Замок Монбрён

Капитан Доброе Копье следил за ними до тех пор, пока деревья позволяли их видеть.

– Или я ничего не смыслю в военном ремесле,– сказал он, как бы размышляя сам с собой,– или вассалы Монбрёна идут неохотно в засаду. Как бы то ни было, но их больше, чем я ожидал. Узнаю благоразумие Монбрёна: несмотря на свои выходки и хвастовство, он никогда не забывает о предосторожностях. Бездельник не доверяет ни себе, ни своим воинам, задумав напасть на такого рыцаря, как Бертран. Он не поверил, что пятидесяти человек слишком много на одного всадника и на двенадцать безоружных оруженосцев.

– В самом деле,– сказал трубадур,– мне кажется, что отряд этот многочислен, и если у вас только по тридцать человек на каждом месте, где предполагается засада, вы рискуете проиграть дело. Правда, необыкновенная сила Бертрана Дюгесклена может заменить недостаток воинов, пока мы успеем оказать ему помощь.

– К несчастью, мессир,– отвечал капитан, покачивая головой,– эта необыкновенная сила ничего не значит против стрелы или копья, брошенного каким-нибудь бездельником с расстояния двадцати шагов. Вспомните, что при нем нет никакого оборонительного оружия и он без лат… Но,– продолжал капитан отрывистым тоном,– дело в том, чтобы узнать, где остановятся эти молодцы.

Анри подозвал к себе одного из стрелков, стоявших на опушке леса. Это был деятельный и проворный воин, верность которого и знания были не раз испытаны. Они обменялись несколькими словами, потом стрелок поклонился и быстро бросился по дороге.

– Он пойдет за ними, и мы скоро получим верные сведения. Чрезвычайно важно знать место, избранное бароном. Волчья ли Пасть или Соколья долина? Я отдал бы все, чтобы узнать это наверное.

В эту минуту блестящий луч солнца сверкнул на горизонте и озарил горы, леса и долины. Темная масса Монбрёнского замка загорелась светлым отблеском лучей, и почти в то же время звук рожков и труб, возвещавших час пробуждения, раздался в окрестности.

– Наконец они делают вид, что проснулись,– сказал с иронией капитан.– Без сомнения, теперь, когда сеть расставлена, они выпустят знаменитого полководца.

– Урочный час скоро наступит,– возразил Жераль,– только я боюсь, чтобы в минуту отъезда Бертрана не случилось какого-нибудь затруднения насчет Валерии де Латур. Вы знаете, что Дюгесклен обещал ей свою защиту в присутствии всех обитателей замка, а он не такой человек, чтобы добровольно оставить молодую девушку в жертву оскорбленному опекуну.

– Не беспокойтесь об этом, мессир,– отвечал Анри таинственным тоном,– донья Валерия знает, что для своей и моей пользы Дюгесклен должен выехать из Монбрёна цел и невредим и что я всеми силами стану защищать его против коварного врага. Ей известно, что мы засели в этом месте, хотя она и не может нас видеть. Посмотрите,– прибавил с живостью капитан, указывая на замок,– я вижу знак, который доказывает, что она знает наши намерения и будет стараться способствовать им.

Трубадур с удивлением посмотрел по направлению взгляда капитана и искал сигнала, о котором тот говорил. В окне комнаты Валерии он увидел красный шарф, который развевался от утреннего ветерка.

– Каким волшебством, мессир,– спросил он в недоумении,– могли вы так скоро уведомить Валерию о своих планах? Уж не служат ли вам невидимые феи?

– Да, мои посланники так же быстры, как феи, о которых вы говорите,– отвечал Доброе Копье, улыбаясь.– Нынешней ночью, в то время, как вы спали в моей палатке, я нашел средство предупредить Валерию обо всем. Но тише! – прервал капитан, взглянув на замок.– Я снова слышу звук рогов, который, без сомнения, возвещает отъезд Бертрана.

Решительная минута наступила.

В самом деле, трубы не переставали звучать, и в замке все, казалось, пришло в движение. Воины являлись и исчезали на валу, и набатный колокол гремел, как бы возвещая какое-то важное событие. Вскоре подъемный мост с шумом опустился, рогатки ворот отворились, и несколько всадников тихо выступили из-под свода.

