Рабы Парижа

Так, например, несколько лет назад он некоторое время был совсем без практики. И тогда, недолго раздумывая, изменил свою специальность и объявил себя гомеопатом. И даже стал издавать журнал, хотя журнал этот скончался ровно на пятом номере своего существования, вызвав только смех в образованном мире. Впрочем, он и тут не растерялся, начав смеяться злее и беспощаднее, чем другие, обнаруживая в себе задатки философа.

Короче, доктор Ортебиз ни к чему не относился всерьез и с уважением.

Но в эту минуту Маскаро, отлично знавший эту его манеру обращения, все-таки был несколько обижен его легкомысленным тоном.

– Если я тебе писал и просил прийти сегодня утром затем, чтобы ты, спрятавшись в моей комнате…

– Там окончательно замёрз! – подхватил, как ни в чем не бывало, доктор.

– Мы затеваем сейчас громадное дело, Ортебиз, громадное… В случае неудачи его последствия могут быть для нас весьма опасны… Ты должен принять участие в этой игре…

– Ну, что ж, я, разумеется, всегда и везде с тобой… Зажмурив глаза, иду на все, ты хорошо знаешь… Раз ты берешься, значит, дело верное. Ты ведь не такой человек, чтобы проигрывать…

– Ты прав. И все-таки в этом деле есть шансы на проигрыш…

Доктор перебил своего приятеля, молча указав ему на маленький золотой медальон, висевший у него на часовой цепочке. Этот жест, видимо, не понравился Маскаро.

– Что ты мне все тычешь в глаза свою побрякушку, – гневно бросил он, – разве я без тебя не знаю, что всегда могу отравиться тем, что ты в нем таскаешь? Нечего сказать – хороша предосторожность! Я думаю, лучше было бы с твоей стороны вместо этой глупости дать мне какой-нибудь дельный совет!

В ответ на это доктор с улыбкой развалился в кресле, подобно какому-нибудь средневековому барону, приготовившемуся держать речь перед своими вассалами.

– Ну, что ж, если тебе так вдруг захотелось мудрых советов, то было бы лучше вместо меня пригласить нашего общего друга Катена. В таких делах он больше меня смыслит, как адвокат и стряпчий.

Имя Катена настолько возмутило Маскаро, что он в бешенстве сорвал с себя свою греческую шапочку и забросил ее куда-то в угол за бюро.

– И ты, Ортебиз, всерьез позволяешь себе говорить мне подобные вещи?

– А почему бы и нет?

Достойный директор конторы даже сорвал с носа очки. Он хотел поближе рассмотреть своего друга – до того невероятным показалось ему сделанное предложение.

– Ну, и что же тут удивительного? – вел свое доктор, – месяца два, как он перестал бывать даже у Мартена-Ригала…

– Ах, перестань! Твои шутки более, чем странны… Вспомни, как поступил с нами этот человек, которому мы помогли сделать карьеру. Теперь он богач, хотя и тщательно скрывает это!

– Ты думаешь?

– Если бы он сейчас был передо мной, я бы ему, как дважды два, доказал, что у него, по крайней мере, миллион!

Глаза доктора-весельчака вспыхнули.

– Неужели миллион? – спросил он.

– Да, если не больше! Он не то, что мы с тобой, Ортебиз. Мы все еще настолько глупы, что золото течет у нас между пальцами, как песок. Мы не отказывали себе в удовольствиях и капризах, а он все копил и копил!

– Ну, что ж, если он создан без желудка, без темперамента и без страстей…

– Это он-то?! Да он развратничает больше нас с тобой, вместе взятых, да-да! Пока, например, мы с тобой кутили, он за это время брал в свою пользу больше двадцати на сто! Сосчитай, сколько ему перепадет таким образом за год…

– За год? Ты меня утомляешь. Знаешь, я плохой математик. Полагаю, тысяч до сорока наберется…

– Ну, а теперь умножь эту сумму на двадцать лет, в течение которых он пребывал с нами в компании.

Но арифметика всегда была камнем преткновения для доктора; впрочем, чтобы доставить удовольствие другу, он попытался сложить…

– Сорок и сорок, – начал он рассчитывать с помощью пальцев, – это восемьдесят, затем еще сорок…

– В целом составит восемьсот тысяч франков, – подсказал ему Маскаро, – теперь клади на мою долю столько же – и выйдет, что мы миллион шестьсот тысяч франков пропустили мимо своего носа!

– Ужасно!

– Еще бы не ужасно! Теперь ты видишь, что Катен не может не быть богатым. Вот почему я его начал избегать: у нас отныне разные интересы. Он, пожалуй, не прочь по-прежнему получать свою долю, но рисковать он уже больше не желает. Вот уже два года, как он не предоставил нам ни одного дела. С тех пор, как он нажил деньги, ему везде чудятся опасности, и все его советы, как отрыжка сытых обедов.

– Но изменить нам он все-таки, надеюсь, не способен. Маскаро не ответил, продолжая размышлять.

– Да, пожалуй, ты прав, – ответил он, помолчав, – есть вещи, в силу которых он должен нас бояться. Он знает, что если один из нас сорвется, сорвутся и остальные двое. В этом наша гарантия, что он не предаст. Знаешь ли, какую штуку загнул он мне, когда мы в последний раз виделись? Он сказал, что пора нам закрыть свою лавочку и заняться чем-нибудь другим! Будто для нас, как и для него, успевшего набить карманы, могут существовать какие-то другие занятия! Для нас, для нищих! Ну, назови, Ортебиз, сумму своего капитала!

Достойный врач со смехом вытащил из кармана свое портмоне и начал считать…

– Триста двадцать семь франков, – весело произнес он, – а у тебя?

Но Маскаро не счел нужным прибегать к тому же способу доказательств, он ответил с кислой миной:

– Ну, я немногим дальше тебя уехал…

При этом тяжело вздохнул и как бы в наставление себе прибавил:

– А у меня, брат, есть еще так называемые «священные обязанности», от которых ты вполне свободен.

Доктор обернулся к своему приятелю, лицо его, чуть ли не впервые в жизни, омрачилось тенью заботы.

– Ах, черт возьми, – произнес он огорченно, – а я ведь думал, что ты миллионер и хотел даже у тебя занять несколько тысяч, в которых весьма нуждаюсь…

Волнение ученого врача весьма позабавило Маскаро.

– Успокойся, – насмешливо сказал он, – я могу их дать тебе… Всегда необходимо иметь в кассе семь или восемь тысяч.

Доктор вздохнул свободнее.

– Но это все, что мы имеем, весь наличный капитал нашей ассоциации, плод стольких усилий, трудов и многолетнего риска…

– Да, и нам уже не по двадцать лет…

В знак согласия Маскаро снова надел очки.

– Стареем, стареем, дружище, – продолжал он в том же печальном тоне. – Нам нужно дельце позначительнее. Не этими же крохами мы обеспечим себе будущее! Ведь сколько приносят нам наши занятия – четыре, пять тысяч в месяц! Содержание агентов слишком разорительно. А попробуй я заболеть завтра – вот все и стало…

– А ведь это справедливо! – согласился врач, холодея при мысли о подобном обороте дел.