же дня. Вид оживленной, порозовевшей при его появлении Кончаки поразил его. Девушка казалась веселой и здоровой, она так и лучилась от счастья, трогательно смущаясь от его похвал по поводу ее быстрого выздоровления.
– Я хотела поблагодарить вас за лекаря, дорогой принц, – сказала она, заглядывая в глаза высокому Дмитрию. – Вы обещали мне прогулку, не правда ли?
– Вы хотите выйти на мороз? – удивленно спросил Дмитрий.
– Почему бы и нет? – пожала плечами Кончака. – У меня есть шубка из песца и теплая шапка. Посмотрите. Это подарок моему деду от византийского императора. Шапка власти, как смеялся мой брат Узбек.
Дмитрий принял из ее рук круглую аккуратную шапочку, опушенную блестящей шкуркой то ли белки, то ли песца. На верхней части шапки располагался вышитый от края до края золотой нитью крест, на пересечении которого перпендикулярно крепился небольшой золотой крест – символ христианства. Покачав головой, Дмитрий приказал принести ей теплый пуховой платок, который повязал на изящную головку царевны перед тем, как она надела на него шапку.
Очутившись во дворе, Кончака с любопытством вертела головой, осматриваясь по сторонам. Княжеский двор был полон воинов. На принцессу бросали любопытные взгляды, но присутствие рядом с ней молодого тверского князя вызывало еще больший интерес. С ним сдержанно здоровались, удерживаясь от рвущихся с языка вопросов.
Вечером Кончака приказала Фатиме принести ей письменные принадлежности и села писать письмо брату. От князя Дмитрия во время прогулки она узнала, что великий тверской князь собирается в Орду. С ним она и собиралась отправить свое письмо. Кончака некоторое время размышляла, покусывая кончик гусиного пера, а затем ровные строки арабского письма начали аккуратно заполнять страницу. Кончака подробно рассказывала брату про все ее приключения на Руси. Про долгую дорогу на север, про грубость московского мужа. Про то, как, бросив ее на произвол судьбы, Юрий убежал на север. Про то, как не стал защищать Кавгадый. Рассказала про гостеприимство тверского князя, и, в особенности, про молодого тверского принца. Принца, который говорил на монгольском языке, знал их обычаи, и был очень добр к ней. Так добр, что ей очень понравился. Завершила письмо нарочито наивным вопросом. Если Узбеку так нужен союз с русскими, почему бы ему после наказания ее московского мужа, не отдать ее в жены тверскому принцу?
Перед тем, как запечатать письмо, Кончака, как истинная дочь хана Тогрула и принцесса Золотой Орды, из осторожности разбудила вторую служанку, Зухру, и заставила ее скопировать свое письмо. Затем, запечатав оба письма своей личной печатью, она оставила одно себе, а второе отдала Зухре, взяв с нее клятву отдать его тверскому принцу, если с ней случится что-то неладное.
– Да что случится то? – зевая со сна, переспросила Зухра. – Это вам не монгольский двор вашего брата в Сарай-Берке. Тут травятся только этой их тушеной капустой, да кислым квасом.
– Замолчи! – вскипела Кончака. – Еще не хватало тебе злую судьбу накликать! Делай, что тебе говорят! Поклянись!
И Зухра поклялась. Кончака спрятала оригинал письма среди своих многочисленных вещей и, выпив очередную порцию волшебного зелья от простуды, улеглась спать.
Утром следующего дня о существовании этого письма узнал темник Кавгадый.
Тверь, Тверское княжество, земли Северо-Восточной Руси, начало 1318 года
Стукнув костяшками пальцев в приоткрытую дверь горницы великого князя, Дмитрий, прежде чем войти, терпеливо дождался разрешения отца.
Князь Михаил Ярославич сидел за своим рабочим столом, занимаясь делами. Несмотря на то, что в горнице было довольно прохладно, он был в легкой рубашке с открытым воротом.
При появлении Дмитрия он вопросительно посмотрел на сына.
– Что-то случилось? Или просто так зашел?
– Просто так.
Дмитрий скользнул внимательным взглядом по кипе грамот, горкой возвышавшихся на рабочем столе отца.
– Ты сильно занят, отец?
– Говори, зачем пришел, – откинувшись на спинку кресла, сказал князь Михаил Ярославич. – Я всегда занят. И присядь. У меня шея болит на тебя снизу вверх смотреть.
Дмитрий послушно опустился на лавку у стены, и некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями перед тем, как задать интересовавший его вопрос.
– Отец, расскажи мне, почему ты не согласился на мой брак с сестрой Узбека, – наконец, тщательно подбирая слова, спросил он.