– Вот они,– шептал Жераль в нетерпении.– Вот эти люди, так бедно одетые, которые собрались теперь у ворот. Это его оруженосцы, а вот этот человек среднего роста, в коротеньком плаще, который садится на превосходного вороного коня,– это он сам, Бертран Дюгесклен!

– И это тот герой, который восхищает Францию и всю Европу? – спросил Анри.– Это тот самый всадник, которого я видел вчера ехавшим вместе с бароном и которого я принял за ростовщика, ссужающего его деньгами, или за купца, продающего хлеб! Но что значит внешность? Имя Дюгесклена так хорошо, что может украсить само безобразие! Клянусь святым Жоржем! – продолжал с нетерпением капитан.– Что они там делают и почему не выступают?

Свита Дюгесклена, в самом деле, построилась в порядок возле ворот, тогда как Дюгесклен с веселым видом разговаривал со служителями и оруженосцами барона, стоявшими под сводом. Через несколько минут два новых всадника выехали из замка и остановились против ворот. Один, одетый в вассальский короткий плащ, был проводник, которому назначалось проводить Дюгесклена до пределов баронства, другой – в священническом одеянии, в панцире и каске сверх клобука. Несмотря на этот костюм, в нем нетрудно было узнать мужественного монбрёнского капеллана. Дюгесклен быстро осмотрел свою свиту и уверился, что все налицо. В ту минуту, когда он готовился подать знак к отъезду, сама баронесса показалась под сводом бойницы. Она была в том величественном костюме, который мы описали прежде, газовое покрывало, прикрепленное к высокому головному убору, падало до самой земли, и одна из прислужниц держала шлейф ее длинного, вышитого гербами платья. Вокруг нее стояла толпа оруженосцев и пажей в богатых ливреях. Она взяла из рук одного из них золотой кубок, наполнила его до краев и любезно поднесла своему знаменитому гостю. Тот, не сходя с коня, взял кубок и, готовясь выпить его, казалось, приветствовал хозяйку словами учтивости.

– Это сама баронесса,– сказал капитан,– она пришла поднести знаменитому Бертрану прощальный кубок. Хотят вежливостью и почестями усыпить его подозрение. Но не находите ли вы, сир менестрель, странным, что барон не присутствует при этом прощании?

– В самом деле, я не могу себе объяснить…

– Без сомнения, он затеял еще что-нибудь такое, чего мы не знаем.

Прежде, нежели менестрель успел ответить, Дюгесклен выпил кубок. Он возвратил его баронессе и, глубоко поклонившись, подал знак проводнику следовать вперед. Трубы снова зазвучали, тысячи «виват», произнесенных воинами, столпившимися на стенах и у окон замка, приветствовали французского героя, и он поскакал крупной рысью, сопровождаемый своей свитой. Донья Маргерита удалилась вместе с пажами и оруженосцами, решетки были опущены, подъемный мост поднят, и вскоре перед воротами все опустело.

Два лазутчика, скрывавшихся за кустарником, живо наблюдали за этой сценой, но, к величайшему их удивлению, проводник Дюгесклена, вместо того чтобы вести его по дороге, выбранной воинами, отправившимися в засаду, направил свой путь к небольшому озеру, снабжавшему водой рвы Монбрёна.

– Что это значит? – спросил в недоумении капитан.– Эта дорога, насколько мне известно, не ведет ни к Волчьей Пасти, ни к Сокольей долине. Неужели нас обманули? Неужели проникли в мое намерение? В таком случае сюда вмешалась какая-нибудь адская измена!

– Капитан Доброе Копье,– возразил Жераль вполголоса,– я вижу человека, который может объяснить вам все эти тайны, если вы отыщете средство заставить его говорить.

Анри поднял голову и увидел почтенного отца Готье, который приближался, сидя верхом на статном коне. Он расстался с Дюгескленом у самых ворот замка и, благословив с притворным смирением всех присутствовавших, один поехал по большой дороге. Он спокойно подъезжал теперь к тому месту, где расположилась засада капитана.

– Сир де Монтагю,– быстро спросил Доброе Копье,– этот монах – поверенный и советник Монбрёна?

– Да, мессир, и, без сомнения, едет теперь с каким-нибудь важным поручением.

– В таком случае он должен знать то, что нам нужно. Я схвачу его собственными руками.

