Назад, в жизнь

Он ожидал, что женщина или откажет ему или достанет из ящика кипу альбомов с семейными фото. Но она поднялась и, пригласив гостя следовать за ней, привела его в соседнюю комнату.

– Это спальня девочек, – сказала она, пропуская его вперед. – Но с тех пор, как сестры не стало, Рита не может сюда заходить. И мы оставили все так, как было при ней. Только вот это добавили. – Она указала на стену, сплошь увешанную сильно увеличенными и оттого слегка расплывчатыми альбомными фотографиями, окантованными и взятыми под стекло.

– Вот здесь ей два годика, – комментировала женщина, стоя у него за спиной и указывая на пухленькую девочку на руках у улыбающейся матери. – Здесь она кормит с ложечки Риту. Как она ревновала, когда у нее появилась сестренка. А потом, повзрослев, души в ней не чаяла… Тут они с отцом. Они устраивали по утрам такую возню, что визг девчонок разносился, наверное, по всему двору. Здесь отец щелкнул ее на нашем абрикосе. Она, как обезьяна, лазала по деревьям, а на этом просиживала часами. Бывало, заберется туда с книжкой и ни в какую не хочет спускаться… А это их выпускной класс. Майя вон та, вторая с краю. Она тут еще с косичками.

Они еще не добрались до взрослой Майи, но Тигран уже в этом и не нуждался. Из всех рамок на него смотрела именно она в разные периоды своей недолгой жизни. И, как заключительный аккорд, портрет Майи-студентки. Беззаботная улыбка, лучистые глаза… ее глаза! Откинутые назад пышные волосы. Именно такой он впервые увидел ее в сквере с месяц назад.

– Спасибо, – с трудом выдавил из себя Тигран. Ощутив внутри пропастью разверзшуюся пустоту, он хотел сейчас только одного – как можно скорее уйти отсюда.

Они вернулись в гостиную. Оставался еще один вопрос, который он никак не мог заставить себя задать, еще один шанс доказать себе, что чудес на свете не бывает. Как утопающий за соломинку, он цеплялся за версию, что Майя после аварии долго находилась в коме, а потом, придя в себя и ничего не помня, сбежала, скажем, из больницы. Что ее каким-то непостижимым образом посчитали мертвой. Идея была заведомо бредовая. Хотя… куда менее бредовая, чем появление Майи на его жизненном пути. И он осторожно спросил:

– Эльвира Юрьевна, а ее… ее пытались спасти?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Они оба умерли сразу, на месте. До того, как я об этом узнала.

– Простите, что разбередил ваши раны. – Тигран склонился к руке женщины, вложив в этот почтительный поцелуй все свои невысказанные чувства. – Мужайтесь. Уверен, у вас будут еще светлые дни.

ГЛАВА 15

Тигран долго бродил по улицам, пытаясь осмыслить ситуацию, в которой оказался, пытаясь постичь то, что находилось за пределами его понимания. Окончательно измотав себя морально и физически, он принял наконец решение вернуться домой, испытывая страх, что Майя могла не дождаться его и малодушно в тайне того желая.

Едва лифт остановился на его этаже, Майя появилась в дверях с радостной и одновременно грустной улыбкой на губах. Ее проницательный, будто видящий насквозь взгляд внимательно изучал его.

– Умираю с голоду, – как можно естественнее сказал он, целуя ее в щеку.

И от этого поцелуя холодок пробежал по спине Майи, а на лицо легла тень.

– У меня давно все готово, – беспечно сказала она. – И стол накрыт.

Тигран накинулся на еду, не отрывая взгляда от тарелки. Майя искоса наблюдала за ним – не за его движениями и мимикой, а за тем, что творилось в его душе. И чем дольше она смотрела на него, тем все более пустым становился ее взгляд. Она вдруг отчетливо осознала, что это их последний совместный день. Ее последний день!

