– Младший сын, – кивнул аптекарь. – Они совсем было разорились, этот брак принес немалую выгоду обеим сторонам.
– А сеньор Себастьян даром времени не терял, верно?
– Это не в его духе. Обе дочери вышли замуж за дворян. Впрочем, брак сеньоры Эвы не назовешь счастливым… А вот ее сестра вполне довольна: супруг обладает и титулом, и замком, их мальчик унаследует богатства одного деда и привилегии другого.
– Что ж, старик может со спокойной совестью уходить на покой.
– Едва ли мы этого дождемся. Себастьян Рейес всегда у руля, невзирая на возраст. Недавно его младший брат Оскар вернулся домой – жизнь на севере совсем подорвала его здоровье… а старшему годы нипочем, – аптекарь отпил разбавленного вина и вздохнул. – Любой позавидовал бы такому здоровью и жизненной силе.
– Как случилось, что три поколения живут вместе?
– Сеньор Себастьян построил отличный дом неподалеку от Собора Спасителя, – пояснил Манчера. – Старшей дочери не понравилось жить в поместье, они с мужем вернулись в город примерно через год после свадьбы. Дела супруга сеньоры Эвы совсем расстроены. Сейчас он за океаном, а бедняжка перебралась к отцу. Думаю, сам Рейес и его дочери вполне довольны таким положением, а вот насчет их мужей не берусь судить.
– Чужая душа – потемки… Пожалуй, лучше нам пойти спать, – заметил доктор, взглянув за окно. – К завтрашнему вечеру нужно быть бодрыми, чтобы за ужином держать ухо востро.
Они погасили все свечи и поднялись по лестнице, каждая ступенька которой отзывалась знакомым скрипом. Пожелав Манчере спокойной ночи, доктор вошел в свою старую спаленку. Неразобранные сумки стояли в углу, на столе у окошка мерцала лампа. Одна кровать пустовала, на второй посапывал Лу. Великану пришлось поджать ноги, чтобы уместиться на коротком тюфяке. Ничего удивительного: этот дом никогда не видел учеников такого роста.
Глава третья
Посреди изнывающего от жары города, в одной из спален богатого дома благообразный сеньор сидел в кресле у огня. Он постоянно мерз: жестокие зимы Амстердама, жизнь в окружении чужих людей выстудили тело и душу. От холода не спасали самые теплые и роскошные одежды. Даже ступив на родную землю, он не мог отогреться, а стены нового дома казались холодными и враждебными.
Непривычно темнокожие служанки, которым приходилось в разгар лета растапливать камин, плохо скрывали недовольство новым жильцом. Он отвечал на их косые взгляды снисходительной ухмылкой. В конце концов, чего можно ожидать от вчерашних язычниц, души которых черны, как и тела? Им, конечно, приятнее прислуживать какому-нибудь молодому красавцу, чем копаться в золе возле старика.
Когда же он начал дряхлеть? Пожалуй, с самого рождения. К тридцати годам страдал изжогой, после сорока округлился живот, потом появилась одышка – и вот окончательно превратился в развалину. Едва одолел полвека, а силы на исходе. Волосы на голове исчезли, не успев поседеть, зато борода была его гордостью и придавала благородства уставшему, покрытому морщинами лицу.
За дверью послышались легкие шаги. Раздался стук, и через секунду в комнату вошла Эва.
– Как вы себя чувствуете, дядя?
– Неплохо, девочка, совсем неплохо.
– Вы будете сегодня ужинать со всеми? – она подошла ближе. – Помните, что мы ждем гостей?
– Да-да, тот аптекарь и его удивительный друг. Я не настолько одряхлел, чтобы забывать услышанное… тем более столько раз, – он шутливо погрозил ей пальцем.
Эва рассмеялась и поправила плед на коленях старика. Ей нравилось ухаживать за дядей, а он с удовольствием принимал эту заботу. Приятно было вновь, как когда-то, оказаться в окружении любящей семьи. Ничто так не согревает, как тепло женских рук.
– Гости вот-вот должны прийти. На стол уже накрывают, а в гостиной развели огонь – вы сможете посидеть у камина, если замерзнете.
– В таком случае я подожду там.
Он бросил красноречивый взгляд на палку для ходьбы, с которой не расставался с тех пор, как приехал. Эва все поняла мгновенно.
