– Нет, а что?
– Да это же завотделением Петровский! – сестра сверилась с назначением и сразу же поменяла капельницу. – Его не только сестры, но и врачи побаиваются. Он строгий, но профессионал высшего класса!
Лечение в больнице пошло Красавкиной на пользу. Через три дня боли в ноге заметно уменьшились, а через неделю ей уже разрешили ходить, и она на костылях, животом вперед тихонько передвигалась по коридору. Каждый день ее навещала мама, принося домашние бульоны, а по выходным приезжал отец.
Николай Привалов, который должен был дни и ночи проводить в больнице рядом с беременной женой, появился только один раз, а затем надолго укатил в командировку. Но не это беспокоило Татьяну, а то, что ребенок в животе совсем затих. Не было привычных шевелений, которые она раньше чувствовала. Таню направили к гинекологу, и доктор Семенов принял ее в своем кабинете.
Это был пожилой человек с кудрявой седой шевелюрой. Он долго рассматривал рентгеновские снимки, внимательно читал историю болезни, а затем, делая УЗИ, неодобрительно покачал головой.
– Так вы, оказывается, падали? – приподняв густые брови, спросил доктор.
– Да, меня сбила машина на дороге.
– Это неприятно, – констатировал врач.
– А что с ребенком? – робко спросила Красавкина.
Семенов неторопливо закончил обследование, перевел результаты на принтер и, посмотрев на Татьяну, внятно сказал:
– Никакой патологии я пока не вижу, ребенок развивается нормально, хотя перистальтика матки заметно уменьшилась. Я понимаю, что это результат травмы, но только наблюдая вашу беременность, мы со временем сможем сказать, что будет с ребенком. Очень бы хотелось, чтобы роды прошли нормально, но ваше состояние пока этому не способствует. Так что поправляйтесь!
Врач встал, закончив беседу, а сестра помогла Татьяне вернуться в палату. Плохое предчувствие не оставляло ее, и тревожное состояние все усиливалось. Когда пришла мама, Таня расплакалась и, всхлипывая, проговорила:
– Борис Михайлович сказал, что ребенок в порядке, а матка совсем плоха.
– Кто такой этот Борис Михайлович? – сурово спросила Валентина Михайловна.
– Гинеколог, завотделением.
– И хорошо, что ребенок нормальный, но тебе сейчас не о ребенке, а о себе думать надо. Вон как исхудала, одни ребра торчат.
– И живот выпирает, – улыбнулась сквозь слезы Татьяна.
Через три недели гипс сняли, и Красавкину стали готовить к операции по установке металлических спиц. Операция длилась несколько часов, и нога после нее еще долго болела. Если с гипсом на ноге она могла еще кое-как ходить, то с громоздким аппаратом она стала совершенно не транспортабельной и передвигалась только в инвалидной коляске.
Все это так плохо на нее подействовало, что еще не так давно красивая веселая девушка превратилась в худую, страшную, с тяжелой депрессией женщину. По утрам ей не хотелось смотреть в зеркало, чтобы не расстраиваться еще больше. Тяжелое состояние не лучшим образом сказалось и на ее беременности. Таня не могла есть, у нее совершенно пропал аппетит, и ее большой живот, вместо того чтобы расти, стал почему-то уменьшаться.
Целые ночи напролет она лежала с открытыми глазами и бездумно смотрела в темный потолок. Завотделением Петровский, опасаясь за ее состояние, неоднократно говорил с Валентиной Михайловной, стараясь убедить ее в необходимости аборта по медицинским показаниям.
– Вы только Тане об этом не говорите, дочь не вынесет этого.
– Сейчас речь идет о здоровье матери, и если она не поправится, то гарантировать нормальные роды никто не сможет!
– Доктор, сделайте все возможное, а там уж как бог даст.
В оставшиеся до родов два месяца Татьяна почти не двигалась. Ее возили утром в туалет, обедала она в постели, и только медбрат, молодой спортивный парень, три раза в неделю делавший массаж, мог ее немного расшевелить.