После ужина они, не сговариваясь, прошли в гостиную и сели в кресла – друг против друга. Тигран конечно же не собирался рассказывать ей о проведенных им расследованиях. Но, поскольку он-таки вынужден был поверить в то, что его юная возлюбленная явилась к нему из другого мира, ему не терпелось задать ей целую кучу вопросов.

– Спрашивай, не стесняйся, – грустно подбодрила она. – Обещаю ответить на любые вопросы.

Он больше не удивлялся, что она читает его мысли, особенно теперь.

– Знаешь… – сам себя стесняясь, начал он, – я, кажется, уже почти примирился с мыслью, что наши души способны путешествовать из одного мира в другой и что тот, другой мир действительно существует.

– Крупное достижение, – с легкой иронией прокомментировала она.

– Одного только понять не могу, откуда снова взялось вот это. – Он тронул ласкающим движением ее руку.

– Мое тело? Каким-то образом мне удалось воссоздать его. Видимо, я слишком сильно этого желала, – уклончиво ответила она. – То, что так тебя занимает, всего лишь упаковка, не отражающая сути, иногда красивая, иногда уродливая. Но именно она, эта несовершенная материальная оболочка – единственный шанс для нас спуститься в физический мир, вступить друг с другом в физическое общение.

– А разве Там..?

– Там все иначе.

– Расскажи. Как?

– Там дивный восхитительный неописуемый свет. – Майя мечтательно прикрыла глаза, уносясь в недоступные ему сферы. – Свет, который излучаешь ты сам и всё, что тебя окружает. Там чистые краски, гармония и порядок.

– И все же я не понимаю, не могу себе даже представить, как можно не имея тела считать, что ты живешь.

– Да пойми же! Ты это душа, а не тело. Хотя последнее накладывает весьма ощутимый отпечаток на поведение души – здесь. В начале жизни оно ограничивает душу несовершенством детства, в конце – немощью старости, в расцвете сил – дурманом желаний и страстей. Когда же приходит освобождение, душа вновь становится самой собой… По крайней мере так должно быть, – виновато добавила она. – Жить значит рождаться, взрослеть, стареть и умирать, то есть зависеть от времени. Все это удел не твой, а твоего тела. Там не живут, там пребывают. Там сам ты легче былинки, но разум твой, освободившись от тесных оков вот этого футляра, – она постучала пальцами по своей голове, – становится почти безграничным. Ты как бы растворен сразу во всем, и в то же время ты – личность. Ты не страдаешь ежеминутной уязвимостью перед настоящим, незащищенностью – перед будущим, неведением – перед Вечностью. Для тебя нет тайн. Нет расстояний. Тебе не нужно изобретать телефон, чтобы общаться с тебе подобными, потому что можно свободно обмениваться мыслями без слов, ты не нуждаешься в транспорте, потому что средством передвижения тебе служит мысль. Тебе не нужно добывать топливо, чтобы обогревать свое тело, свое жилище, потому что ты и окружающая среда едины. Не нужно заботиться о пище, чтобы извлекать из нее необходимую для твоей жизнедеятельности энергию, потому что ты и есть энергия в чистом виде. Энергия Разума, наделенная индивидуальностью. Тебе чужды зависть, злоба, жажда господства, потому что нельзя завидовать самому себе, нельзя соперничать с самим собой. Вот почему там царит бескорыстнная, всеобъемлющая Любовь.

– Кажется, я немного разобрался с тем, что такое тело, – встряхнув головой, усмехнулся Тигран. – Осталось понять, что такое душа.

– То же самое, что капля в океане. Сама по себе она ничтожно мала. Но из таких капель состоит океан. И если капля скажет тебе: я и есть Океан, это прозвучит немного забавно, но она будет недалека от истины. Я думаю, Создатель специально разбил себя на мирриады капелек-душ, разметав их по всему свету, специально сотворил этот физический мир, сгустив свои мыслеформы, чтобы покайфовать, наблюдая за тем, как заблудшие дети его, будто слепые котята, будут лезть из кожи вон в стремлении вновь обрести себя в Нем. А обретя, восхититься всеобъемлемостью и совершенством Творца. И своей к Нему причастностью.