– Прекрасно, сейчас позову Брама – он вам поможет. А пока извините, у меня дела: нужно проследить, чтобы стол накрыли как следует.
Она выскользнула из комнаты. Через закрытую дверь старик услышал, как Эва приказала Изабелле найти его слугу. Юркая чернокожая девица прислуживала только собственной госпоже и никогда не разжигала огня в этой комнате, но относилась к нему не лучше других. Нарочно оставалась за дверью, чтобы не мозолить глаза любимому дяде хозяйки.
Старик тоже любил Эву: о такой племяннице можно только мечтать. Счастливчик этот ее муж. И редкий идиот, должно быть, – бросить такую красавицу, чтобы махнуть за океан в поисках богатств. Столько лет жил за счет тестя, в ус не дул, как вдруг… Все-таки эти идальго неисправимы, как и все дворянское сословие: гордыня на пустом месте и ничего больше.
Несколько угрюмых минут спустя дверь открылась, и в комнату вошел Брам – здоровенный, как морж, и настолько же тупой слуга-голландец. Живое напоминание об Амстердаме. На круглой голове топорщилась щетина, ручищи свешивались чуть ли не до колен, пальцы были скрючены от постоянного ношения тяжестей. Только на это он и годился: с юных лет таскал тюки в доках, лишь потом нашел теплое местечко на службе у Рейесов. А если учесть, что места теплее Сарагосы не найти, чурбан выгадал вдвойне.
Старик невольно усмехнулся этой мысли, и слуга бросил на него настороженный взгляд.
– Просто помоги мне дойти до гостиной и можешь дрыхнуть дальше.
С Брамом приходилось говорить на голландском: к языкам он оказался совершенно не способен, да и желания изучать что-то новое отродясь не выказывал. Приходилось мириться с его невежеством и тешиться мыслью, что это не навсегда. Рано или поздно его место займет другой слуга; скорее всего, какой-нибудь раб. Старик не слишком доверял им: когда он покидал родные земли, черные невольники были редкостью, а теперь встречались на каждом шагу. Возможно, удача улыбнется и найдется хороший слуга среди местных. Какой-нибудь сообразительный мальчишка из бедных кварталов. То-то было бы славно.
Он поднялся с кресла, голландец подхватил палку, без особой охоты подставил плечо, и они бок о бок побрели в гостиную. Благо, путь был недалек. Старик занимал одну из гостевых спален на первом этаже: подниматься по лестнице наверх, где располагались хозяйские покои, для него оказалось слишком тяжело. Да и вообще внизу было спокойнее. Правда, из-за живущей в соседней комнате старшей племянницы в последнее время стало слишком шумно.
С самого утра к Маргарите приходила Эва, и они проводили за разговорами несколько часов, днем то и дело забегал сын, этот несносный мальчишка, а пожелать ей доброй ночи считал своим долгом каждый обитатель дома. Кроме того, сеньора де Фуэрте отличалась капризным нравом, который только усугубился в связи с ее интересным положением, и беспрестанно вызывала к себе служанок с самыми абсурдными просьбами.
Словом, жизнь здесь нельзя было назвать приятной. Даже в большом доме бывает трудно найти спокойный уголок, тем более если он полон нахлебников.
Брам довел хозяина до гостиной, помог опуститься в кресло и удалился, зевая во весь рот. Старик с отвращением поглядел ему вслед, после чего протянул руки к огню в большом камине и нахохлился.
Из столовой доносились голоса слуг, накрывающих стол к ужину. Оттуда долетали вкусные запахи, но старик никогда не был чревоугодником, и предвкушение богатой трапезы ничуть не взволновало его. Несколько раз мимо пробежала Эва, неизменно улыбаясь и осведомляясь о благополучии дяди. Он благодушно кивал ей и лишь однажды попросил плед, чтобы набросить на озябшие колени. К чему добавлять девочке хлопот, да и не настолько он одряхлел, как могло показаться со стороны.
Слуги закончили накрывать на стол, когда гостиная уже начала погружаться во мрак, но свечи еще не зажгли. Убедившись, что в столовой никого не осталось, старик поднялся на ноги и, стуча палкой по полу, побрел к столу. Встречать незнакомых гостей и расшаркиваться с ними в дверях совсем не хотелось.
