На крючке

Я думаю о недавнем разговоре с Джоном, вспоминаю, как расслабились его плечи, когда он говорил о возможности учиться из дома. Я чувствую, как в груди зарождается гнев, растет и окутывает меня, словно дым. Единственная причина, по которой я переехала в этот город, – это желание находиться рядом с братом и стремление воссоединить разбитую семью. Отец обещал, что будет чаще бывать дома, что Блумсберг – идеальное место, где можно обосноваться, пустить корни и начать уже жить для родных.

А теперь он собирается выслать из дома единственного близкого мне человека. А меня оставить здесь. Работать в кофейне и жить в особняке. Одну. И ради чего?

– И когда ты собираешься ему рассказать? – крепко зажмурив глаза, я выдыхаю.

– Он будет дома еще неделю. Вернусь и расскажу.

– Пап, не сваливай это на мои плечи. Это твоя обязанность – сказать ему и объяснить причины.

Самое обидное, что я могу распинаться хоть до хрипоты, до боли в горле, но это вряд вернет его внимание. И с каждым днем его отсутствия, будь то очередная командировка или экскурсия, на которую нас не берут, он ускользает все дальше и дальше. Туда, куда не доберешься даже при огромном желании.

– Я тебя услышал, милая. Я поговорю с ним, когда вернусь. Прости за сорвавшийся ужин.

И на этом он бросает трубку.

Подавив приступ раздражения, я смотрю на каминную полку, куда я поставила нашу общую фотографию. Я искренне надеялась, что, глядя на нее, я буду вспоминать о лучших днях. И он тоже. На снимке я сижу у него на плечах, и мы оба улыбаемся до самых ушей. Интересно, в какой момент все изменилось? То ли это я изменилась и перестала быть той же наивной девочкой, то ли это отец воздвиг стену между нами после смерти мамы.

А может быть, люди никогда не меняются, а меняется лишь их восприятие.

Я кладу телефон на стол, но в эту же секунду раздается звук входящего сообщения. В сердце трепещет надежда, хотя головой я понимаю, что это не отец.

И, конечно же, это не он. Это Энджи.

Энджи: Идем вечером в «ВР», сучка! Не говори нет. Заеду за тобой в семь.

Сердце замирает, а мысли тотчас устремляются к прекрасному незнакомцу, что пригласил меня на свидание, а потом исчез на несколько дней.

Будет ли он там?

Прикусив нижнюю губу, я набираю ответ:

Я: Ладно. Рассчитывай на меня.

Глава 8

Джеймс

– Питер Майклз ждет встречи.

Сердце екает в ту же секунду, когда имя этой персоны слетает с губ Ру.

– Я знаю, Руфус. Последнюю неделю ты только об этом и говоришь.

– Не умничай, – Ру вскидывает брови. – Это… как ты там говоришь? Неблаговидно.

Его попытка изобразить английский акцент вызывает улыбку, хотя, если честно, я уже и сам говорю не так чисто, как раньше. Годы сгладили разницу в произношении, и мой акцент превратился в странную смесь, не совсем британскую, но и далеко не американскую.

– Так в чем дело? – спрашиваю я.

– В том, что ты должен пойти со мной.

– Я что-то запамятовал: почему мне нельзя было пойти сразу? – вздохнув, я расстегиваю пиджак и сажусь за стол напротив него.

– Потому что ты запугиваешь людей, – тот щурит глаза.

Мои брови поднимаются к линии волос, и я указываю на себя пальцем:

– Я?

Ру усмехается.

– Не прикидывайся дурачком, сынок. Мы оба знаем, что ты… – он взмахивает рукой в мою сторону, – ну, что-то в тебе есть. И другим мужчинам, влиятельным мужчинам, такое не нравится.

– Ты влиятельный человек, но я тебе нравлюсь, – я сдерживаю улыбку.

Ру усмехается, перекатывая сигару между губами.

– Я вижу, что ты мне предан. Знаю, что работаешь на меня, – он пожимает плечами. – За себя я не переживаю. И за тебя тоже. У тебя в этом мире своя роль.

Я, может, и ценю его признание, но почему-то оно вызывает в груди неприятный спазм. Он думает, что осведомлен о моем предназначении в жизни, но на самом деле он не знает всей правды. Ру неизвестно, что мой отец переехал из Америки, когда ему было чуть меньше двадцати лет, и стал самым крупным бизнесменом в Англии. Что я родился в роскоши и до самой его смерти равнялся только на него. Ру не знает, что с момента гибели отца каждая секунда моей жизни посвящена мести человеку, ответственному за это событие.

Фантомная боль пронзает бок. В борьбе с желанием прикоснуться к зазубренному шраму на торсе я сжимаю кулаки и вижу, как белеют костяшки.

Кто-то приходит в этот мир с целью, а другие в нем же калечатся.

Я чувствую искру нежданной эмоции: странная боль тяжким грузом хочет опуститься на грудь. Я сжимаю зубы, пытаясь ее отогнать: время печали давно уже прошло. Теперь мной движет лишь жажда мести.

Пока я сижу в кресле, пламя, подогревающее ориентир всей моей жизни, облизывает меня соблазнительным теплом.

– И когда мы встречаемся?

– На следующей неделе, – с улыбкой отвечает мне Ру.

– Отлично. У меня есть планы на ближайшие несколько вечеров – было бы обидно, если бы они сорвались.

– Даже так?

Я киваю, не желая уточнять, не желая отказываться от своего приза до того, как поймаю его в паутину. Я хочу, чтобы Венди пришла добровольно. В моих руках она станет настоящим предметом хвастовства. Я покажу ее всему миру. Приду к ней домой на ужин и буду наблюдать, как искажается лицо ее отца.

– Да. Есть у меня один очень интересный проект, если так можно сказать, – на моих губах расцветает улыбка.

– И на кой тебе это, парень? – Ру усмехается, проводя рукой по лицу. – С твоей-то внешностью я бы каждый день засаживал в киску. Странно, что ты вообще проявляешь сдержанность.

Я сжимаю зубы, пытаясь избавиться от чувства отвращения, вызванного его словами. Разве это возможно – чтобы я потерял самообладание ради сексуального удовольствия? Одно дело – желание, совсем другое – поддаться искушению. И да, иногда я использую Мойру, чтобы утолить жажду, но я никогда не стану от этого зависим. Годы, проведенные в руках нездорового человека, научили меня важности самообладания. Секс снимает стресс, вот и все. И ничем больше он никогда не станет. Я никогда не получу от него истинного наслаждения.

– Ты вечером будешь в баре? – спрашивает Ру, разглядывая столешницу. В его словах сквозит уязвимость, такая легкая, что ее едва слышно.

– Конечно, Руфус, – кивнув, я встаю и направляюсь к входу в его кабинет.