Проклятье рода Ротенбургов. Книга 3. Эхо чужой любви

– Но она хорошо ко мне относится, – возразила я.

– Да, возможно, – он вздохнул и открыл карты, пояснив причину своего беспокойства. – дело в том, что племянник моего деда внешне похож на Зигмунта. Как родственник.

– Ты хочешь сказать, – начала я.

– Я ничего не хочу сказать, – перебил меня он. – Помни, что Зигмунт умер. Это печально, но это так. Никто другой не заменит тебе его.

Я собиралась было поломать голову над этой проблемой вечером, но оперативность пани Изольды не знала границ. Через час после звонка Эгиса мне позвонила она. Я внимательно выслушала все ее сбивчивые объяснения и тотчас же согласилась на встречу с дедушкой. Я решила, что встречусь с ним в тот самый момент, когда Эгис сказал, что его племянник похож на Зигмунта. Пани Изольда добавила, что Марк-Кристиан – это племянник и одновременно приемный сын и наследник огромного состояния барона.

– Он действительно похож на Зигмунта? – прямо спросила ее я.

Она помолчала, а потом ответила:

– Да, но очень немного. Внешне, это сходство не особо бросается в глаза, он старше моего сына, он зрелый мужчина, в то время как Зигмунт был всего лишь юношей, но по характеру они похожи куда больше. Я бы хотела, чтобы ты с ним познакомилась.

– Зачем? Чтобы позлить Эгиса?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, малышка, – даже по телефону я слышала, как дрогнул ее голос. – Он очень хороший и очень порядочный человек. А теперь слушай. Мы встретимся с бароном в Риге, у меня. Завтра утром я вылетаю в Саратов, заберу тебя, и мы полетим в Москву. Барон и Марк будут там по каким-то своим делам. Они нас встретят в аэропорту, и мы отправимся в Ригу на уикенд. Все билеты уже оплатил барон. В понедельник ты вернешься домой. Поняла?

– Да. А где мы встретимся с вами? Вы зайдете к нам в гости? Бабуля умерла, но мама будет очень рада вас видеть.

– К сожалению, я не смогу зайти к вам при всем желании. Разница между двумя самолетами два часа. Встретимся в аэропорту, там и поговорим, пока будем ждать самолет. А теперь бери ручку и записывай…

Мы прилетели в Москву поздно ночью. На подсвеченном прожекторами летном поле, чуть в стороне от курса, каким вела нас к зданию аэропорта целеустремленная стюардесса, стояли два высоких мужчины. Их лица были в тени, четко выделялись лишь два силуэта – высокие, стройные, в темных плащах и шляпах. Пани Изольда, которая начала оглядываться по сторонам сразу же, как только мы покинули самолет, тут же с улыбкой направилась к ним. Мужчины тоже вышли из состояния неподвижности и неторопливо, размашисто зашагали нам навстречу. Они шли из полосы тени, мы – из сосвещенной полосы, в морозном воздухе поднимался парок от нашего дыхания. На границе тени они вышли на свет, и я увидела их ближе. Один из них был высокий сухощавый мужчина лет семидесяти, но его фигура казалась по-юношески стройной и подтянутой, другой – молодой мужчина лет тридцати пяти, гибкий, широкоплечий, но очень стройный, с шапкой густых блестящих темных волос, тронутых инеем, то ли ранней сединой. В тот момент, когда я жадно встматривалась в лица обоих, неожиданный порыв ветра сбросил с моей головы капюшон теплой куртки. Под ней обычно не помещалась шапка, поэтому я предпочитала обходиться вообще без нее, набрасывая капюшон прямо на мои подобранные под него длинные, достававшие до пояса, волосы. В ту минуту ветер откинул капюшон с моей головы, волосы сразу же упали мне на плечи, их разметало во все стороны ветром, и я с изумлением увидела, как вмиг застыли оживленные лица обоих мужчин. Они остановились как вкопанные, не сводя с меня глаз.

– О, мой бог! – неожиданно сказал старший из мужчин по-немецки и почти побежал нам навстречу. – О, мой бог! Такого не бывает!