– Ты «думаешь»? – поймал ее на слове Тигран. – Значит, ты – вернувшаяся Оттуда, не уверена в том, что говоришь. Это только твои предположения.

– Нас слишком далеко разметало. Каждому из нас – мне, тебе, другим – предстоит пройти много ступеней, чтобы суметь вновь приблизиться к Нему, – спокойно ответила она.

Сказав «мне», Майя нахмурилась, помрачнела. Себя-то как раз ей следовало бы исключить. Но где-то в глубине души теплилась надежда, что жертва, принесенная ею, существует лишь в ее сознании, что ничего такого на самом деле с ней не может случиться. Ведь они с отцом, как и все прочие души, бессмертны.

Тигран встал, прошелся по комнате, переваривая услышанное. Наконец, остановился у девушки за спиной и, положив ей руки на плечи, спросил:

– Но если ты действительно познала все то, о чем рассказываешь, как же ты могла захотеть вернуться сюда?

Майя грустно улыбнулась:

– Чтобы ответить на этот вопрос, я должна поведать тебе длинную историю. Хватит ли у тебя терпения выслушать ее?

– Я жажду этого с первого дня нашего знакомства! – опрометчиво заявил Тигран.

– Не уверена, что мой рассказ доставит тебе удовольствие.

– Я весь внимание! – Он снова сел напротив нее.

– Что ж. Тогда слушай… – Она откинулась на спинку кресла, упершись ладонями в подлокотники, и, не глядя на него, заговорила: – Это было девять лет назад. Друзья моих родителей пригласили их к себе на дачу. Кажется, они отмечали какой-то юбилей. Хозяев звали Мария и Артём. Тебе ничего это не говорит?

Мы с вами вместе были в гостях у наших общих друзей, – вспомнились Тиграну слова женщины на кладбище. Но вслух он сказал только:

– Мы работаем с Артёмом в одном отделе.

– Я тоже была там с родителями. Вот тогда-то я впервые и увидела тебя. Тебя и Лию.

Брови Тиграна поползли вверх.

– Ты знала меня прежде? Но я…

– Ничего удивительного, что ты меня не запомнил. Кем я была? Длинноногим, костлявым подростком с косичками. Зато я ела тебя глазами. В саду и за столом. Отец подтрунивал надо мной, интуитивно угадав, что это может стать началом большой беды. Чтобы его отвлечь, я принялась изучать Лию. Она была твоей избранницей, и я пыталась понять, достойна ли она твоей любви. Как сейчас вижу ее перед глазами. Прямые длинные черные волосы спереди подстрижены челкой. Желтовато-серые, как у волка, глаза искусно подведены, на манер египетской богини. Рот крупный, сочный, надменно изогнутый. В ней было что-то от роковой женщины, какими их изображают в американских компьютерных играх. Так мне, одиннадцати-летней дурочке, тогда казалось. Ее движения завораживали. Они напоминали вышедшую на охоту Багиру.

Лия стремилась произвести впечатление на присутствовавших там мужчин. И ей это отлично удавалось. Сам воздух вокруг нее как бы наэлектризовывался и вибрировал от напряжения. Мужчины, забывая про жен, пялились на нее. А жены лопались от злости и готовы были выцарапать ей глаза. Ты нервничал, исподтишка наблюдая за каждым ее жестом, каждым взглядом, адресованным не тебе. Ты был молод, полон внутренней нереализованной силы и подавленного обаяния. О, ты совсем не знал себе цену, мой Фауст. И до сих пор ее не знаешь. Ты съел себя изнутри. Искалечил собственную жизнь. Но это и есть твоя судьба, от которой тебе не дано уйти.