Княгиня Ольга. Львы Золотого царства

Но по устремленным на нее глазам Эльга видела: не сгодится тут Соловьица. Это ее, Эльги, сын, ее невестка. Ей и идти…

Скрыть новость было нечего и думать. Ни от молодой княгини, ни от киевлян. Невозможно утаить то, о чем знает семьсот человек.

* * *

Рано утром Эльга приехала к Прияне и застала ее в постели: лихорадка почти отступила, но молодая княгиня пока не окрепла настолько, чтобы проводить на ногах весь день. Бледная, сильно исхудала, она, однако, старалась держаться бодро. При виде свекрови хотела встать, но Эльга велела ей лежать.

– Мы решили принести жертвы за благополучное возвращение Святши, – Эльга села на край лежанки и взяла ее за руку. – Сегодня вернется большая дружина.

Маленький Яр ползал по постели возле матери, и Эльга не могла не улыбнуться, глядя на него. Есть ребенок – у рода есть будущее.

– Откуда ты знаешь? – Прияна оживилась. – Был гонец?

– Ночью приехал Улеб. Большая дружина с Асмундом идет из Витичева, а он поехал вперед.

– А…

– Святши с ними пока нет. Он с частью людей задержался близ Карши. Там с ним Икмоша со своими. Когда они вернутся, пока никто не знает, но мы решили принести жертвы, чтобы успокоить людей и не допустить никаких волнений. Ты согласна, что это правильно? – Эльга склонилась ближе к невестке.

– Д-да, – несколько растерянно кивнула Прияна.

Она видела: от нее что-то скрывают.

– Ты в силах пойти на Святую гору? Если нет, не тревожься: там буду я и все сделаю, как надо.

Глаза Прияны потемнели. Она поняла: дело худо, если свекровь, покинувшая старых богов, готова к ним вернуться. Губы ее дрогнули, но она не сразу нашла слова для вопроса.

– Ты знаешь что-нибудь? – прошептала Эльга, наклонившись еще ниже. – О нем?

С самого детства Прияслава оказалась тесно связана с Навью. Несколько раз она уже предвидела чью-то смерть; у нее на руках умер Хакон, младший брат Ингвара и дядя Святослава. И Эльга все это утро думала с тревогой и надеждой: если со Святославом и правда случилось нечто… очень худое, Прияна может это почувствовать. Кому, как не жене, матери его сына?

Прияна откинулась к изголовью. Бледное лицо с растрепавшимися за ночь волосами, белая сорочка, худоба – все это делало ее похожей не то на русалку, не то на покойницу. Эльгу пробирала дрожь, но она не выпускала исхудавших пальцев невестки, будто это помогало поддерживать связь с сыном.

– Я не вижу… не слышу… глухо все, – прошептала Прияна. – Будто я оглохла и ослепла… ну, там. Хочу его найти и не могу.

– Не мучай себя! – Эльга сильнее сжала ее руку. – О дитяте думай. Ему ты больше нужна. – Она посмотрела на Ярика. – Святша – мужчина, с ним гриди, они справятся без нас с тобой. А вот здесь, в Киеве, без нас никак. Мы должны позаботиться, чтобы народ успокоить. Пойдешь на Святую гору?

– Пойду, – кивнула Прияна. – Я могу вставать. Только устаю быстро.

– Пир устроим у меня, а ты потом хочешь к себе иди, а хочешь – у меня отдохни. Главное, помни: народ нас обеих должен видеть в бодрости. И тебя, и меня. И Яра с нами.

Хорошо, что Прияна так ничего и не узнала о замысле Эльги сосватать для Святослава греческую невесту – такая новость могла бы подорвать ее силы. Успех замысла, в общем, даже не грозил Прияне разлукой с мужем, но звания княгини лишил бы. Эльга ничего не имела против Прияны, относилась к ней почти как к дочери, но… при чем здесь это?

Эльга бережно сжала руку Прияны, вглядываясь в изможденное лицо невестки. Если длительная родильная лихорадка приведет к бесплодию, то царевна, не царевна – Святославу все-таки понадобится другая жена.

Сейчас она еще не впускала в сердце мысль о том, что он может вообще не вернуться.

Прияна обещала к полудню прийти в святилище, и Эльга поехала домой. Невестка восприняла плохую новость наилучшим образом: обошлось без крика, слез и обвинений. Может, она просто не до конца поняла, что происходит. Эльга нарочно постаралась представить случившееся как можно более обнадеживающим. Не сказала, что, по прикидкам гридей, со Святославом может быть от восьми до пятнадцати человек – тех, кто высадился вместе с ним и Улебом, но не был потом обнаружен среди живых или мертвых.

Но сегодня в город придет дружина. Кто-нибудь обязательно расскажет молодой княгине, как все случилось. И хотя бы та будет готова.

А кого винит дружина? Чьих богов?