Добежав до меня, он схватил меня за плечи и впился глазами в лицо.

– Алиция! Дорогая моя! – в его голосе звучали восторг и благоговение.

Я ошарашенно хлопала глазами. Молодой человек, тем временем, тоже подошел к нам, не сводя с меня взгляда своих странных темно-синего цвета глаз.

– Гюнтер, ты ее напугал! – с упреком сказала пани Изольда, обращаясь к старому барону. – Я же предупреждала тебя, да ты и сам видел ее фотографии.

– Фото – это одно, – живо возразил ей старший мужчина по-немецки. – Но она даже смотрит, как Алиция, удивляется, как она, у нее такое же выражение лица, глаз, оттенок волос, поворот головы!

– Ты еще не слышал ее голоса, – улыбнулась всегда такая выдержанная пани Изольда, – и не услышишь, если будешь продолжать в том же духе.

Она обернулась ко мне и сказала, поочередно указывая не каждого из мужчин:

– Познакомься, дружок. Этот разговорчивый дедушка – барон Гюнтер фон Ротенбург, а молодой человек, который еще и рта не раскрыл, его сын – Марк-Кристиан фон Ротенбург. А это, мои дорогие, Лена Замятина, невеста Вальдемара-Эгидиуса и лучшая маленькая подружка моего покойного сына.

Мужчины поочередно наклонили головы в безмолвном приветствии.

– Надень на голову капюшон, моя дорогая, а то эти двое так и будут стоять с открытыми ртами, и пойдемте в здание, что ли. Когда вылетает наш самолет?

– Наш самолет за твоей спиной, – весело сказал старый барон, глядя на меня. – Пойдемте, а то девочка действительно простудится. Марк, мы можем вылететь сию же минуту?

– Разумеется.

Старый барон подхватил меня под руку и, увлекая в сторону видневшихся на взлетном поле очертаний маленького изящного самолетика, проговорил:

– Прости меня, девочка, что я тебя так напугал. И спасибо тебе за то, что согласилась встретиться со мной. Когда я увидел твои фотографии у своего остзейского племянника, мне показалось, что я схожу с ума – ты очень похожа на мою покойную жену. Она была русская, умерла почти тридцать лет назад, и я очень ее любил.

– Пани Изольда говорила мне об этом, – наконец отважилась открыть рот я.

Он неожиданно улыбнулся.

– И голос тот же! Даже тот же самый акцент! Невероятно!

Всю дорогу до Риги, занявшую у нас около часа, он говорил не умолкая. Рассказывал, как воевал в Великую Отечественную в России, как встретил и полюбил свою жену, тогда еще совсем молодую русскую девчонку, показывал мне ее фотографии. Вот тогда уже мне казалось, что я схожу с ума – с них на меня смотрело мое лицо, то более, то менее молодое, но мое, пожалуй, более тонкое и красивое лицо более уверенной в себе молодой женщины, но старый барон так не считал. Он был очень обаятельный мужчина, этот старый барон Гюнтер фон Ротенбург, и я не сомнавалась, что в молодости он был очень привлекательным, он и сейчас еще был красив – с четким профилем, темно-серыми живыми искристыми глазами, коротко подстриженной шевелюрой темно-каштановых, перемежающихся с серебром, волос. Он был из той породы людей, которые с первой же минуты неосознанно внушают к себе симпатию окружающих, и эта раз возникшая приязнь к ним способна сохраняться на годы, потому что первое впечатление не обманывает – они действительно и есть такие, какими предстают буквально с первой же минуты знакомства.

С его сыном, или племянником, было сложнее. Как только я его увидела, я поняла, что пани Изольда права – они с Зигмунтом близкие родственники. Думаю, что если бы Зигмунт дожил до его возраста, он выглядел бы примерно также. Несомненно, ни в какое сравнение с красавцем Эгисом Ротенбургом он не шел, но он покорил мое сердце с первого взгляда. Это произошло помимо моей воли, я посмотрела ему в лицо и поняла, что он – мужчина, которого я хотела бы получить для того, чтобы жить с ним в печали и в радости, в болезни и здравии, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Он почти не смотрел на меня. Я помнила лишь первое мгновение, когда с моей головы упал капюшон – его внезапно застывшее ошеломленное лицо с четким профилем греческого бога, изумленные, необычные темно-синие глаза, и то, что он был предельно вежлив со мной, вежлив до неприличия.

