Господин, которого убили дважды

Они замолчали, каждый не зная, что сказать. Лицо Алексея горело, а сердце, казалось, от волнения было готово выпрыгнуть из груди, и он чувствовал его удары всем телом. Разгорячённая плоть протестовала и совершенно не хотела подчиняться разуму, упорно твердящему, что взаимность Софьи – всего лишь иллюзия его больной фантазии, а своими чувствами он погубит и себя, и её. Якунин тяжело и прерывисто дышал, стараясь успокоиться. Внезапно он почувствовал на себе взгляд. Софья испуганно смотрела на него, смотрела в упор. Стараясь преодолеть дрожь в голосе, Алексей спросил её:

– Софья Константиновна, что-то случилось?

– У вас в волосах запутался жучок. Могу ли я достать его?

– Да, безусловно. А вы не боитесь насекомых?

– Ужасно боюсь, но не позволить же ему поселиться в вашей причёске навечно? – она улыбнулась, и от этой улыбки повеяло тёплым золотым осенним вечером, а Алексею стало невероятно спокойно и хорошо.

Руки Софьи скользнули по шее, коснулись тёмно-кофейных волос. Насекомое рядом с ухом недовольно зажужжало и через секунду улетело. Боже, что творилось с Якуниным во время этого прикосновения!.. Обжигающе-огненная волна накатила на тело, окончательно переставшее подчиняться разуму, и он заглянул Софье в глаза. Что было в них? Страх? Волнение? Смущение? Или же, быть может, страсть? А главное, что бы он хотел увидеть в них? Алексей не мог дать себе правдивого ответа на этот вопрос.

Дорога до усадьбы показалось незаметной, несколько ступеней, дверей и перед ним уже предстала комната Софьи. Теперь Якунин опустил свою драгоценную ношу на кровать. Вокруг неё столпились все гости и хозяева имения.

– Бог мой, Софья Константиновна! Что произошло? – в дверях появился запыхавшийся Павел.

– Она упала и, кажется, повредила ногу. Вы сможете осмотреть её? – спросил Алексей.

– Безусловно. Вынужден попросить мужчин покинуть комнату, и, чтобы Софье Константиновне было спокойнее, может ли кто-то из дам остаться здесь?

– Да, конечно, я могу, – предложила Анна Васильевна.

– Спасибо вам за помощь, Алексей Николаевич, – слабым голосом произнесла Софья.

Якунин, кивнув головой, удалился к себе.

Прошло, должно быть, около часа. Павел и Алексей сидели в кабинете Владимира Борисовича, сам же хозяин отлучился.

– Что вы думаете обо всём этом, Алексей Николаевич? Кто, по вашему мнению, убил Дмитрия Сергеевича? – спросил Реутов, стряхивая пепел от папиросы на коробку с надписью «С. Габай».

– Признаться честно, не знаю. А что думаете вы?

– Мой ответ прост, но, с моей точки зрения, наиболее вероятен. Убийца – наша милейшая вдова, Софья Константиновна.

– Почему вы так решили? – стараясь скрыть подступающий гнев и сдерживаясь, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, поинтересовался Якунин. – И потом, мне кажется, что у вас недостаёт улик, чтобы обосновать ваше обвинение.

– Ошибаетесь, как раз-таки достаёт! Сегодня я проводил осмотр и заметил кое-что любопытное. На шее у Софьи Константиновны совсем свежие синяки, словно её душили, а запястья… на них длинные, продольные шрамы. Полагаю, ей есть, что скрывать.

Павел Александрович Реутов

Алексей почувствовал, что ему дурно. Не может быть! Из-за той ссоры в саду этот новопреставленный ублюдок мог убить Софью, а что было с ней в прошлом, страшно даже представить.

– Это не доказательства, – стараясь сохранять холодность в голосе, проговорил Якунин.

– Согласен, но лишней эта информация следствию не будет. К слову, позвольте заговорить о сокровенном, – наигранно вежливо произнёс Павел. – Я кое-что заметил: вы ведь испытываете нежные чувства к Софье Константиновне, не так ли?