Ситуация усугубилась тем, что, когда Николай Привалов вернулся из командировки и зашел в больницу навестить жену, он ее не узнал. Перед ним лежала худая незнакомая женщина, которая не ответила на его приветствие и за время свидания ни разу не улыбнулась. Николай испугался, ему было неприятно видеть жену в таком состоянии, и он решил, что в следующий раз появится в больнице только в случае крайней необходимости.
Доктор Петровский и гинеколог Борис Михайлович периодически навещали больную, говорили ободряющие слова и многозначительно переглядывались. Наконец по решению ортопедов было решено снять металлический аппарат с ноги. Операцию по выемке спиц проводили под общим наркозом, и, когда она закончилась, Красавкину положили в реанимацию, так как остановить кровотечение долго не удавалось. На третий день утром Татьяна пришла в себя и сразу же почувствовала, что начались схватки. Боль приходила волнами, становилось трудно дышать, и Таня закричала. Через минуту прибежала дежурная сестра, вызвала врача, и после короткого консилиума роженицу перевели в гинекологию.
Валентину Михайловну, которая пришла на свидание к дочери, в палату не пустили, и она, понимая серьезность ситуации, все пыталась выяснить у врачей, как себя чувствует дочь. Схватки длились целый день с короткими промежутками, и наконец к вечеру Татьяна родила. Роды принимала опытная акушерка Наталья Пелипенко, которая с роженицами не церемонилась.
– Тужься, мамаша, тужься, твою мать! – громко наставляла она Таню, не обращая внимания на громкие стоны. – А теперь дыши, ртом дыши, дурында!
Ребенок вышел, пуповину обрезали, но не было слышно привычного детского крика. Ребенок родился мертвый, а Татьяну в полубессознательном состоянии увезли в палату.
– Этого следовало ожидать, – протирая очки, сказал Борис Михайлович. – После такой травмы и в депрессивном состоянии ничего хорошего ждать не приходится. Это еще счастье, что она сама осталась жива.
На следующее утро Татьяна проснулась, подозвала дежурную сестру и сразу же спросила о ребенке.
– Вы поговорите с дежурным врачом, – сестра поставила поднос с завтраком на стол, – а сейчас вам надо поесть. Врачи рекомендовали обильное питье, так как вы потеряли много крови.
– Ну, скажите, пожалуйста, кто у меня – мальчик или девочка?
Сестра отвернулась якобы к процедурному столику, а затем быстро вышла из палаты. Таня поела, выпила кофе и осторожно добралась до туалета. Как ни странно, но настроение улучшилось. За окном светило солнце, и по небу раскинулись пушистые облака. На ветке дерева сидел воробей и деловито чирикал.
Зеленая листва плавно колыхалась в такт ветру. Жизнь продолжалась.
Дверь распахнулась, и в палату в сопровождении свиты вошел завотделением Петровский.
– Красавкина, почему не в постели?
Таня быстро, как могла, юркнула под одеяло.
– Как самочувствие? Как настроение? – доктор откровенно улыбнулся.
– Спасибо, немного лучше.
– Гинекология? – обратился он к ассистенту.
– Без патологий, идет заживление родовых путей, – молодой ассистент просматривал историю болезни. – Температура в норме, показатели крови хорошие.
– Вот видите, Красавкина, я же обещал, что вы поправитесь. Нога не болит?
– Болит, доктор, но это не главное. Что с ребенком?
Петровский присел на кровать и взял в свои руки тонкие руки Татьяны.
– Я всегда говорю больным правду, и поэтому они мне доверяют. Ваше состояние будет улучшаться день ото дня.
– Что с моим ребенком, доктор?
– У вас родился мертвый ребенок, но вы молоды и у вас еще все впереди! Будут у вас еще дети, не волнуйтесь!
Таня заплакала, слезы покатились по щекам, и лицо стало некрасивым.
Доктор погладил ее по руке, неловко поднялся и быстро вышел из палаты. Ассистенты последовали за ним, а к больной подошла медсестра, сразу же сделала ей укол, и Татьяна заснула. Она просыпалась, чтобы поесть, затем ее кололи, и она снова засыпала. Через три дня Таня поднялась с постели, к ней пришла мама, и они немного погуляли в сквере у больницы.