Проклятье рода Ротенбургов. Книга 3. Эхо чужой любви

– Я с радостью предложу тебе свой номер.

– А сам?

– Но ты же не выгонишь меня на улицу?

– Еще слово, и я положу трубку!

– Хорошо, успокойся, – уже другим тоном сказал он. – Мама будет жить у своей подруги по институту. Она состоятельная дама с хорошей квартирой, так что места для тебя хватит. Приезжай, не пожалеешь. Я гарантирую тебе ужины в лучших ресторанах столицы.

– Еще чего!

– Я оплачу твой проезд туда и обратно и даже выдам тебе командировочные, – пообещал он.

– И заставишь их отработать?

– Ну, зачем же так плохо обо мне думать. И потом, с нами будет моя мама. Она не позволяет мне делать глупости. Но, если ты хочешь быть совершенно уверена в том, что я безопасен, то я скажу, что Крис и Ивар тоже собираются с нами. Итак?

– Я приеду.

– Спасибо, дорогая. Я буду тебя ждать.

Первое, что я увидела, сойдя с поезда на Казанском вокзале в Москве тремя днями позже, была его улыбка, чистая, белозубая, такая нетипично советская, что я даже поразилась, как заграница влияет на людей.

Рядом с Эгисом стояла высокая сухопарая женщина со строгим лицом и гладко зачесанными в замысловатую прическу волосами цвета неочищенного каштана. Она тоже улыбнулась мне, в то время как глаза ее настороженно изучали каждую черточку моего лица.

Через несколько минут к нам присоединился и отец Эгиса, красивый седой мужчина, от которого оба брата Ротенбурга унаследовали свои великолепные фигуры.

– Какая красивая девочка! – удивленно воскликнул он, обращаясь к своей жене по-немецки после того, как Эгис представил меня родителям. – А ты все пилишь его, что он не думает о своем будущем. Можешь считать, что мое благословение ты уже получил, сын.

– Папа, – мягко сказал Эгис, усмехнувшись и вытаскивая из моих рук спортивную сумку, с которой я приехала. – Она прекрасно говорит по-немецки, спроси пани Изольду, она сама ее учила, а по-английски понимает в пределах школьного курса. Так что, я думаю, нам лучше перейти на русский.

– По-латышски барышня тоже говорит? – спросил меня отец Эгиса, хитро улыбаясь.

– Нет. Но я понимаю! – сказала я.

Он засмеялся. Когда подошли Крис и Ивар, мы уже болтали с ним, как будто были знакомы всю жизнь. Я ему нравилась, я чувствовала это.

Крис налетела на меня как ураган, тормошила, расспрашивала, демонстрировала свои наряды, и в такой суматохе я не заметила, как меня погрузили в машину и отвезли на место поселения этой веселой семейки.

Ужинали мы в «Космосе», где, кстати, и поселился Эгис, а затем, глядя на него, Кристина и Ивар. Ради такого случая Крис предложила мне платье, которое купила в Гамбурге как подарок к моему дню рождения.

Это было черное с блестками вечернее платье, длинное, узкое, с высоким разрезом с одной стороны от полы до середины бедра, с сильно декольтированными плечами и спиной. Только Крис могла догадаться подарить нечто подобное человеку, вышедшему из семьи инженеров бывшего Союза. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.

Когда мы с Крис были почти одеты к ужину и в номер зашли мальчики, Ивар галантно сделал своей жене дежурный комплимент и поцеловал ее в висок, а Эгис в молчании некоторое время разглядывал меня, а потом коротко сказал:

– Волосы надо поднять.

Он собственноручно поднял и заколол густую копну моих белокурых волос.

– Как здорово! – тут же закричала Кристина. – Тебе очень идет. Ты стала очень красивой, Элена, и даже чем-то похожа не нашу немецкую тетку со старого портрета в замке.

А я почувствовала, как пальцы Эгиса, в то время как он касался моих волос, скользнули одновременно беглой лаской по моей шее к плечам и коснулись щеки.

Во время ужина он не сводил с меня глаз. Когда Кристина и Ивар, немного поддав, пошли танцевать, он, проронив несколько ничего не значащих замечаний, вдруг положил передо мной на стол лист бумаги с гербовой печатью, готическими буквами и немецким текстом.

– Что это? – не поняла я.

Он пододвинул свое кресло ближе к моему.

– Это – брачный контракт, – помолчав, сказал он.

– Что-о?

– Прочитай. Может быть, тебе понравится.

– Ты с ума сошел! Я, по моему, ясно тебе сказала, что замуж за тебя не выйду. Никогда.

– «Никогда» – это страшное слово, – холодно ответил он, – не стоит бросаться им походя. Ведь мы же всегда нравились друг другу. Почему ты упрямишься? Я не понимаю.

– Потому что между нами всегда будет стоять Зигмунт. Ты сам все прекрасно понимаешь, и не стоит прикидываться идиотом!

Я кусала губы и уже жалела о том, что согласилась приехать в Москву, соблазнившись возможностью развеяться и увидеться с Кристиной.

– Но он умер, – Эгис накрыл мою ладонь, лежащую на столе, своей рукою. – Он умер, а ты жива. Жизнь продолжается.

– Заткнись! – не совсем вежливо сказала я. – Заткнись, или я надену эту салатницу тебе на голову.

К нам неожиданно приблизился какой-то молодой парень из-за одного из соседних столиков, которого я сначала приняла за официанта из-за его фрака, и пригласил меня танцевать. Я покачала головой, и он отошел, разочарованный.

– Это мой коллега из Гамбурга, – через некоторое время, разделываясь с бифштексом, небрежно сообщил мне Эгис, не отрывая глаз от тарелки.

– Я должна была пойти с ним танцевать? – уточнила я.

– Ты никому ничего не должна, – он поднял на меня глаза. – Просто он богат и очень разборчив. Я начинаю опасаться надолго оставлять тебя одну.

Я не успела ничего ответить – к столику вернулись Крис и Ивар. Кристина увидела валявшуюся бумажку с гербовой печатью, взяла ее, прочитала, и, ахнув, сияющими глазами взглянула на меня, а потом на Эгиса.

– Вы поженитесь? – радостно закричала она.

– Крис! – укоризненно сказал Ивар, улыбаясь. – Она еще не подписала ее, и я что-то не вижу коленнопреклоненного Эгиса с кольцом.

– Если дело только за этим, – внимательно наблюдая за выражением моего лица, произнес Эгис, отставляя в сторону свой бокал с вином. В следующую минуту его пальцы скользнули к верхнему карману его дорогого, хорошего пошива пиджака, и он, помедлив не секунду, вытащил оттуда маленькую кробочку, обтянутую черным с золотом сукном.

Мне сразу же стало нехорошо. Какого черта! Чего он добивается? Хочет, чтобы я опозорила его на глазах всей публики или, наоборот, надеется, что я не посмею этого сделать?

Он открыл коробочку, любопытная Кристина сразу же заглянула внутрь и снова ахнула:

Какая прелесть! Ты только посмотри!