– Что, простите? – прошипел Алексей. – Это наговор, совершенно ничем не подтверждённая клевета!

– А почему тогда вы так разозлились? Послушайте, не стоит никому лгать, ведь в этом нет ничего ужасного… разумеется, если вы не убивали Дмитрия Сергеевича.

– Павел Александрович, вы несколько раз оскорбили меня, – сквозь зубы проговорил Алексей, – что прикажете мне с этим делать?

– Помилуйте, я вовсе не хотел…

Распахнулась дверь, и в комнату почти что влетел Владимир Борисович  с криком:

– Его отравили, а затем застрелили, только что сообщили результаты экспертизы. Ну и дела, представляете себе?

Воцарилась гробовая тишина, и лишь через пять минут её прервало сказанное хором «Ну и ну…»

Глава 4

*

В столовой Верховских было душно и неуютно. Единственными звуками, раздававшимися в комнате, было лишь лязганье столовых приборов, напоминающее Алексею звон кандалов, да стук дождя по оконному стеклу. Господа ужинали за длинным столом, а слуги сновали по большой зале.

– Пока вас не было, я провёл обыск. Ни орудия убийства, ни чего-либо другого, что могло бы помочь ходу дела, мы не нашли, – проговорил Андрей Петрович.

Воцарилась звенящая тишина. Каждому из присутствующих было не по себе от того, что их вещи осматривали.

– А где же Марья Александровна? – спросила Софья у Юлии Михайловны.

– Она не придёт, говорит, что плохо себя чувствует.

После того, как все пожелали Марье скорейшего выздоровления, пристав спросил у собравшихся:

– К слову, никто из вас ведь не слышал выстрела, не так ли?

– Была гроза, и он мог смешаться с раскатами грома, – робко предположила Юлия Михайловна.

– Судя по тому, что на виске трупа есть ожог, стреляли в упор, но звук всё равно должен был быть! Странно это, очень странно.

И снова все замолчали, и снова Алексею стало не по себе.

– Произошедшее… произошедшее просто немыслимо! Два убийства одного и того же человека – это похоже на глупую комедию. Нет, я решительно отказываюсь верить в это! – прервав тишину, воскликнула Анна Васильевна и  всплеснула руками. – Наверняка здесь какая-то ошибка!

– Никакой ошибки, Анна Васильевна, никакой ошибки, – с причмокиванием отрываясь от вкуснейшего рагу, заявил Андрей Петрович. – Совершенно точно установлено, что в стакане с водой, стоявшем на столе, была растворена смертельная доза цианистого  калия. Так что, как и говорил Павел Александрович, сначала новопреставленный был отравлен, а после застрелен.

– А вдруг это было самоубийство? Быть может, Дмитрий Сергеевич сам принял цианид перед дуэлью с Алексеем Николаевичем? Он мог испугаться, в конце концов, – Юлия Михайловна резко замолчала, и её губы болезненно искривились, – такое случается.

– Это было бы совсем не в его характере, – подала голос Софья. – Дмитрий был в ярости, он отсчитывал минуты до момента, когда встретится на дуэли с Алексеем Николаевичем, он жаждал возмездия. Вряд ли бы он решил убить себя в тот вечер.

– И всё же я до конца не понимаю: что произошло между вами? Почему ваш покойный супруг был в такой ярости? Мне кажется, Софья Константиновна, вы от нас что-то скрываете, и позвольте мне предположить, что именно, – ехидно улыбнувшись, сказал молчавший до того Павел.

– Что вы имеете в виду, Павел Александрович? Или же вы хотите открыть нам какую-нибудь врачебную тайну? – язвительно спросил Алексей. Он чувствовал, как начинает закипать.

– Я считаю, что от следствия не должно быть тайн, даже врачебных. Простите, что я говорю о вас в вашем присутствии, милейшая сударыня, однако позвольте мне задать странный вопрос Андрею Петровичу. Видели ли вы руки Софьи Константиновны? – цинично поинтересовался Реутов.

В одно мгновенье Софья сделалась белее смерти, а затем покраснела.