Он сел на ставшее привычным место во главе длинного стола, накрытого вышитой скатертью и уставленного блюдами с разной снедью. Стул напротив, который обычно занимал хозяин дома, пустовал. Старик неодобрительно оглядел гору еды, которой хватило бы на добрую команду матросов, но заслышав приближающиеся шаги, напустил на себя смиренный вид.
Его усилия пропали даром: в столовой появился Лоренсо. Младший брат супруга Маргариты фактически поселился в доме с незапамятных пор. Он занимал какую-то мелкую должность при дворе вице-короля и днем обычно ошивался во дворце, однако к ужину являлся без опозданий. Рейесы всегда славились гостеприимством, и порой эту похвальную традицию использовали против них.
Молодой повеса вошел через дверь, ведущую к кухне и помещениям для слуг. Наверняка миловался там с какой-нибудь из кухарок. Младший из братьев де Фуэрте не отличался особой щепетильностью, невзирая на высокое происхождение.
– Добрый вечер, сеньор Оскар. Сдается мне, за ужином у нас сегодня соберется отличная компания!
Старик поджал губы и не соизволил ответить юнцу – тот, впрочем, тут же забыл о собеседнике. Лоренсо с шумом уселся за стол, ухватил из вазы пригоршню сладостей и потянулся за вином.
Через минуту в гостиной послышались голоса, и в дверях появилась сеньора де Фуэрте в сопровождении супруга. Она величаво вплыла в комнату, неся огромный живот впереди себя, и мимоходом кивнула дяде. Он улыбнулся в ответ, хотя внутренне не одобрял поведения Маргариты. В ее-то возрасте не пристало так выставлять напоказ свою беременность и заставлять всех скакать вокруг себя. В отсутствие отца она стала фактической хозяйкой дома, оттеснив на второй план младшую сестру. Впрочем, та как будто не жаловалась.
Сеньор Алехандро, осторожно поддерживая супругу под локоть, помог ей усесться и занял место рядом. Он как-то терялся в тени жены. Может быть, его предки и были основателями королевств, но сейчас мир принадлежал таким, как Себастьян Рейес: богатым, сильным, безжалостным. Старик не без удовлетворения отметил про себя, как ему повезло оказаться среди тех, кто сейчас на коне.
Следом за супругами де Фуэрте в столовую вошла Эва, которую сопровождали двое незнакомцев. Один помоложе, лет тридцати пяти, невысокий и смуглый, с ног до головы одетый в черное, второй – старая развалина весьма жалкого вида. С первого взгляда ясно: аптекарь. Он робко озирался по сторонам, тогда как коротышка в черном держался вполне свободно. Очевидно, успел побывать во многих богатых домах и привык к роскошной обстановке.
– Вы уже за столом! – воскликнула Эва. – Позвольте представить вам сеньора Манчеру и его друга, доктора Эрмите, – она обернулась к гостям и продолжила, обращаясь в основном к доктору: – Моя сестра Маргарита…
– Сеньора Маргарита де Фуэрте, – с непроницаемым лицом проговорила та.
– Действительно, дорогая… Это ее муж, сеньор Алехандро де Фуэрте… Лоренсо де Фуэрте, его младший брат… А это наш дядя Оскар.
Когда необходимые правила любезности были соблюдены, все расселись и приступили к трапезе. Слуги одно за другим вносили в столовую горячие блюда. Свободного места на столе скоро не осталось, а скатерть покрылась пятнами от жирных соусов и вина.
Беседа поначалу не клеилась, каждый был занят содержимым своей тарелки. Маргарита держалась высокомерно и почти не притронулась к пище, хотя муж угодливо предлагал ей лучшие куски. Младший де Фуэрте налегал на вино: привык к обильным возлияниям при дворе. Аптекарь откровенно стеснялся, а его приятель, похоже, был от природы осторожен и знал, когда лучше помалкивать.
Между тем его необычный род занятий, о котором вкратце обмолвилась Эва, вызвал неподдельное любопытство у присутствующих. Даже Маргарита на секунду утратила бдительность и бросила на гостя заинтересованный взгляд. Однако задавать удивительному доктору вопросы никто не решался.
Единственной, кто старался сделать этот вечер приятным, в который раз оказалась Эва. Она ненавязчиво ухаживала за сидевшим рядом дядей, улыбалась каждому, с кем пересекалась взглядом, и время от времени пыталась завести разговор. Все это получалось естественно и ни у кого не вызывало чувства неловкости.