Эльга ехала верхом, в окружении двух десятков отроков. На киевских торгах и на причале уже объявляли о сегодняшнем возвращении дружины и принесении жертв. Народ на улицах и всходе махал шапками, кричал. Иные орали: «Слава князю нашему!» – кажется, еще не поняв, что Святослава среди прибывающих нет. Эльга улыбалась с седла и кивала направо-налево. Но ясно ощущула, что движется по лезвию ножа.

* * *

К жертвоприношению все было готово. Вымели площадку святилища, с княжьих лугов привели рыжего жеребца. Стояли возле камня-жертвенника горшочки с маслом и медом, ждал пучок перун-травы, молот, жертвенные ножи и ведро для крови. Дубовые дрова лежали по кругу, разложенные на шесть куч. Приехала Прияна с ребенком и отдыхала пока у Эльги. Ждали только подхода дружины и прибытия старших воевод.

– Ригор просится, – доложил Эльге Зимец. – Пускать?

– Пускай, – кивнула она.

Не требовалось особого дара, чтобы предсказать его появление. Как и суть предстоящего разговора. Горяна исчезла со двора сразу, как приехала молодая княгиня, но сегодня Эльге было не до того, чтобы бегать ее ловить. Небось у Ростиславы, своей тетки, прячется, ну и пусть.

– Будь жив, отец! – Эльга встала и шагнула навстречу Ригору. От возбуждения ей не сиделось на месте. – Хорошо, что ты пришел. У нас беда, а у меня две беды.

– Господь поможет, чадо, – Ригор как будто даже растерялся. – Совета и утешения тебе нужно?

– Да. Первая наша беда: князь, мой сын, пропал, и никто не знает, жив ли он. – Эльга с беспокойством оглянулась на Прияну, но та сидела, держа ребенка на руках, с видом спокойным и решительным. – Потому сегодня будем приносить жертвы Перуну, чтобы помог ему вернуться благополучно. А вторая моя беда – я должна в этом участвовать, чтобы смут и раздоров в городе не допустить. Придется мне на грех пойти, и ты меня научишь, как его искупить.

– Не греши, чадо! – Ригор развел руками: дескать, какой еще науки надо. – Коли ты знаешь, что грех…

– Я знаю, но другого выхода нет. Народ должен видеть: мы делаем что можем, с богами в согласии.

– Но то народ темный, языческий! Ты же просвещена, ты знаешь, что идолы и боги ваши – камни и дерево! – воскликнул Ригор, вынужденный повторять то, что все здесь, – кроме Прияны, – и так уже знали. – Как ты можешь с ними в согласии быть?

– Я должна показать согласие с народом. Иначе здесь будет страшная смута, и она куда больше вреда принесет, чем мой грех.

– Остановись, княгиня! – Ригор подошел ближе, будто хотел заслонить ей дорогу. – Сам патриарх тебе завещал: сохраняй в чистоте одежды крещения! А ты! Едва год прошел, а ты уже снова кровью идольской жертвы хочешь их запятнать!

– Не хочу.

– Ты же знаешь, что жертвы эти князю не помогут, ибо нет силы у идолов!

– Знаю. А народ верит, что есть.

– Но твое дело – просвещать народ, а не потворствовать его заблуждениям!

– Я буду просвещать. Но прямо сейчас, сегодня, его надо успокоить. Пойми, – Эльга с мольбой заглянула ему в глаза и заговорила очень тихо, почти шепотом, чтобы даже Прияна не слышала: – Ты помнишь, что недавно стряслось. У княгини родилось мертвое дитя, и народ решил, что виноваты я и наш Бог. Сейчас исчез сам князь, и он может погибнуть. Если хоть кому-то придет в голову, что беду послали боги, разгневавшись за мое крещение, то мы погибнем все. Я, ты, Горяна, все христиане киевские. Будет хуже, чем тогда с Предславом…

– Смерти мы не боимся, ибо в воле Божьей…

– Да разве я за себя боюсь! – Эльга мельком подумала о Бране, но сказала о другом. – Если народ поднимется на меня, в Киеве будет кровавое побоище, пожар, раздор на долгое время. Святослава нет, и если я погибну, Киев и земля Русская останутся без верховной власти. Вся держава наша развалится и в руки врагов упадет. Снова будут поляне хазарам дань платить, как сто лет назад. Вот чего я боюсь. И все отдам, чтобы этого не было.

– Всякая власть от Бога – ты помнишь? И твоя тоже. Господь рассеял врагов своих! Бог дал тебе власть, у других отнял. Бог наставил тебя на истинный путь. Власть в Киеве ныне – только твоя, понимаешь ты? У тебя все есть: дружина, сила. И ты, имея в руках слово Божье, крест Господень, и меч, Богом врученный, – пятишься? Уступаешь врагу, когда должна смело напасть на него? Твой долг – не потворствовать язычникам, а крест утвердить там, где идолы стоят. Нет в тебе доверия к Богу, к любви Его, а значит – веры нет!

Эльга опустила голову. Он прав. Нет в ней доверия к Богу. Не верит она, что Бог уладит это дело, удержит киевских христиан и язычников от битвы у ее ворот. Или в то, что именно так и будет лучше.