Когда в аэропорту в Риге мы садились в машину, чтобы доехать до дому пани Изольды, наши руки случайно соприкоснулись на ручке дверцы, он сразу же убрал свою и вежливо извинился. Затем, оказавшись в такси на заднем сиденье, в обществе меня и пани Изольды, он всякий раз, когда мы неизбежно соприкасались с друг другом, что в такой тесноте вовсе не было событием экстраординарным или нарочитым, извинялся, не поднимая на меня глаз. Сразу же выяснилось, что он не говорит по-русски. Для сына, мать которого была русской, это казалось несколько странным.

– Марк прекрасно говорит по-английски, по-французски, знает польский, итальянский, испанский, немного португальский, финский, – пояснила мне пани Изольда.

– Полиглот, – пробормотала я по-русски, – который не знает языка своей матери!

– Ты несправедлива к нему, – с мягким укором заметила пани Изольда, переглядываясь со старым бароном.

– Мой немецкий в глубоком упадке, английский вообще в объеме курса средней школы, а мне было бы интересно поговорить с ним, – вздохнула я.

– У тебя вполне приличный немецкий, – утешила меня пани Изольда, вновь посмотрев на барона. – Просто, боюсь, Марк сейчас не расположен с тобой говорить. У него, видимо, нечто вроде культурного шока от встречи с тобой.

– Очень понятно, – упавшим голосом сказала я снова по-русски. – Мой бывший бойфренд тоже испытывает состояние культурного шока всякий раз, когда встречается со мной. И когда он выйдет из этого состояния? – помолчав, спросила я ее, имея в виду уже Марка-Кристиана.

– Всему свое время.

В рижскую квартиру пани Изольды мы добрались к середине дня.

Утомленные бессонной ночью, все сразу же разошлись по отведенным им местам, и лично я уснула в то же самый момент, как моя голова коснулась подушки. Проснулась я, когда солнце уже садилось. Пани Изольда мирно посапывала на диванчике напротив меня. Мне жутко хотелось пить. Я встала и прямо в спортивной майке, в которой спала, поплелась на кухню, чтобы глотнуть хоть капельку водички из-под крана. Не ожидая никого там встретить, я храбро открыла дверь и тут же увидела расположившегося за кухонным столом молодого барона фон Ротенбурга. Он был в брюках и светлом джемпере, его пиджак висел на спинке стула за его спиной.

Когда я, с длинными лохматыми белокурыми волосами, спускавшимися до середины спины, взъерошенная со сна, одетая лишь в майку, позаимствованную у моего брата лет пять назад, когда он был еше подростком, широкую, с рукавами до локтя и доходившую мне по длине до середины бедер, с надписью «I like America», появилась на пороге, в его глазах явно отразилось замешательство, с оттенком того самого культурного шока, о котором мне так прочувственно рассказывала недавно пани Изольда. Но я так хотела пить, что совсем потеряла совесть. Вместо того, чтобы с тихим смущенным возгласом, как подобает порядочной девушке, убежать обратно в комнату и там томиться от жажды, я попыталась что-то сказать в свое оправдание, продвигаясь со стаканом в руках к раковине.

– Я ужасно извиняюсь за свой вид, – не знаю уж, как прозвучала эта фраза по-английски, но сказать я хотела именно это.

– Не стоит беспокоиться, – тут же прозвучал его вежливый голос.

– Вот и славно! – пробормотала я себе под нос, открывая кран и набирая в стакан воды.

Как только я с наслаждением прильнула к стакану, меня остановил его возглас, уже на родном, непроизвольном, немецком:

– Что вы делаете? Эта вода для технических целей, у фрау Изольды нет очистителя! Ее нельзя пить!