– Но, капитан, подумайте, время не терпит…

– Мы еще не видели, чтоб выехал Монбрён, а до тех пор, пока он в замке, опасаться нечего.

Он бросился в лес и подал знак двум своим воинам следовать за ним. Они спрятались несколько дальше, в таком месте, откуда не были видны часовым замка.

Капеллан в полном спокойствии продолжал путь, воображая, что на таком близком расстоянии от замка не может быть никакой опасности. Вдруг незнакомый человек схватил его лошадь под уздцы, а капитан Анри, приставив к нему длинное копье, сказал:

– Если крикнете – умрете. Слезайте с коня!

Монах хотел было воспользоваться секирой, которая была у него за седлом, но один из напавших уже завладел ею. Отец Готье хотел закричать, надеясь, что его услышат со стен замка, но едва он раскрыл рот, как одним ударом был сброшен с коня и железная рукавица накрыла его губы.

– Если крикнете – умрете! – повторил Доброе Копье, грозя опрокинутому капеллану.

Видя, что сила и присутствие духа не помогают, Готье пустился было на хитрость и ханжество. Он придал своей физиономии выражение кротости и смирения.

– Храбрые живодеры! – начал он лисьим тоном.– За что вы так дурно обращаетесь со служителем Бога, который шествует исполнить свои святые обязанности? Чем он вас оскорбил? Он чужд распрей и ссор этой несчастной страны и никогда не знал другого желания, кроме желания мира и пощады.

– И для этого-то на вас такая мирная одежда! – прервал Доброе Копье, указывая на вооружение гордого монаха.– Но нам нельзя терять время. Вставайте, почтенный отец, и поскорее отвечайте на мои вопросы. Да говорите всю правду, иначе вам будет плохо, клянусь Богом! И клобук не защитит вас от моего гнева.

Он позволил капеллану встать, но два стрелка держали его за полы из предосторожности, чтобы почтенный Готье не вздумал бежать.

Капеллан с удивлением рассматривал того, кто говорил с ним так повелительно.

– Сын мой, прежде ответа мне должно спросить, кто вы и по какому праву меня допрашиваете? Мне кажется, лицо ваше не совсем мне незнакомо, но…

– Я капитан Доброе Копье и допрашиваю вас по праву сильного.

– Капитан Доброе Копье! – повторил капеллан с притворным удивлением.– Ах, сын мой! Как я рад, что так близко вижу такого храброго человека! Одна благородная девушка,– продолжал он, понизив голос,– лучше других умеющая ценить ваши достоинства, говорила мне о вас, и я ей не раз повторял, что если бы вы только захотели покинуть этих исчадий Сатаны, которые служат вам…

– Без проповедей, почтенный отец! – прервал повелительно капитан.– Меня не подденете на льстивые слова, несмотря на то, что вы упомянули в них об особе, которую я действительно люблю и уважаю. Выслушайте меня хорошенько. Я знаю, что сир де Монбрён сообщает вам все свои планы и намерения, откройте мне его тайну, и прежде всего скажите, куда вы едете теперь, когда такие важные события готовы совершиться? Какое поручение дал вам этот грабитель-барон?

Отец Готье принял на себя вид еще униженнее прежнего.

– Вас обманули, сын мой,– сказал он,– уверив, что я, бедный, ничтожный служитель алтаря, имею такую власть и значение у высокого и могущественного барона де Монбрёна. Правда, я не один раз отказывал ему в отпущении грехов, когда он не хотел дать обещание исправиться, но, увы! Эта спасительная строгость только навлекала на меня его гнев. Он никогда не советуется со мной, и я не больше как один из его покорнейших слуг. Вы меня спрашиваете, куда я теперь еду? Еду подать религиозное утешение бедным окрестным вассалам, лишенным нашей помощи с самого начала этой плачевной войны.

– А я думаю, почтенный отец,– сказал с иронической улыбкой Жераль Монтагю, подойдя к капеллану,– что вы везете гарнизону Латурского замка приказ выйти на помощь барону и готовиться принять знаменитого пленника.

Капеллан был поражен этими словами не менее, чем неожиданным появлением Монтагю. Он пристально смотрел на Жераля и, казалось, не верил своим собственным глазам.

– Точно ли я вижу сира Монтагю? – бормотал он в удивлении.– Монтагю посреди этих воинов, когда все считали его погибшим нынешней ночью во рвах Монбрёнского замка?